Елена Чудинова - Мечеть Парижской Богоматери

– А-а-ах! – Молодой полицейский, с очумелыми спросонок глазами, вскочил, изо всех сил хватаясь за приклад.

Понимая, что не удержит спорного оружия, Эжен-Оливье спрыгнул в галерею, даже не спрыгнул, а упал сверху прямо на полицейского.

Винтовка со стуком упала, бесполезная для обоих. Бесполезен был револьвер в кобуре у Эжена-Оливье, ничем не мог помочь полицейскому его, тоже заточенный в кобуру, пистолет. Они сжимали друг друга, вдавливая в камень, качаясь, стремясь ни на мгновение не ослабить объятий.

– Кафир, сволочь, свинья, – высвистывал на одном дыхании полицейский.

Эжен-Оливье боролся молча, его выучка была куда как профессиональней, чтобы он позволил себе так бездарно тратить дыхание.

Парень оказался крепким и рослым, хорошо кормленным, в нем было килограммов на десять больше, чем в Эжене-Оливье. Он это понимал, еще как.

– Я тебя раздавлю, грязный кафир! Я на тебя патрона пожалею, не надейся, сам горло перережу! Ты мне поулыбаешься от уха до уха! – Полицейскому было явно обидно, что Эжен-Оливье не отвечает. Выкрикивая ругательства пухлым ярким ртом, он противно брызгал слюной.

Незаметно, совсем понемножку, Эжен-Оливье начал пригибать на грудь подбородок. Прижался еще сильней, будто бы в прежних потугах борьбы, резко поднял голову.

Удар, направленный в подбородок, быть может, не оказался безумно силен, но тело полицейского на мгновение дернулось от боли, мышцы чуть-чуть подмякли, хватка немного разжалась. Эжен-Оливье рывком присел, подсек мусульманина под коленки обхватом, собрав все мыслимые и немыслимые силы, встал, продолжая сжимать эти колени руками, поднял и по плечи закинул тело на перила, принялся толкать…

– Нет!! – голова полицейского висела в пустоте, но он делал отчаянные усилия соскользнуть с перил назад, Эжен-Оливье наваливался, наваливался и толкал изо всех сил. – Ты не посмеешь!! Не посмеешь!! Мой отец тебя сварит живьем, он тебя на кол посадит, да ты не знаешь, кретин, кто мой отц, да он…

Последний рывок – тело нырнуло вперед так стремительно, что Эжен-Оливье едва успел разжать собственные руки.

Крик множился, тело кувыркалось на лету и казалось странно деревянным, словно уже неживым.

Перед глазами прыгали сверкающие блестки, в висках бешено стучало.

Странно бравурный мотивчик, затренькавший где-то рядом, показался отзвуком бредового сна. Маленький дорогой мобильник-раскладушка, о котором так некстати для себя не знал имам Мовсар-Али, валялся на полу, выпавший во время борьбы.

Черт с ним, пусть трезвонит. Блесток перед глазами кружилось уже меньше. Нет, нельзя. Надо знать, вдруг те, снизу, поняли, что тут случилось? Или увидали? Эжен-Оливье раскрыл телефон.

– Алло?

– Вали-Фарад? Как там у вас дела, все в порядке? Эй, кто это говорит?! Там, в мечети, кто-нибудь! Позовите моего сына!

– Он не может подойти. Он очень спешит.

Эжен-Оливье щелкнул крышкой и посмотрел вниз. Вали-Фарад, так, оказывается, звали этого упитанного парня, уже не спешил. Раскинув руки и ноги, он неподвижно валялся на мостовой и был очень маленьким.

На мостах, уже на всех, исполинскими штопорами уходили в небо черные клубы дыма. Поблескивала спокойная, серебристая вода Сены. В старину где-то тут висел колокол, огромный. Но даже и без колокола здорово просто стоять и смотреть на бесконечную череду крыш. А эта бедняжка с отбитой головой, верно, была химера. Какой же ты высокий, Нотр-Дам. Ветер трепал волосы, здесь, в высоте, дышалось полной грудью.

Эжен-Оливье бережно поднял винтовку. Роскошная вещь, но у него будет время ее разглядеть с полным на то удовольствием. Штурмовать Нотр-Дам не начнут раньше сумерек. А это значит, ему здесь сидеть еще несколько часов. С сумерками же он спустится по той самой винтовой лестнице, о которой столько слышал с детских лет. Если не повезет, его снимут раньше, чем он сладит с замком. Но ведь очень может и повезти. И тогда он откроет своим двери Портала Страшного Суда. Можно, конечно, открыть и любые из двух других, но, хоть практического смысла нет никакого, он все-таки возьмется за эти. Потому, что Страшный Суд в каком-то смысле начался.

Глава 17

Штурм внутри штурма

Огонь еще лизал черные остовы автомобилей, но дымовая завеса обветшала, износилась как ткань, только не за годы, а за часы, стала полупрозрачной. Было видно, как подтянулись, изготовились к штурму армейские подразделения. Были уже видны вечные Калашниковы, посверкивали на солнце пуленепробиваемые шлемы. «А у нас даже бронежилетов нет, – с горечью подумал Ларошжаклен. – Ну что за бред, почему на армейском складе не оказалось бронежилетов? Ведь любая дрянь запасена, даже салфетки с одеколоном».

– Сейчас попрут так, что мало не покажется, – София передернула затвор. – Дураков ведь нет, правда? Всем ясно, кого первым делом снимать?

– Офицеров, – фыркнул какой-то мальчишка, с обожанием поедающий ее глазами.

– А я было опасаться начала, вдруг кто фишку не рубит? – Немыслимые глаза Софии смеялись. – Без командования войско превращается в стадо.

– Мы постараемся превратить их в стадо столь ими обожаемых баранов, – мальчишка просиял.

– Ладно, Анри, сдаю командование, хотя и останусь немножко пострелять простым солдатом. Через час начнет потихоньку темнеть. Пора готовиться вышибать фликов из Нотр-Дам.

Ларошжаклен молча кивнул, прежде чем прильнуть глазом к оптическому прицелу. Первый выстрел прозвучал. Первый выстрел всегда – камешек, сдвигающий лавину. Лавина сдвинулась.

Абдулла изо всех сил стремился протиснуться в задние ряды, за чужие спины. Знал бы он только неделю назад, как ужасно повернется такая наладившаяся, такая благополучная жизнь! Да он бы засмеялся, принял бы за розыгрыш! Нет благодетеля, некому выдернуть его, Абдуллу, из общей массы, бегущей по голому мосту навстречу автоматному треску! Его черед пачкать мундир, обдираясь о неостывшее железо. Вот, сейчас он поднырнет под кузов бульдозера, а выскользнет уже в открытое пространство, пусть и позади других, но вот сейчас, когда теплое железо выпустит его из своей темной спасительной сени, он переступит черту… Вперед, уже сейчас – вперед… А сбоку – отворенная дверца покореженной кабины грузовика. Похожая на череп кита или моржа какого-нибудь, ведь никто в нее не заглянет сейчас!

Абдулла, обдираясь, втиснулся в кабину. Вовремя. Почти тут же мимо него, сквернословя и пыхтя, пролез следующий солдат. Следующий уже выпрыгнул на пустой асфальт вместо него, а он, пожалуй, отсидится тут.

Новые атакующие спотыкались о тела упавших. Самый большой завал тел образовался около дотлевающей баррикады.