Егор Фомин - Лестинца

Ригг открыл глаза лишь в нескольких шагах от берега. Выбрался из воды, помог принцу и с наслаждением растянулся на теплом камне Лестницы.

— Ты что, — удивленно спросил принц, уже одетый, видя, что Ригг подошел к воде, — уже обратно?

— Дак надо же, — пожал тот плечами, — поспешать бы надобно, а то разотдыхаемся. У меня же мама там.

— А ты не думал, — начал принц, но смутился, — чтобы… чтобы нам одним уйти?

— Остальных бросить? — переспросил Ригг, — как же можно? Да и не пройдем, одни-то, мыслю.

С тем прыгнул в воду.

Принц видел, как тот благополучно добрался до другого берега. Как размахивал руками, объясняя Лансу, как плыть. Но когда Ланс с Итерниром добрались до этого берега, и Ланс вытянул свое подтянутое обнаженное тело на камень, у принца захватило дух. Все тело Ланса было покрыто шрамами. Вот настоящий мужчина, подумалось Кан-Туну, у которого был всего один шрам и тот от падения с лошади в глубоком детстве, вот истинный герой.

Ланс, перехватив восхищенный взгляд, недовольно буркнул:

— Каждый шрам — пропущенный удар, — развернулся и вновь нырнул.

Сказал он это очень веско. И поневоле задумавшись, принц почувствовал себя неловко.

— Шрамы красят того, кто их оставляет, — наставительно сказал Итернир.

Потом задумался, глядя на принца, и проговорил, плохо сдерживаясь:

— Героем стать хочешь? — спросил Итернир, садясь перед ним на пятки, — великим государем и полководцем? Шрамам завидуешь?

Принц, не понимая, взглянул на него.

— Мечтаешь, — укоризненно покачал головой Итернир и продолжил, ожесточаясь, — а что война приносит, ты так и не понял? Тебе мало Дня Мертвых, когда погибшие соратники рядом с собой? Ты видел поле боя, покрытое трупами. Ты думаешь, это подвиг?

Принц понимал все меньше.

— Но ты не видел разграбленных и сожженных городов. Не видел женщин, с распоротыми животами среди пожарища. Не видел разорванных пополам детей!

В глазах Итернира принц увидел дикие орды солдат, жгущих и грабящих поверженный город, услышал плач детей и вопли женщин.

— Но слабый не достоин жить! — воскликнул он.

— Так поется в песнях? — зло спросил Итернир, — да! Я сам пел эти песни. А такие, как ты, их слушали. И мечтали вести войска и покорять народы! И погибали люди! Не воины, а пахари и пастухи! Грязь и смрад, вот что такое война!

Выкрикнув, Итернир прикрыл лицо руками.

Пригладил волосы.

Медленно опустил ладони.

— Откуда ты родом? — тихо спросил принц. Почему-то не хотелось сейчас спорить и доказывать свои высокородные права.

— Из Пирении, — ответил Итернир, отворачиваясь.

— Прости, — тихо произнес ошеломленный Кан-Тун, неожиданно для самого себя.

— Что?

— Прости, — повторил принц.

— Что? — посмотрел на него Итернир.

— Прости, — еще раз сказал Кан-Тун.

— Ты извиняешься? — удивился Итернир, — извиняешься за своего отца и других правителей? Ты Кан-Тун, принц крови, шестой принц четвертого колена просишь прощения?

— Да, — ответил принц, опуская голову, потом встал и, глядя сверху вниз, произнес, — и еще я обещаю, что, если стану я государем, я не буду воевать, чтобы подчинить кого-либо! — перед глазами мелькнул трактирщик Шетен, крестьянин Неуем, воевода Грол, и третий принц Рен-Тун. Брат, — и еще я говорю, что никогда не предам свой народ. Правитель нужен, чтобы мог жить народ. Я обещаю…

Итернир встал и, пристально глядя в его глаза, взял его за плечи.

— Остановись, — твердо сказал он, глядя старыми глазами, — ты уже пообещал очень много. Ты сильно вырос здесь, мальчик. Лестница делает из тебя мужчину. Если ты сделаешь то, что обещал, ты будешь самым лучшим государем. Прости и ты меня за мои резкие слова.

— И ты меня прости, — в порыве поддержал его принц, — я хотел оставить вас здесь и уйти дальше. Но понял, что не могу.

— А может быть, уже за этими ступенями — боги? — указал Итернир вверх, очень серьезно глядя на принца.

— Это было бы нечестно. Вы привели меня сюда, и я не могу идти один.

— Странно, — пробормотал потрясенный Итернир, улыбаясь своим мыслям, — принц заговорил о справедливости. О справедливости для простолюдинов. Раньше ты бы сказал, что это не благородно. Что же ты делаешь с нами, Лестница?! Хотя знаешь, все что мы прошли как-то настроено на то, чтобы мы шли вместе. Вспомни, мост нам никак не построить в одиночку.

— Да и великанов, тех, что в самом начале, — продолжил принц, никто из нас один бы не победил.

— У тебя открываются глаза, — усмехнулся Итернир, впервые улыбаясь ему добродушно.

25

Они хорошенько отдохнули, поели. Ригг вновь обработал своими снадобьями рану Итернира, постоянно жалуясь, что нельзя развести костер. Когда солнце уже клонилось к закату, они зашагали по белым ступеням. Хотя усталость и не советовала им этого делать.

Казалось, что конец пути уже близок. Что они прошли достаточно испытаний. Ощущение конца пути пьянило и гнало наверх.

Солнце давно покинуло небо, окутывая мир покрывалом тьмы, а они все шли и шли, отрешенно переставляя ноги. Теперь ступени не становились уже и круче. Но поднялся невыносимый ветер. Он был холоден, словно дыхание смерти. Проникал под летнюю одежду, рвал с плеч плащи.

В конце концов, Крын опустился на ступени и, тяжело дыша парующей грудью, отказался идти дальше. На попытки уговоров мотал головой и отбрыкивался. Он горько ревел и жаловался на свою судьбу. Но именно принцу удалось его поднять. Именно он заставил продолжить путь. Дойти до конца. Так было надо.

Они поднимались все выше и выше. Ветер хлестал по щекам, а на ступенях заблестела ледяная корка. Приходилось ступать осторожнее, выверять каждый шаг. Но корка льда на белых ступенях становилась все толще, и то и дело кто-нибудь оступался. Спасало только то, что все обвязались веревкой с самого начала подъема и, если кто-нибудь оступался, привычно и слаженно напрягались. И шли вверх.

Корка льда все нарастала, и, наконец, ступени лестницы заплыли, сливаясь в бесформенную ледяную глыбу. Внизу под лестницей, от этого монолита росли огромные сосульки.

Они остановились и, с трудом балансируя на льду, начали вырубать ступени. Монотонно тянулась ночь. Они, сменяясь, рубили ступени. Даже принц участвовал в этом.

Нога Итернира распухла и отказывалась заживать. Постоянно открывалась кровь. Ригг менял повязку, прикладывал лед, но Итернир дурел от боли.

Медленно, ступень за ступенью, поднимались вверх. На узких, освобожденных ото льда ступенях невозможно было хорошо отдохнуть и каждый с нетерпением ждал своей очереди, чтобы двигаясь согреться.