Борис Мешарин - Посланник

Гончар одного не мог понять — чем «контору» Устинов заинтересовал? Информа-тор из него никакой, связей нет. А ответ, как всегда, крылся в простом. Все решил госпо-дин случай. Нарвались менты на большого «конторского» начальника, очень большого, когда били Устинова на улице, пообещали и ему «три кучи добра» — вот и сели.

Сейчас эта разборка ему мешала. Пройдет время, все уляжется, но не было у него этого времени, не было. Соленый свою версию выдвинул, и расслоилось СИЗО — кто за Соленого, а кто за Гончара. ГУФСИНовцы от страха трясутся, ничего делать не хотят, ссыкуны чертовы, а братве надо результат показать, раз уж ввязался в тему. Через три дня большой сходняк намечается, а что ему предъявить? Останется Соленый жить — пригово-рят его, Гончара. И сроку три дня всего.

Он вызвал Белого.

— Что там по Соленому? — спросил с раздражением.

— Заперся он, сука, со своими шестерками в камере и подхода к нему нет. Дубаки, сволочи, совсем оборзели, ничего делать не хотят, пока все не уляжется.

— Что не уляжется, Белый, что? На прогулке нельзя, что ли, перо воткнуть? — уже заорал Гончар.

— Не выводят его никуда, даже в коридор не выводят, не попасть к нему сейчас. Правда, удалось установить, что через неделю его в зону отправляют, в красную зону. Это нам на руку, там у него шестерок нет и его уже ждут. Петушки сами его там оприходуют по полной и перо в зад засунут. Гончар, подожди неделю, там в первый же день его кон-чат. Все хорошо складывается.

— Нет у меня недели, Белый, нет. Три дня всего, три. Или нас с тобой самих на пе-ро посадят через три дня. Понял ты или не понял?

Гончар просто взбесился и забегал по комнате.

— Да понял я, все понял — тоже раздражаясь, ответил Белый.

«Тебя-то, может быть, на перо и посадят, а меня-то за что? Я опущенных не коро-новал и в СИЗО смотрящим не ставил». Но вслух он этого не сказал, хотя и понимал, что проблемы возникнут и у него, но до пера не дойдет. В бригадиры отправят, на худой ко-нец простым бойцом определят и все.

— Может у Оракула совет попросить? — неожиданно предложил Белый.

— У Оракула? — усмехнулся Гончар, — где ты его сейчас найдешь, этого Оракула? Дня четыре пройдет, пока с ним свяжешься, а у нас всего три. Ладно, Белый, кумовья, ре-жимники, дубаки — все зассали и проблему через них в три дня не решить. Другим путем надо идти, другим. Ты найди мне какую-нибудь бяку, чтобы в чай подсыпать или еду. Но, чтобы не сразу яд подействовал, а часов через пять и железно подействовал. Пусть балан-дер всю камеру Соленого накормит, никто за них не впишется за отморозков.

Неожиданно зазвонил сотовый, Белый извинился и ответил. Переговорив, сооб-щил:

— Соленого в одиночку до этапа перевели, и он есть отказывается, боится. Жрет имеющиеся остатки. Не получится вариант с ядом, Гончар.

— Получится, все получится. Менты его вызовут, чайку предложат — не откажется у них.

От пришедшей мысли Гончар расслабился и стал успокаиваться, налил себе конь-яка.

— Откажется, он не дурак. И у ментов откажется.

— Не-е-ет, Белый, не откажется. Потому и не откажется, что не дурак. — Гончар выпил налитый в бокал коньяк и плеснул еще. — Он понимает, что жить осталось совсем мало и что его судьба решена однозначно. А на член или перо совсем не хочется. Лучше от яда умереть по-тихому и при этом заложить всех, меня в первую очередь. Наверняка он сейчас думает о том, как бы меня ментам слить, про все дела рассказать, а знает он не ма-ло. Будет торговаться о применении к нему закона о защите свидетелей. Конечно, никто ему срок не отменит, но могут скостить немного и кинут куда-нибудь в Магадан, напри-мер, под другим именем. Где он никогда не был и в лицо его на зонах не знают. Вот с этим ментом из отдела по защите свидетелей он чаёк с удовольствием попьет. Понял?

— Варит у тебя башка, Гончар, — Белый, его правая рука, постарался скрыть ухмыл-ку.

— А ты не расслабляйся, тебя от дела никто не освобождает. Возьми заложников у дубаков — сына, дочь, например. У тех, кто на нас давно пашет, а сейчас пытается отко-сить. И предъяви им — или Соленый сдохнет, или их дети, пусть выбирают. Нельзя нам слабину давать, нельзя, авторитета не будет. Все, чего стал, иди, дело делай.

— Ты же с ментом решил этот вопрос порешать, Гончар… Зачем нам лишние про-блемы?

— Я никому, никому, слышишь Белый, никому не позволю помыкать мной, тем более каким-то дубакам долбанным. Я им что — деньги за просто так платил? И наказание им это — пусть знают, что со мной так нельзя и впредь не артачатся. А потом уберешь это-го дубака — пригласишь ребенка забрать и уберешь. Ребенка отпустишь, дети — святое. Но так сделай, чтобы ребенок не понял, где и с кем он был. Чего встал — исполняй, — прикрикнул Гончар.

Белый вышел, спорить бесполезно и опасно. Совсем не хотелось ввязываться в историю с похищением. Тем более сейчас, когда сам Гончар висит на волоске и неизвест-но, что ему сходняк предъявит. Не исполнить приказ Гончара — самого убьют. Сбежать? Если Гончар в этой мутной воде выплывет, то тоже убьют. Он не дурак, все понимает и страхуется, не зря дал понять, что будет работать и другой вариант с ментом.

Белый вздохнул и пошел инструктировать исполнителей. Благо, что почти на весь сержантский состав СИЗО или, дубаков, как их называли, досье имелось. Состав семьи, где живут, увлечения, школы, детсады и так далее — все записано.

А Гончар снова выпил немного коньяка. «Ну, нету умных людей, нету, одни ду-боломы, только и умеют, что кулаками махать. Где хороших и преданных помощников взять, где»? Он закурил и все-таки решился позвонить Строителю, человеку, которого знал лет пятнадцать, не меньше. Тогда, еще давно, оба выплыли из мутной воды с выго-дой и практически не общались потом. Но оба помнили и знали друг о друге почти все. Прошло много времени, даже истек срок давности совершенных ими когда-то преступле-ний, но каждый знал о новом, молчал и хранил эту информацию, как оборонительный щит. Почему Гончар называл его про себя Строителем — знал лишь он сам. Про эту неви-димую и практически несуществующую связь не знал никто. Но оба понимали, что необ-ходимость встречи может возникнуть, никто ее не хотел, но отказаться бы не решился.

— Здравствуй, дорогой, давно мы не виделись, не общались, о делах наших скорб-ных не говорили, молодость не вспоминали.

Гончар не представился по телефону, но прекрасно знал, что его узнали и поняли.

— Здравствуй. Дел очень много, но можно выкроить времечко через недельку, раньше не получится.

— Дела подождут, дорогой, а ты прямо сейчас и подъезжай ко мне.

Гончар положил трубку. Он не сомневался, что Строитель приедет. Умнейший мужик… Вот такого бы вместо Белого.