Юлия Зонис - Скользящий по лезвию

Тот молча направил машину к синеющим впереди холмам. Он вообще молчал почти все два дня дороги от Линкольна, но это было спокойное, надежное молчание. Соки не спрашивала, что показала ему Машина, протянувшая прямо в мозг свои невидимые отростки. Зато девушке хорошо спалось, а просыпаясь, она знала, что увидит слева привычный профиль ковбоя. Хотя нет, в мыслях она уже не называла его ковбоем. Новое имя пока не придумывалось. Пока он был просто Ричард.

Когда поселок остался позади, все изменилось — быстро и необратимо, словно во сне. Эта равнина еще, возможно, помнила пионеров в их шатких повозках, но вот следы автомобильных шин стерлись начисто — бугристая грунтовка почти терялась в высокой траве. Вечерняя прерия ловила последние лучи солнца. Ковыль, шалфей и полынь стелились по ветру, а чуть дальше, там, где горбились спины первых холмов, травяное одеяло испятнали большие темные пятна.

— Бизоны! — охнула Соки.

Ее руки рефлекторно взметнулись к щекам, и девушка тут же охнула от боли, чуть не вывернув крыло.

— Смотри, это настоящие бизоны!

Мужчина рядом сощурил глаза против закатного солнца, но смотрел он не на бизонов, поворачивающих на шум мотора огромные косматые головы, а на тонкий столб дыма. Дым, сизовато-серый, поднимался от подножия скального массива, заросшего можжевельником и соснами.

Заметив, куда смотрит Ричард, Соки от волнения привстала на сиденье.

— Это типи моего деда! Он шаман. Может, он знает, как меня вылечить.

— А может, валяется пьяный на бизоньей шкуре, орет песни и теребит свою старую ящерицу.

— Мой дед такими делами не занимается, — возмутилась Соки.

— Ладно, тогда он бьет в бубен и варит похлебку из мескалиновых кактусов.

— Да ну тебя. Здесь кактусы не растут.

Раздолбанные колеи совсем исчезли в разнотравье. Тени сгустились. Ричард заглушил мотор, и Соки, выскочив из машины, побежала к типи. Это действительно был самый настоящий типи, с синим верхом и красным низом, с нарисованной белой фигурой бизона. Полог был откинут, и у самого входа на низком раскладном стульчике сидел ее дед. Совсем такой, как ей представлялось: в кожаной рубахе, кожаных штанах, с двумя черно-седыми косами и исчерченным морщинами лицом, он курил трубку и, щурясь, глядел на Соки.

— Дедушка! — крикнула она издалека. — Это я. Я, Соки, внучка Ба, то есть Деборы…

Старый индеец неторопливо отложил трубку, поднял валявшуюся в траве и невидимую до этой секунды винтовку и направил ее на внучку.

— А ну пошел прочь, — без особой злобы сказал он.

— Дедушка…

Соки остановилась. Тень от ног индейца протянулась почти до самых ее ступней, но дуло винтовки смотрело не на нее. Она обернулась. Идущий следом Ричард замер на полушаге, пристально глядя на Джона Рейнольдса.

— Дедушка, это Ричард, он помог мне добраться сюда.

— Я не пускаю на свою землю духов и мертвецов, — ответил индеец. — А ты вакан.

Соки завертела головой, переводя взгляд с деда на своего спутника.

— Никакой он не вакан! — возмущенно заявила она. — Он обычный человек. Он спас меня. А что у меня крыло, так ты не смотри. Это не он виноват, а два мерзких типа. Я думала, может, ты все исправишь, раз ты вичаша вакан.

Винтовка была древней — должно быть, принадлежала еще папаше или даже деду Джона. Шаман взвел курок.

— Ты можешь стоять там, где кончается дорога, — сказал он. — Ближе не подходи. В тебе есть вакан, но живой дух-сичун давно покинул тебя. Его место заняла великая пустота. Не хочу, чтобы ты сожрал меня и мою внучку.

— Если бы я собирался сделать это, то давно бы уже сделал, — невозмутимо ответил Ричард. — Только я не питаюсь маленькими девочками и глупыми стариками.

Затем он обернулся к Соки.

— Я подожду в машине до рассвета. Если передумаешь оставаться здесь, отвезу тебя к семье в Атланту.

Сообщив это, ее прежний защитник развернулся и размашистыми шагами пошел к «Тойоте». А Соки снова осталась одна. Она все еще растерянно хлопала ресницами, когда дед-шаман опустил винтовку и выудил из ворота своей роскошной кожаной рубашки шнурок, на котором висел самый обычный коммуникатор. Джон Рейнольдс набрал номер, подождал ответа и раздельно сказал в трубку:

— Привет, Деб. Все, можешь не беспокоиться. Соки у меня.

Помолчав немного, он поднял голову, неспешно оглядел внучку, после чего добавил:

— Да, разумеется. Она в полном порядке.

В довершение вичаша вакан протянул комм Соки и проворчал:

— А ну-ка, маленькая паршивка, поговори с бабкой. Они с твоей матерью места себе не находят.

На закате дед заставил ее вымыться в большом жестяном баке за типи. Вода была холодная, по коже бежали мурашки. Как ни старалась Соки держать крыло на весу, перья все равно вымокли и неприятно отяжелели. Дед дал ей большое пушистое полотенце, самое обычное, купленное за пять баксов в «Уол-Март».

А ночью опять все изменилось. Соки полулежала, завернувшись в полотенце, на застилавших пол бизоньих шкурах. В центре типи оставался круглый пятачок голой земли, и дед развел там огонь в каменном очаге. Дым уходил под полог и медленно втягивался в отверстие. Когда костер прогорел, дед, облачившийся в бизонью шкуру и маску с самыми настоящими рогами, принялся кидать на горячие угли веточки можжевельника и связки сухого шалфея. По стенам плясали рогатые тени, отчего-то сразу две или три, и сквозь отверстия в маске глаза вичаша вакан горели то красным, как пламя, то белым, как луна на воде. Нестерпимо и горько пахло горящими травами, а дед вдобавок еще взял тлеющий пучок и сунул Соки под самый нос. Она, раскинувшись, лежала на полотенце и потела, ужасно потела — пот просто градом лил со лба и щипал глаза. Свет в типи был тусклый: в двух плошках горел вонючий жир, хотя в углу Соки заметила что-то вроде керосиновой лампы. Вичаша вакан уже не жег травы, а бил в бубен и заунывно пел, и в животе Соки нарастала приятная тяжесть. Затем тяжесть сделалась неприятной и острой, как будто кто-то царапал ее изнутри.

— Это же надо, — бормотал дед-шаман, — и кто тебя надоумил раздвинуть ноги перед Вороном? Так поступают разве что чокнутые девки оджибуэев, когда желают вылечить бесплодие.

С этими словами он достал из костра головню, насыпал на нее какой-то бурый порошок и подержал руки над дымом, а потом положил их на живот Соки. Его огромная тень на потолке повторяла все движения. Когда ладони, нечеловечески горячие, коснулись кожи, Соки вскрикнула. Внутри все стянуло судорогой, ноги раздвинулись, позвоночник выгнулся дугой.

— Нет, — покачал бизоньей башкой кто-то, назвавшийся ее дедом.