Джон Уиндем - День триффидов. Мутант-59

Поперек ясного звездного неба пролегла пламенеющая оранжевая дуга; было видно, что начало ей дает какое-то движущееся тело. Некоторое время оно росло на глазах, а потом распалось на три огненных комка, которые рассыпались в темноте, словно искры гигантского фейерверка в День независимости. Мать откинулась в кресле и ласково прижала сынишку к себе.

— Это звезда упала, милый. Не бойся, она никому не причинит вреда…

Миссис Гаррис сложила книги мужа на чердаке, прикрыла за собой люк и, тяжело дыша, спустилась по приставной лестнице. В больнице обещали, что он протянет месяца два, а на самом деле все кончилось за три недели…

В гостиной ей на глаза попалась их свадебная фотография в широкой рамке, и, всплакнув, она подумала: а не убрать ли и фотографию на чердак вместе с другими его вещами? Но потом женщина вспомнила о своем высоком давлении и больных ногах и, сняв фотографию со стены, положила ее на каминную доску.

Это спасло ей жизнь.

Командир самолета, следовавшего рейсом 510 из Парижа в лондонский аэропорт Хитроу, был в прекрасном настроении. Впереди не предвиделось никаких особых осложнений, разве что легкая дымка в Хитроу. Дверь за спиной отворилась, и в кабине появился второй пилот. Привычно проскользнув между откинутым сиденьем и пультом и не задев ни одного из бесчисленных рычажков и приборов, он опустился на свое место. Командир встретил его с ухмылкой:

— Думаешь, не знаю, где ты пропадал? Мне казалось, правда, что она помолвлена…

— Все члены экипажа, — ответил второй пилот, потирая руки, — обязаны беспрекословно выполнять распоряжения старших по рангу…

— Ну, положим, только в профессиональных вопросах…

Второй пилот поспешил сменить тему:

— Какое у нас расчетное время прибытия?

— Семнадцать десять, если над полосой не продержат…

Капли дождя скользили по стеклам кабины. Сливаясь в ручейки, они почти скрывали плотную пелену облаков, расстилавшуюся над самолетом.

Командир вышел на связь с диспетчером в Хитроу, стараясь выделить его голос из заполнявшей эфир беспорядочной болтовни.

— Альфа Чарли вызывает борт 510. Вам разрешается войти в зону. В квадрате 82 выполняйте правый разворот…

— Благодарю, Альфа Чарли, разворачиваюсь направо…

Пока командир вел переговоры, бортинженер снимал показания приборов, контролирующих работу каждого из четырех двигателей: температуру, тяговое усилие, давление масла. Свои наблюдения он заносил в бортовой журнал, привязанный к приборному щитку, — а самолет тем временем накренялся, ложась в последний вираж. Вот уже он вошел в конус радиосигналов, которые должны привести его на посадочную дорожку. Второй пилот отмотал, что машина идет совершенно точно и по направлению и по углу снижения. Они миновали первый вертикальный маркер…

Эна Гаррис приготовила на кухне чай и теперь, мрачно уставившись в окно, не торопясь, прихлебывала его из обжигающе горячей чашки.

В левом крыле лайнера, выполнявшего рейс 510, пряталась маленькая серая коробочка, начиненная пластинками с замысловатыми узорами печатных схем. Блестящее дюралевое крыло скрывало в себе целую сеть сосудов, почти не уступающую по сложности живому организму, а коробочка призвана была контролировать подачу топлива в двигатель номер два. Именно отсюда на пульт бортинженера поступали данные о питании двигателя, а также о температуре огненного вихря, ревущего в его турбовентиляторном сердце.

Но вот внутри серой коробочки от одной пластинки стал медленно отделяться двухмиллиметровый проводничок.

А в кабине командир корабля уже обменивался с наземным диспетчером последними репликами:

— Альфа Чарли вызывает борт 510. Вам разрешается посадка на полосу четыре. До свидания.

— Спасибо, Альфа Чарли. До свидания.

И командир выключил передатчик.

Именно в этот момент спрятанная в крыле коробочка окончательно вышла из строя. В двигатель номер два хлынуло горючее из центрального бака, расположенного в нижней части фюзеляжа, хлынуло так, как если бы топливопровод от бака левого крыла был предварительно перекрыт.

Но топливопровод перекрыт не был…

Двигатель захлебнулся, последовал внезапный короткий взрыв, одна из лопаток турбинного вала отломилась и со скоростью пули отлетела вверх. Как нож масло взрезав листовой металл, она прошила плоскость крыла, вспорола герметизированные патрубки и наконец застряла в плотном переплетении трубопроводов между щитком поперечного управления и закрылками. Из разорванных сосудов хлынула “кровь” — красная гидравлическая жидкость. Мгновенно раскрылись внутренние и внешние элероны, и их тут же заклинило. Сорвавшись с подвески, развалился двигатель. Крыло рывком опустилось вниз — и раненую машину неудержимо потянуло в сторону, все дальше от конуса радиосигналов, гарантирующего безопасность…

Миссис Гаррис безрадостно допила свой чай и отправилась в сад, чтобы снять с веревок белье. Едва она сложила первые простыни, серые от дождя и тумана, как до нее донесся гул приближающегося самолета.

Она прожила здесь, в Айлуорте, всего в нескольких километрах от главного аэропорта столицы, целых двадцать лет и обычно не обращала на этот гул внимания. Но на сей раз звук был каким-то особенным, и женщина невольно стала вглядываться во мглу. Надсадный рев достиг немыслимой силы, и тогда над верхушками яблонь в дальнем углу сада вдруг показался исполинский фантастически накрененный крылатый силуэт.

Эна Гаррис остолбенела, не веря собственным глазам, а потом бросилась к дому. Она уже добежала до двери, когда гигантская тень самолета заслонила небо. Последнее, что она запомнила, прежде чем потерять сознание, был черный кокон колеса и блестящие стойки шасси, мелькнувшие над самой ее головой.

С этого мгновения лайнер, выполнявший рейс 510, как летательный аппарат прекратил свое существование. Колесо, расшвыряв черепицу и аккуратные стопки книг, врезалось в чердак, стропила взвились в воздух, словно спички, а самолет перевернулся и начал разваливаться. Одно из крыльев снесло постройки по другую сторону улицы, а фюзеляж, будто вырвавшаяся на волю исполинская торпеда, распахал середину мостовой и, опрокидывая людей и автомашины, проложил по ней страшную дорогу смерти. Оторвавшийся двигатель правого крыла, все еще продолжая работать, пробил витрину переполненного магазина самообслуживания и взорвался внутри, его. Хвостовой отсек, кувыркаясь подобно чудовищному бумерангу, вонзился в стену лотерейного агентства и исчез в облаках кирпичной пыли. Отделившаяся носовая часть, докатившись до конца улицы, подпрыгнула на прощание и закончила свой последний прыжок в сплошном нагромождении домишек, круша их стены и потолки. Остатки фюзеляжа просто рассыпались и завертелись в воздухе кусками рваного металла.