Виталий Сертаков - Симулятор. Задача: выжить

Но стрелять было некуда. Слева — глухой забор и справа, а впереди — поваленные ворота, за воротами — красивый кирпичный особнячок. Я силился и не мог припомнить, кто же из соседей тут жил. Слишком многое поменялось вокруг, стерся привычный ландшафт…

Что-то там было не так, в особнячке, я не разобрался. Просто отметил некоторую неправильность и отключился, полно других дел наметилось, поскольку. Десятка полтора детских ножек валялись впереди, прямо у нас на пути, на блестящем покрывале паркета. Кровь из них почти не вылилась, и мухи не кружили. Милое дело...

Нам необходимо было пройти именно здесь. Слева и справа серые минареты вгрызались в Сосновую аллею, нависая черными тенями на фоне фиолетового неба. Только здесь оставался нетронутым узкий проезд. Надо было решиться и пойти между валяющихся как попало детских ног. Я различал на ножках мелкие царапины, родинки и белые квадратики пластыря.

Валентин перегнулся пополам, его рвало желчью. Жена генерала пряталась за мужнюю спину; ее зубы стучали с таким звуком, словно поблизости работала газонокосилка. Я даже не сразу сообразил, что же так стучит. Раду шевелил белыми губами; то ли молился, то ли богохульствовал. До дома прокурора нам оставалось совсем немножко, от силы стометровка. Наконец генерал каким-то образом успокоил супругу. В бурлящей тишине раздавалось лишь сиплое дыхание. Если не дышать, слышно, как тихонько бурлит из леса; мы живем на крышке бутыли с газировкой, хе.

— Может, обойдем? — нерешительно предложил генерал.

— Они попали под стекло, — Валя вытерся рукавом, он уже смотрелся гораздо лучше. — Я хочу сказать, на малышню никто не нападал. Они попали под волну...

— Да, раны запеклись, — Саша-Нильс кивнул облегченно, будто смерть от стеклянной волны была чем-то приятным. По мне — так ничего приятного нет, когда испаряется половина туловища, хе.

Никто не в состоянии объяснить, куда проваливаются части тел. Как-то нетактично говорить про людей. Например, козленок; козленка все видели, и то, что от него осталось в «нашем мире», мы скушали вместе. Дед выдвинул теорию о пространственных «карманах», образующихся от столкновения антиматерий...

Нет, вы послушайте музыку слов! Можете обозвать дерьмо «фронтом управляемой антиматерии», от этого оно не перестанет быть дерьмом, хе!

Зато я вспомнил, да. Я вспомнил, где видел эти ножки, носочки, тапочки, или почти такие же, но в нормальном состоянии, вместе с головками, спинками и прочими частями тела. На восточной стороне озера Белое процветал маленький лагерь, от элитной школы. Иногда они выползают в походы, это смотрится довольно смешно. Одно название «поход», на самом деле они бредут гуськом, только по хорошим дорогам в окружении нескольких педагогов. Взрослые трясутся над мелкими, как наседки; наверное, родители деток сразу повесят за ноги, если с чадом что-то случится. Купаются они в специально отрытом «лягушатнике», в лес детей не пускают — там же клещи, комары и коряги! Вокруг стены, окружающей Сосновую, тянутся фантастические заросли крапивы, поэтому отважные скауты частенько срезают и топают прямо по территории поселка. Охранники их не гоняют. Не гоняли, хе, все в прошлом.

Детки шли в поход. Отряд октябрят, вот так.

— Я дальше не могу, не могу, не могу! — как заводной медвежонок, задергался Валентин. Я встречал этого седеющего солидного дядьку сотни раз, когда он с овчаркой обходил территорию, и в жизни не предположил бы в нем склонности к истерикам.

О, как мы мало знакомы с истинным «я»! К примеру, трусливый Белкин бросил в темном подвале жену. То есть не совсем так, о нет! Напротив, отважный супруг не позволил приболевшей супруге сопровождать его в рискованном предприятии. Он один храбро ринулся навстречу опасности, он перевязывал раненых, успокаивал нервных, он исполнял профессиональный долг, хе.

Он втайне мечтал, чтобы жена умерла до его возращения.

Сержант милиции, хе, был такой фильм. Наш сержант толково руководил подразделением. Победным маршем, не отвлекаясь, мы достигли хижины прокурора. Милое дело, а еще говорят, что у нас судейским мало платят, хе. Дом стоял на краю. Я хочу сказать — на краю земли обетованной, на краю великой черепахи, да.

Как еще передать впечатления?

Свинцово-серые, стекающие в антрацит, стекающие в матовый мрак, пещеры и заросли, бамбуковые дрожжи до горизонта. Только горизонта нет, скушали горизонт, хе. Теперь здесь заканчивался панцирь великой черепахи, и я слышал это.

Мы все слышали это, стоя перед восхитительной витражной дверью с бронзовым колокольчиком. Шуршала материя нашей старушки-планеты, шуршало перемолотое, переваренное естество ее, осыпаясь за край. Очень тихо следовало стоять, не дышать, тогда волосы вставали дыбом. Самое страшное, хе.

У дверей прокурорского коттеджа я вдруг отчетливо разглядел всю смехотворную подноготную нашего положения. Очень может быть, сказал я себе, что это семена. Да, очень похоже на семена. Несколько чрезвычайно вредоносных семечек залетели на матушку-землю, проросли бетоном, медведями и прочей гадостью. Им тут вольготно, сытно, вкусно. А людишкам скоро не понадобятся ружья, им даже кислорода не оставят. Его в атмосфере и так все меньше и меньше...

Сержант толкнул дверь, и мы вошли.

22

... Мы почти подготовились к походу. Зиновий раздобыл офицерский кортик и пистолет. Пистолет, конечно, одно название, пугач. Я могу похвастаться банкой с персиками, двумя банками шпрот и целым ананасом! Да, удивительно, но ананасу ничего не повредило, мы съедим его на десерт... Зато дети припрятали несколько банок консервов, маленькие жулики, и раздобыли воду. Да, черт подери, почти четыре литра дистиллята из гаража! Кто бы мог подумать, там десять раз прошерстили, а дистиллят прятался в банке с надписью «масло»...

Эту воду заберут только через мой труп...

Впрочем, следует излагать по порядку, я снова сбиваюсь. Очевидно, распыленные в атмосфере добавки действуют, как легкий наркотик. Две женщины вообще не встают, впали в транс, бормочут и смеются. Поголовно все скинули обувь, пальцы ног не помещаются. На каком-то этапе пальцы прекратили рост, хоть это радует. Доктор Белкин угрожал гранатой всем, кто посмеет обидеть его супругу. Теперь, когда его супруге уже никто не сумеет нанести вред, я радуюсь хотя бы тому, что внешние изменения протекают у всех примерно одновременно.

Сегрегации не произойдет. Никто не обзовет соседа «чернозадой обезьяной», или еще как. Я вынужден пользоваться лексиконом Жана Сергеевича.

Незаметно деградирую. Литературным языком все тяжелее выражать мысли. Чернозадые мы потому, что цвет нашей кожи никак нельзя обозначить словосочетанием «сильный загар». Бледнолицые стремительно превращаются в краснокожих, у блондинок корни волос стали цвета красного золота, темноволосые также рыжеют. Антонина, доселе слепая старушенция, вполне сносно читает и самостоятельно добирается до отхожего места. Подружки следят за ней, выпучив глаза. Кстати, нам повезло с туалетом. Отчим Элички выстроил во дворе сарайчик для гостей, с туалетом типа «очко». В отсутствие воды домашние удобства пришлось заколотить досками.