Василий Гозалишвили - Инкуб

На то, чтобы прогнать новый комм по всем найденным в Сети тестовым программам ушло около часа. И результат меня порадовал — практически все его показатели были лучше тех, к которым я привык. Особенно радовала его многозадачность — загружая процессор десятком параллельных вопросов, я с восторгом контролировал процесс работы, стараясь как-нибудь довести комм до предела его возможностей. Мысль о поиске закономерностей в движении личного транспорта вокруг Парадизо возникла у меня именно из-за желания понять, где находится этот самый предел. И, подключаясь к серверу местного КДП, я пребывал в очень даже неплохом настроении. Правда, недолго…

«Паранойя» подала сигнал об опасности буквально через две минуты после того, как мой комм начал дублировать работу расчетно-аналитического центра КДП! Ознакомившись с выводами программы, я не поверил своим глазам — по ее мнению, в памяти комма существовали закрытые для меня области! Еще раз прогнав контрольные тесты, я слегка напрягся — самотестирование ничего подобного не показывало, а, значит, либо лгала «Паранойя», либо производители комма, указавшие неправильные данные в файле с рабочими характеристиками, либо тестовые программы! В любом случае разобраться надо было немедленно, так как менять настройки «Паранойи», не прекращавшей подавать тревожный сигнал, без крайне важной причины мне не хотелось. Пришлось напрячь извилины…

…Полет в ближайший космопорт оказался лучшим способом испортить себе настроение — контрольный контур, подключить доступ к которому мне удалось без всяких проблем, выявил столько неприятных сюрпризов, что я в буквальном смысле схватился за голову. Во-первых, мне вживили маячок, который изредка посылал сигнал на военные спутники. Во-вторых, в брюшной полости обнаружилось маленькое инородное тело, напрочь заэкранированное почти от всех известных видов сканирования. И, в-третьих, мне удалось удостовериться в том, что часть моего комма мне не принадлежит…

Весь путь до нашего номера я ломал голову, пытаясь понять, кому и зачем это может понадобиться, и может ли комм Элли содержать в себе аналогичные сюрпризы. По моим прикидкам выходило, что да, а, значит, надо было максимально быстро найти способ добраться до начинки этих чертовых «мертвых зон», чтобы максимально обезопасить нас от возможных неприятных сюрпризов…

…Следующим утром я точно знал, что мне имплантировали. САБС-460А. Устройство, во многом дублирующее один из блоков комма, но обладающее рядом «преимуществ». Естественно, не для меня, а для тех, кто собирался им воспользоваться. Полностью неподконтрольный комму носителя синтезатор был способен из «подручного» материала синтезировать широчайший спектр химических соединений, и, при желании, сделать из тела того, в кого оказался вживлен, бомбу или разносчика самой экзотической заразы. Или вызвать у него практически любое заболевание…

В общем, поняв, что эта штучка мне абсолютно не нужна, я озаботился тем, как бы ее оттуда выковырять. Первая мысль, как обычно, оказалась проста до безобразия и настолько же глупа — наведаться в любую клинику и попросить ее удалить. Кроме того, что выбраться из клиники без «помощи» СВБ мне бы не удалось — САБС был запрещен еще лет двести тому назад, — я был точно уверен в том, что его хозяева, поняв, куда я прилетел, этому бы не обрадовались, а, значит, насильно вживили бы мне что-нибудь еще. Так что надо было искать вариант посложнее. И удалять САБС после того, как «Лаэртид» станет полностью подконтролен…

С доступом к закрытым областям комма оказалось гораздо сложнее — несмотря на то, что с программированием у меня проблем не было, на то, чтобы достучаться до них, у меня ушло больше десяти часов. Только вот толку оттого, что я понял, где они располагаются, оказалось мало — ни взломать пароль, ни удалить их у меня, увы, не получилось. В общем, перед самым рассветом я пришел на свой любимый пляж, мягко выражаясь, не в настроении…

Улыбка, появившаяся на лице Лии, стоящей по пояс в воде неподалеку от линии прибоя, пропала, как только она смогла увидеть выражение моего лица:

— Что-то случилось? — грустно вздохнув, спросила она, и, повернувшись ко мне всем телом, двинулась к берегу.

— Да ничего особенного… — я попробовал ее успокоить, но неудачно: хотя мы и не могли читать эмоции друг друга, анализ мимики и поведения все-таки помогал чувствовать происходящее. — Небольшие неприятности…

— Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Пока не знаю… — я пожал плечами и принялся раздеваться. — Ладно, как-нибудь переживу… Спасибо за предложение, кстати…

— Ладно, решишь, что я достойна доверия — расскажешь сам… — улыбнулась девушка и, подойдя ко мне вплотную, так, что ее грудь уперлась мне в солнечное сплетение, ласково погладила меня по голове: — Бедный, наверное, всю ночь не спал. Идем, поплаваем, что ли?

Мне удалось не покраснеть и не выдать неожиданно появившегося во мне желания: ощущение от прикосновения ее груди обжигало кожу даже после того, как Лия, повернувшись ко мне спиной, покачивая бедрами, отправилась к воде. Побросав на песок майку и шорты, я снял обувь и, пробежавшись до воды, с разгона прыгнул в набегающую на берег волну…

Через полчаса от моего плохого настроения не осталось и следа — задавшаяся целью меня рассмешить Лия добилась своего без всяких проблем. Рассказывая байки из своей жизни после ухода от бывшего хозяина, она умудрялась делать это с таким юмором, что я хохотал так, что пару раз хватанул ртом воду. А перед тем, как выйти на берег, девушка вдруг остановилась на месте, и, работая одними ногами, задумчиво поинтересовалась:

— А ты не задумывался о том, что мы — не люди? Или не так. Что люди — мы, а те, кто себя так называет — нелюди?

— Что ты имеешь в виду? — удивился я такой резкой смене темы разговора.

— Ну вот, смотри, когда общаешься с человеком, ты всегда понимаешь, что он тебе врет. Почти в каждом слове, интонации, жесте. Те понятия, которые воспеваются в литературе и искусстве — тоже ложь! Доброта, честь, любовь, верность, самопожертвование, способность сопереживать — это только слова. Ничего больше. Что у них в душах на самом деле? Зависть? Желание добиться своего любой ценой? Презрение? Злоба? Похоть? Список можно продолжать бесконечно, и в нем не будет ни одного положительного свойства характера, не так ли? Ты ведь не мог с этим не столкнуться?

— Ну, допустим… — не понимая, к чему она клонит, пробормотал я.

— А мы переживаем по-настоящему. Первую половину жизни, с момента импринтинга, мы готовы на все ради тех, кто нас купил, как вещь вроде нового флаера или голоцентра. Мы не живем собой, а становимся частью тех, кто нас использует. Сотни, если не тысячи клонов, которым дали жизнь в «Удовольствии», умирают через паршивых восемь месяцев, даже не понимая того, что рядом, за пеленой навязанных извне чувств, есть мир, в котором так много интересного. А единицы вроде нас, получившие свободу по прихоти своего хозяина, живут в безумном окружении гнилых представителей homo sapiens, ежедневно терзаясь от ощущения того, что лучше было бы умереть так же, как и те, первые… Знаешь, за первые восемь лет после процедуры продления жизни я так возненавидела человечество, что была готова убивать всех тех, чьи мысли я в тот момент ощущала…