Андрей Дашков - Двери паранойи

В ящике имелась небольшая крышка, которую старик периодически открывал, чтобы выудить из вечной мерзлоты очередную банку пива. Я не мог понять, куда подевалось его благоговение перед усопшим. Наверное, мой взгляд и вид были достаточно красноречивыми, потому что Фариа услужливо извлек запотевшую баночку и для меня.

Я влил в себя живительную влагу и принялся рассматривать сверху пригороды Рима. Итак, Эльвире все же удалось затащить меня в гости к макаронникам, хотя сама она об этом еще не подозревала. Потом я вспомнил, что Рим – не совсем то место, куда мне хотелось бы попасть.

– Неаполь, – напомнил я Верке, которая косилась на банку с пивом голодными глазами.

Она молча постучала пальцем по приборной доске. У нас почти не осталось горючего. Вот уж не думал, что такая мелочь может помешать Фариа, хотя часто переоценивал его возможности. Я ожидал, что он по-быстренькому организует безагрегатную переработку воздуха в бензин, однако старичок явно растратил слишком много энергии во время последней заварушки. Да и, судя по всему, торопиться было некуда.

«Сессна» заходила на посадку. Фариа поглядывал по сторонам с самодовольным видом и, казалось, излучал на всех волнах: «Наслаждайся жизнью, сопляк, – если сможешь!»

Почему бы не начать прямо сейчас? Я расслабился и приготовился предаться неограниченному гедонизму.

Номер в отеле «Эксельсиор» вполне годился для этого. Груз, спрятанный в ящике, увезли на какой-то склад. Один нюанс, который, если вдуматься, можно счесть почти чудом, заключался в следующем: наш рейс был внутренним, и мы избежали таможенного досмотра.

Вечером Фариа отправился в кабак со своей Беатриче, а я валялся в номере на диване, потягивая кампари, слушал прямую трансляцию «Тоски» из Милана и ни о чем не думал. То есть вообще ни о чем. Жизнь была почти прекрасна.

66

Наутро выяснилось, что я владею, кроме отдаленной недвижимости, кое-каким движимым имуществом, а именно: пресловутым «феррари» пролетарского цвета, рабочей лошадкой «фиат»-»темпо» и трейлером для «семейного» отдыха. Поезд «Рим – Неаполь» был отвергнут боссом как недостаточно гибкий и чересчур многолюдный вид транспорта. Кроме того, босс решил, что Верке можно доверить саркофаг и трейлер, а мы с Фариа отправимся в путь на «феррари».

К обеду старичок обрадовал меня известием о том, что снял виллу в Сорренто. Как ему это удалось в разгар курортного сезона, осталось для меня загадкой. В очередной раз я оказался обладателем кучи денег, кредитных карточек, чековых книжек и прочего бумажного мусора. Опять я был богат до неприличия и не знал, что делать со всем этим барахлом. Когда жизнь под угрозой, становишься бескорыстным, будто христианский святой. Зато Верка отлично знала, на что потратить свои командировочные, и шлялась по номеру в каких-то немыслимых лифчиках, тщетно пытаясь пробудить мою рудиментарную сексуальность.

В шестнадцать ноль-ноль Фариа вкатил в ее морщинистую ягодицу дозу пенициллина и велел заняться «грузом». Я же упражнялся в эпистолярном жанре, сочиняя новое послание бумагомарателю, который, как я предполагал, изрядно соскучился по моим многосерийным откровениям.

В шесть вечера Фариа отправился в Ватикан – он был приглашен на ужин к старому приятелю-иезуиту, – а я совершил прогулку на катере по Тибру и выяснил, что босс не переносит даже легкой качки. Слава тебе, Господи, а то меня уже тошнило от Мистера Совершенство!

День закончился без особых приключений, хотя я так и не сумел вспомнить, откуда мне знаком город. Многое, правда, изменилось за последнюю сотню лет, однако Колизей во всем своем некротическом блеске остался прежним.

Впервые увидев «феррари» в подземном гараже, я долго рассматривал его, пытаясь определить, не «призрак» ли это, сменивший кузов под давлением обстоятельств. Оказалось, ничего подобного. Мне пришлось самому работать руками и ногами, усевшись за руль этого породистого рысака. Тем более что характер у него был не из легких. Меньше ста шестидесяти по автостраде мы не делали. Через пару часов я стал испытывать легкое беспокойство. Трейлер исчез с дороги.

Ничего трагического пока не произошло. Верка вполне могла кувыркаться в каком-нибудь мотеле с шофером-дальнобойщиком. Я дал себе слово, что если эта похотливая стерва и впрямь решила развлечься, то я лично засуну ее в пояс целомудрия из нержавеющей стали и выброшу ключ.

Лишь на подъезде к Формии мы догнали «фиат», тащивший трейлер со скоростью пассажирского поезда. Верка как раз шла на обгон, показывая средний палец водителю тягача с полуприцепом. Пока Фариа вразумлял ее своими дистанционными методами, мне оставалось лишь гадать о происхождении большой вмятины на боку трейлера – прямо под окном с задернутыми кокетливыми занавесочками.

День выдался ясным, но таким жарким, что в трусы можно было запускать аквариумных рыбок. Справа открылся вид на море – резервуар прохлады, а если погрузиться поглубже, то и смертоносного холода. Впрочем, сидя за рулем, не очень полюбуешься красотами природы. Дорога оказалась непростой, кроме того, количество аппетитных грудастых девочек в кабриолетах с откинутым верхом многократно превышало среднестатистическую норму. Возникало впечатление, что они вызревают под южным солнцем, будто тропические плоды, и в июле наливаются соком, так что шорты трещат по швам.

Фариа, почти непрерывно щелкавший «пентаксом» и принявший вид старого ловеласа, имел у них несомненный успех. Завидев его, девочки начинали обсасывать пальчики, посылать воздушные поцелуи и задирать маечки на груди. В глазах рябило от дорогих тачек, обилия загорелой здоровой плоти и сверкающих белой эмалью зубов. И все же эта поездка чем-то напоминала мне бегство миллионера Голикова из Харькова в Крым. Сама цветущая природа выглядела как юное тело, уже пожираемое раком. Сними фальшивую кожу – и повсюду обнаружатся метастазы. Но снаружи еще ничего не было заметно…

Неаполь промелькнул, будто кто-то пролистал перед глазами старый альбом с поблекшими фотографиями. Под Торре-дель-Греко стал виден Везувий, возвышавшийся километрах в пяти к северо-востоку от городка, – темное угрожающее пятно на фоне слепящей голубизны небес. Кастелламмаре, погруженное в полуденную дрему, было населено в основном мухами и одуревшими от жары собаками. Виллы Сорренто утопали в зелени; террасы сбегали к морю белесыми плешами; на зеленоватой эмали залива лениво и самодовольно покачивались жирненькие яхты.

Об истинном количестве живых душ, обитавших на этом берегу, я мог только догадываться. Солнце заставило двуногих спрятаться на изнанке дня. Там они жрали, спали, занимались любовью. Почти ни у кого не возникало поводов для беспокойства.