Роман Подольный - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 29

В финале А. Толстой с большой силой живописует падение новоявленного диктатора, крах всей его лавочки. Восстание возмущенных народных масс, не пожелавших, чтобы их превращали в рабов с вживленными электродами, сметает всемогущего Гарина со всеми его гиперболоидами. Бывший властелин мира (капиталистического) и его любовница оказываются на необитаемом острове, где даже не разговаривают друг с другом, потому что разговаривать им не о чем; разоблачение суперменства, крайнего индивидуализма возводится здесь в степень символа.

Такова идейная сущность образа Гарина. Но Гарин — вовсе не ходячий порок, это — личность, темная, но не примитивная. Он аморален, он с легким сердцем отправляет на смерть своих друзей-двойников, но умен, дерзок, предприимчив, не чужд земных радостей. В неудавшихся экранизациях романа, о которых пойдет речь дальше, образ самого Гарина получался совсем неплохо, исполнители его «видели». Может быть, лучше всего автору удалось показать его противоречивую сущность в сценах наивысшего торжества своего героя: Гарин добился задуманного, он провозглашен всемирным диктатором. И Петр Петрович, который успешно схватывался с целыми флотилиями, оказался сраженным предрассудками того общества, которым он возжаждал верховодить. Он бесится, он воет от тоски, но вынужден подчиняться дурацким условностям, ритуалам и этикетам, вынужден изображать собой сонм всех мыслимых добродетелей: ведь другим и не мог быть в глазах обывателя первый человек. И тут Гарин ничего поделать не в состоянии, это ведь его общество; революционизировать, изменять социальную структуру он ведь не собирался.

Еще одна черточка, тоже придающая образу объемность, даже противоречивость. Гарин всюду тащит за собой самого непримиримого своего противника — советского гражданина Василия Витальевича Шельгу. Зачем ему Шельга, зачем он упорно сохраняет жизнь чекисту, прекрасно зная, что Шельга немедленно бы его уничтожил, если бы получил такую возможность? Гарин тщеславен; ему нужны зеркала — покрасоваться. И не только зеркала из льстецов и подчиненных; он способен рассмотреть в Шельге те достоинства, которых лишен сам, — прямоту, честность, бескомпромиссность. И ему очень хочется, чтобы именно такой враг видел его возвышение.

Образ Шельги представляется недооцененным. Ведь это «сыщик» нового типа, которого в нашей (а не о нашей и говорить нечего) литературе до «Гиперболоида…» не было. Сыщик в мировой детективной литературе уже к тому времени фигура, в достаточной степени подпорченная героями типа Ника Картера и Ната Пинкертона, «красный детектив» тоже изображал работников следствия в самом упрощенном виде, чаще всего подражая заграничным моделям. А тут впервые появился агент, в котором главное не профессиональная выучка, не сверхъестественные криминалистические способности «серого вещества», не крепкая служебная добросовестность. Шельга прежде всего человек идеи, решения и поступки которого обусловлены убежденностью в том, что его служба, его риск нужны и полезны родной стране и всему революционному миру. Он начинает как простой инспектор угрозыска, расследующий загадочное убийство на Крестовом острове в Ленинграде, но затем, следуя за Гариным сначала по доброй воле, потом по недоброй, вырастает в прообраз Разведчика с большой буквы, которые оказались особенно необходимыми во время минувшей войны. Закономерно видеть такого человека во главе восставших рабочих.

А вот с американским миллиардером Ролингом у Толстого явно не получилось, хотя он опять-таки верно подметил пресмыкательство международного капитала перед экспансией Соединенных Штатов:

«Американский флаг опояшет землю, как бонбоньерку, по экватору и от полюса до полюса»… В образе химического короля писатель не сумел преодолеть существующие трафареты, а может быть, и создал свои. Во всяком случае, надо признать, что в изображении империалистических акул наша литература со времен «Гиперболоида…» не очень продвинулась вперед.

«Распознать буржуя просто (Знаем ихнюю орду!): толстый, низенького роста и с сигарою во рту», — иронизировал в те годы Маяковский. О научно-технических идеях «Гиперболоида…» написано довольно много, тем более что сам писатель давал для этого поводы, охотно пускаясь в научные или псевдонаучные рассуждения и даже рисуя схемы изобретенных приборов. У него есть любопытное сообщение, по поводу которого до сих пор никто не может сказать, правда это или нет: «Когда писал «Гиперболоид инженера Гарина», старый знакомый Оленин рассказал мне действительную историю постройки такого двойного гиперболоида; инженер, сделавший это открытие, погиб в 1918 году в Сибири…» Впрочем, если удариться в ретроспекцию, то, очевидно, первооткрывателем идеи испепеляющего луча следует считать неизвестного автора легенды о зеркалах Архимеда, которыми он якобы сжег неприятельский флот в Сиракузах. Предание это появилось вовсе не в античные времена, а в средние века, когда проверить его достоверность было уже затруднительно. Впоследствии изобретатель «камеры-обскуры» Жан-Батист делла Порта попытался даже описать конструкцию подобного «сжигателя». Конечно, это было чистейшее прожектерство.

Ссылки на роман А. Толстого участились после появления квантовых генераторов — лазеров, которые хотя бы в отдельных чертах и вправду напоминают гаринские, точнее толстовские гиперболоиды, прежде всего нерасширяющимся, тонким как нить лучом света огромной мощности, способным жечь и резать. Первыми на это сходство обратили внимание сами ученые. «Для любителей научной фантастики я хочу заметить, что игольчатые пучки атомных радиостанций представляют собой своеобразную реализацию идеи «Гиперболоида инженера Гарина», — заявил высокий авторитет в данной области академик Л. А. Арцимович. Практически ни один из пишущих об открытии лазерного излучения не смог обойтись без упоминания об А. Толстом. Один из физиков, открывших это явление, ныне академик Н. Г. Басов, в те годы писал: «…Уже действуют генераторы, излучающие остро направленный пучок интенсивного света. Правда, мощность этого пучка пока не столь велика, как у «гиперболоида», созданного фантазией А. Н. Толстого…» А писательница И. Радунская так и назвала свою книгу об этом выдающемся открытии — «Приключения гиперболоида инженера Гарина».

Такое признание — большая честь для фантаста, тем более что в те-то времена об игольчатых пучках слыхом не слыхивали. Строго параллельные, нерасходящиеся лучи света в традиционной оптике принципиально невозможны, что с блеском и доказал в вышедшей десятилетия через два автор книги «О возможном и невозможном в оптике» профессор Г. Слюсарев. Фантастику А. Толстого он категорически назвал «недопустимой». Поучительно отметить, что в конечном итоге истина оказалась скорее на стороне необузданной фантазии художника, нежели строгих знаний ученого. Так еще раз одержали победу творчество, воображение.