Харик Бу - Армагедец

— Да, — без всякой связи с предыдущим заметил русоволосый, похрустывая луком, — ни к черту, ничего не получается.

— Цэ ще ничого, дали гирше будэ, от побачитэ, — с неожиданным энтузиазмом поддержал старшего приятеля второй участник застолья, пытаясь подцепить одноразовой пластиковой вилкой многоразового использования кильку из консервной банки.

— Не лизэ, падла, — прокомментировал он, но упорно пытался добиться цели и наконец, удовлетворенно крякнув, отправил закуску в рот.

Третий из присутствующих молча убедился в том, что разнокалиберные стаканчики опустели, ловко наполнил их и поднял свою стопку.

— Нэ так все должно бит, — с ярко выраженным акцентом и значительно сказал он, — давайтэ випьем за успэх. Best way to success is success![50]1 — неожиданно перейдя на английский, но вполне внятно продолжил он. — Как сказал мой земляк, будэт и на нашей улицэ праздник.

Кроме проживания в одном старом бараке, одна выразительная черта объединяла этих совсем непохожих людей — глубоко въевшаяся во все поры кожи мелкая черная пыль и огрубевшие, привыкшие к тяжелому труду руки.

После четвертой чарки разговор, и до этого не отличавшийся интенсивностью, вовсе сошел на нет. Закусывали молча и сосредоточенно, как все, что делали, основательно.

— Ты все еще ходишь на старую шахту? — спустя несколько минут, словно нехотя продолжил разговор русоволосый.

— А що ще робыты? Дитям не тилькы хлиб потрибэн. Там ще е вугилля, на мэнэ выстачыть.

— Да, такой работой много не заработаешь. Только что штаны не спадают. Васек, а там у тебя не опасно?

— Та ни. Потришечки можна робыты. Я ж роблю.

Разговор снова застопорился. Кавказец, чутко уловивший тренированным ухом эту специфическую паузу, разлил по новой.

— Скажи ты, Михалыч, — на правах штатного тамады предложил он.

Русоволосый поднял свой стаканчик, абсолютно трезвым взглядом посмотрел на содержимое и изрек традиционное: «Чтоб у нас все было, и нам за это ничего не было».

Выпили с энтузиазмом.

— Да что же они, из угля ее делают? — заметил русоволосый, передернувшись.

— Та ни, мабуть. Вугиллям можна тилькы чистыты.

Васек, после того как закусил, неловко поднялся, едва не опрокинув колченогий табурет, сделал несколько шагов к старой лавке под вешалкой, на которой оставил свой видавший виды пакет и достал из него черный округлый предмет.

— От, — аккуратно положил его на край стола, — вы такэ бачылы?

Михалыч заинтересованно рассматривал практически идеально правильной формы и антрацитового цвета предмет. Попытался ковырнуть вилкой, но сломал зубец, взвесил на руке.

— Камень не камень, точно не уголь, да и не металл вовсе, — добавил он после непродолжительного перерыва, — ты его что, в шахте нашел?

— Так, так, — закивал Васек суетливо, — я ж тилькы тры рокы тут, такого не бачыв, може хто з вас знае?

— Нет. Я такого раньше не видел. Точно говорю. Би-чо, что ты скажешь?

— Все уже закусили? — неожиданно совсем не к месту спросил кавказец, лицо его немного потемнело. — Я когда в тэхникуме учился, ходил в музэй. Там разные штуки били. Думаю это окамэнэлые яйца мэлкого динозавра.

За столом воцарилось кратковременное изумленное молчание, вызванное смелостью и неожиданностью догадки.

— Ну да, мелкого, — недоверчиво протянул Михалыч, делая странное движение, будто примеряя предмет к себе, — как минимум среднего. Слушайте, если там это, ну… яйца его есть, может, там и куски скелета лежат? Такое точно бывало. Может, какой редкий зверь. В музей продадим!

Слово «продадим» возымело удивительное действие. Бедствующие после закрытия шахты, промышляющие от безысходности «черным шахтерством», мужчины оживились. Даже лица, казалось, просветлели.

Выпили снова, теперь за успех нового дела. Решили отправиться на старые выработки завтра же поутру Подробно обсудили, кто что захватит. Народ собрался опытный. С закрывшейся шахты унесли все, что можно, и теперь при желании могли худо-бедно экипировать целую смену.

На следующее утро, как и договаривались, встретились на окраине поселка. Михалыч по праву старшего и опытного придирчиво оглядел снаряжение, сделал несколько замечаний. День был скверный, пасмурный. Порывистый ветер гнал по небу обрывки серых туч. Кавказец запахивал полы старенькой телогрейки и негромко, но выразительно ругался на родном языке.

Пейзаж был почти что лунный. Старые выработки, отвалы, терриконы на горизонте. Полуразвалившееся строение, давно используемое местными как источник кирпича. Несколько ворон, напоминающих обрывки тряпья, пытались лететь куда-то против ветра, странным образом довершая эту безрадостную картину.

— От. Прыйшлы. — Васек сбросил старенькую сумку с плеча и указал на чернеющее в склоне холма отверстие.

— Дурное это место. Лет десять, а то и больше сюда никто не ходит, а все из-за того холма, что рядом. Говорят, в одну ночь появился. Где ж такое видано? — Михалыч суеверно оглядывался вокруг, словно пытался в очередной раз понять, как такое могло произойти.

— Так мэни нихто ни про що такэ нэ казав. — Несчастный проводник на минутку почувствовал себя Иваном Сусаниным.

— Боковая, наверное, — оценил, отвлекаясь от местного мистического эпоса, Михалыч. Прошел несколько десятков метров вглубь и вниз, подсвечивая фонариком. Выбрался наружу спустя минут десять, после предыстории друзья уж начали волноваться. Прокомментировал:

— Ничего, крепеж еще приличный. Так. Я и Васек идем первыми. Один остается на поверхности.

Он достал две коробки, большую катушку кабеля.

— Это что такое? — спросил кавказец, даже не пытаясь оспорить решение приятеля.

— Что, что, телефон. Не кричать же.

Он деловито сбросил телогрейку и быстро, привычно переоделся. Каска с фонариком довершила перевоплощение. Михалыч не забыл и «Спасатель». Пятнадцать лет подземного стажа все же что-то да значат.

Спустя десяток секунд оба исчезли в проеме. Воздух внутри, несмотря на отсутствие вентиляции, был достаточно свежим. Стало значительно теплее. Они прошли метров сто и спустились по неглубокой штольне. В свете фонариков увидели остатки транспортера и старые рельсы, которые не успели разобрать и сдать в металлолом. Неподалеку на боку валялась вагонетка с искореженным бортом.

— Вот. Здесь последний раз работал, — неожиданно перейдя на русский язык, сказал Васек, озираясь и подсвечивая себе. — Точно. Вон заступ сховав. — Он достал из-под рваного мешка, присыпанного породой, инструмент, вяло ковырнул несколько раз.