Алан Фостер - Тот, кто пользовался вселенной

— Психологу многое должно быть более очевидным, чем обыкновенным существам. Обе наши расы теперь связаны узами дружбы и мира, чтобы в случае необходимости вместе противостоять угрозе извне.

— Да, они на самом деле теперь крепко связаны друг с другом, и многие годы я размышлял над этим.

Другой человек уже давно бы устал от нежелания психолога видеть очевидное. Но не Лу-Маклин.

— Вы отрицаете, что этот союз принес взаимную выгоду обоим народам?

— Нет, никто не может этого отрицать. Но особенно выиграл от этого человек по имени Лу-Маклин.

— Я тоже не стану этого отрицать. Война — плохой бизнес, пусть даже несколько тупиц твердят обратное.

— О, да, бизнес! — Чэхил булькнул с горьким удовольствием. — Вы провели несколько выборных сроков на посту Арбитра, наблюдая за деятельностью обоих правительств. Таким образом вы закрепили свои позиции не только в качестве самого богатого и могущественного человека Галактики, но и самого уважаемого и почитаемого.

Меня это особенно поражает еще и потому, что все наши правительства, сориентированные на интересы Семейства, сильно отличаются от правительств человечества. У нас никогда не было ни императоров, ни диктаторов.

— Я не диктатор, — возразил Лу-Маклин. — Я никогда не добивался абсолютной власти.

— Конечно, вы не настаивали. Это повредило бы для вашему общественному имиджу, вашему предполагаемому альтруизму. Сама посылка, возможно, неверна. Но реальность все же такова. У вас столько власти, сколько вы захотите иметь в распоряжении.

— Больше у меня нет никакой власти. Я ушел в отставку и много лет назад покинул пост Арбитра.

Чэхилу нравилось ощущать под ногами упругий ковер. Он с силой прижался к нему щупальцами.

— Реальность, Киис! Я в некотором роде изучаю реальность. И я знаю совершенно точно, что Караманц, Первая мать Уэла, которая является нынешним Арбитром, обязана этим положением вашим коммерческим интересам.

— Я не контролирую Карам. Она прекрасный администратор. Она сама принимает решения.

— Но иногда спрашивает вашего совета, — добавил Чэхил саркастически.

Лу-Маклин подошел к столу, уселся и сложил руки на животе. Он не занимался укреплением мышц живота, как это делали многие старые люди. Излишки на этом месте у людей не почитались признаком красоты.

— Жаль было бы терять зря свой опыт. Невозможно пренебрегать своим чувством долга перед обеими расами и отказаться дать совет. У меня есть чему поучиться.

— Ну что за фарс! — пробормотал Чэхил по-ньюэльски, и раздраженно повернулся. — Кончайте, Киис. Вы объявили себя Императором союза между людьми и ньюэлами, — так признайте это! Не пытайтесь меня обмануть. Я наблюдаю за вами слишком долго. Правительство принимает многие решения, в которых вы не принимаете участия. Вам это невыгодно. Но они не делают ничего, что не было бы вами одобрено. Почему же надо прятаться за этой вуалью скромности? Вам это не идет!

— Мне нравится, — ответил Лу-Маклин на взрыв негодования Чэхила, — держаться в тени.

— В самом деле? Скажите мне, Киис, а что, если бы мне пришлось представить свои заключения, результаты компьютерной обработки Совету, который наблюдает за деятельностью правительства? Что сказали бы моралисты и любители свободы?

— Какая разница? — спокойно ответил Лу-Маклин. — Даже если они поверят вам и подвигнутся к действию, они все равно ничего не изменят. Вы, возможно, и найдете несколько союзников среди своих коллег, но обитатели сотни разных миров уже привыкли думать обо мне, как об отце. У меня сто шестьдесят биллионов друзей, Чэхил. Не думаю, что ваша теория принесет вам что-либо, кроме огорчения.

— Вы так и остались профессиональным убийцей, — сказал Чэхил. — Вы просто теперь признаны официально, но дела это не меняет. Это не меняет вашей сущности. Вы убивали, когда возникала необходимость защитить себя. Теперь же вы убили свободу двух рас.

— Ну и ну, что за выспренность, — сказал тот насмешливо. — Это не вяжется с вашим обликом ученого. — Напротив, и ньюэлы, и люди имеют сегодня значительно большую свободу, чем когда-либо. Свободу передвигаться между мирами и не испытывать опасения за свою жизнь, опасения столкнуться с предрассудками.

— Скажите мне, Киис ван Лу-Маклин, для вас лично значит ли это что-нибудь или это просто сопутствующий продукт вашей амбициозности? Вы всегда искали власти. Если бы в ваших интересах была война между нашими двумя расами, то вы развязали бы такую войну! Тремованы вынудили вас установить мир. Это стало необходимым, потому что было полезно вашему бизнесу, а вовсе не потому, что вы желали мира во имя мира.

— Да, правда, одно время я рассматривал возможность войны. Но, как вы говорите, мне нужны были мир и покой. — «Странно, странно, — подумал Чэхил. — Что-то странное есть в его загадочной улыбке. Неужели мне опять недостает фактов?»

— Эти принимаемые вами почести, положение спасителя двух рас — все это притворство. Я верно вычислил ваш психологический тип с того самого дня, когда вы присутствовали при рождении.

— Я всегда так думал, Чэхил. Вы меня всегда беспокоили с того же самого дня. Вот, — помню, сказал я сам себе, — маленький и опасный ньюэл.

— Скажите мне, — попросил психолог, — что бы вы сделали, если бы кто-нибудь поверил моей истории о подозрительных сделках между вами и тремованами, если бы кто-либо повлиял на это задолго до того, как вы решили предать их и создать нынешний союз?

— Ах, тремованы! — Лу-Маклин мягко рассмеялся.

Искренний смех, подумал Чэхил. За многие годы он стал отлично разбираться в поведении людей.

— Да, вы предали. Все три расы преданы вами почти одновременно. Предатель — вот портрет нашего спасителя! Не скажу точно, Чэхил, что бы я предпринял. Убил бы вас, скорее всего.

— Я так и думал.

— Но в этом не было бы личной антипатии. Вы мне нравитесь.

— Я не польщен. Ни одно из ваших убийств не является личным. У вас, вероятно, есть чувства, но они не участвуют в той бойне, которую вы устраиваете по необходимости.

— Зачем же вспоминать давно прошедшее? Все сработало так, как и было рассчитано. Мне вас на самом деле не доставало бы. Вы были тем стержнем, вокруг которого многое крутилось. Вы были нужны мне, живой и подозрительный. Я даже хотел, чтобы вашей истории в нужный момент поверили бы. Это было необходимо.

Мысли Чэхила как бы наткнулись на препятствие и побежали в обратном направлении:

— Вы хотели, чтобы моей истории поверили? Значит… вы хотели…

— …чтобы вы получили информацию. Да. Вы помните того программиста, который так любезно доставил вам материалы, бросающие на меня тень подозрения? Тот, кто рассказал вам о пищевых добавках и о заговоре?