Владислав Выставной - Запредельность

С трудом пришел в себя, обернулся.

Пилота стоял в проеме, прячась в тени люка.

– Что вы? – воскликнул Лекс. – Выходите! Смотрите, как здорово вокруг!

Пилот напряженно переглянулся с техником, стоявшим чуть поодаль. Оба остались на месте. Из всего экипажа зхваченного лидера только этим двоим оставили возможность передвигаться самостоятельно.

– Им нельзя, – пояснил появившийся рядом с ними Конрад. – Я же говорил – Земля закрыта для тех, кто посвятил себя запретным знаниям. Впрочем, во всем есть свои плюсы.

– Какие же в этом могут быть плюсы? – недоуменно спросил Лекс. Сорвав белоснежную ромашку, он с жадностью разглядывал, как по ослепительно желтому центру ползет большой рыжий муравей.

– Чтобы понять это, надо пожить в мире, лишенным так называемых благ цивилизации, – ответил Конрад, помогая спуститься Джи и обрюзгшему от чрезмерных переживаний арбитру. – Природа здесь действительно прекрасна. Но медицина, питание, физический труд…

– Да, да, – проговорил Лекс. – Я, кажется, понимаю…

– А я – нет! – заявила Джи. – Думаю, всегда можно найти разумный компромисс между прогрессом и природой…

– За все приходится платить, – не слушая ее, сказал Конрад. – Вы же знаете, мессия: Предвестники отказались от достижений прогресса вовсе не потому, что им не нравилось жить в комфорте. Речь о другом: ведь мы бьемся за каждый час, отделяющий нас от Конца Сущего.

Он сделал паузу и добавил:

– Но, похоже, эта битва проиграна…

Молчавший до этого арбитр вздрогнул, огляделся, словно не понимал, как очутился здесь, в густой траве под синим небом, и заявил, глядя в горизонт:

– Никто не должен сомневаться в основах веры! С нами Спаситель – а значит, мы все спасены! Слава Спасителю, вечная благодать мессии!

На этом его запас красноречия иссяк. Арбитр ссутулился, поник и сел прямо на траву, продолжая неподвижно глядеть в одну точку. Конрад равнодушно посмотрел на него и отвернулся.

– Не будем делать преждевременных выводов, – продолжая разглядывать цветок, сказал Лекс. – Сначала надо поговорить с теми, кто больше других знает о Конце Сущего… Ведь ради этого я оказался здесь.

– Так давайте найдем этих людей! – нетерпеливо сказала Джи. – Я уверена – если мы сумеем разобраться в первопричинах, то и с войной можно будет покончить..

Конрад едва заметно улыбнулся.

– Если бы все было так просто… – проговорил он. – Вера и логика – что может быть несовместимее. Впрочем, Спаситель здесь – а, значит, у нас есть надежда.

Холодок пробежал у Лекса между лопатками. Он снова ощутил на плечах неподъемную ношу. Среди зеленых лугов и бескрайних лесов трудно всерьез думать о спасении Вселенной. Напротив – здесь остро понимаешь силу природы, которой нет никакого дела до слабых человеческих усилий…

Порыв ветра ударил в спину: со свистом, переходящим в глухой рев, корабль поднимался в небо. Ну вот – они в ловушке. Беспомощные, одинокие, на дикой, отвергшей разум планете.

Об этом, наверное, думала и Джи, прижимаясь к Лексу, испуганно глядя в след улетающему кораблю – последней ниточке, связывавшей ее с привычным миром. Теперь оборвалась и эта тонкая, иллюзорная нить. Остался лишь он – тот, кого она успела полюбить, и который, по странной иронии судьбы, сам явился из мира, еще более чуждого, чем обитель давно уже привычных врагов…

Конрад совершенно не разделял страхов своих спутников. Упершись в бока крепкими руками, он с прищуром оглядывал окрестности, словно ожидая чего-то. Над головой носились птицы, в траве что-то шуршало, чирикало и трещало, и хотелось, чтобы так продолжалось вечно – и не происходило ничего, что могло бы нарушить величественное спокойствие природы…

– А вот и транспорт! – сказал Конрад. – Посадку, конечно, заметили, но я не думал, что они так скоро.

– Едут! – оживился арбитр, с кряхтением подымаясь и суетливо отряхиваясь.

Лекс недоуменно озирался, пытаясь обнаружить тот самый «транспорт». Не сразу заметил он то, что приближалось сюда – слишком медленно оно двигалось. Когда, наконец, появилась возможность рассмотреть, что это такое – Лекс понял: реальность превзошла самые смелые его ожидания.

Транспортом оказалась большая повозка с огромными деревянными колесами, округлым плетеным верхом, запряженнае парой крупных, неповоротливых животных. Пришлось изрядно покопаться в памяти, прежде, чем удалось вспомнить, как они называются.

Волы. Что-то из забытой, темной старины, той, о которой он помнил лишь пару строк в школьных учебниках, да обрывки каких-то книг и фильмов.

– Ой… – удивленно произнесла Джи. – Какие они… странные…

Мельком подумалось, что для жительницы благоустроенной Ассоциации зрелище должно быть еще более удивительным.

Вскоре со стороны приближающегося экипажа донеслись звуки – скрип колес, позвякиваение колокольчика, тяжелое фырканье зверей, следом донесся и запах – не то, чтобы совсем уж отвратительный, однако же, всерьез намекающий на предстоящие испытания.

Послышались окрики возницы, повозка остановилась. На землю, придерживая бесформенную соломенную шляпу, тяжело соскочил мешковато одетый тучный человек. Неспешно, в развалочку, подошел к прибывшим. Сказал лениво, глядя куда-то в сторону:

– Доброго денечка вам, люди добрые… Вас, что ли везти?

Лекс не смог сдержать улыбки: в лице незнакомца явственно проступали черты старого знакомого – зануды Никоса, научного консультанта с «Зевса».

Конрад усмехнулся, сказал негромко:

– Ты что, увалень, ослеп, что ли? Не видишь, кто перед тобой?

Возница, прищурившись, посмотрел на Конрада и его спутников: они стояли как раз против солнца. Впрочем, и на этот раз он ничуть не смутился и сказал ничуть не изменившимся тоном:

– А… простите, ваша милость. Не разглядел вас против солнышка-то. Ну, не серчайте, не со зла я. Все знают, что Ян – не ума палата, и никто на него не сердится, да и я ни на кого не сержусь. Ежели рассудить здраво, то в простом человеке не ум главное, а трудолюбие и обходительность…

– Хорош болтать, дурень!

– Не извольте гневаться, ваша милость, а извольте проследовать в повозочку… И вас милости просим, господа хорошие, туда же, в повозочку. И вас, барышня тоже. Для того я и приехал, чтобы вас на повозочке отвезти. Все-таки, путь не близкий, и на повозочке куда как приятнее ехать, нежели ногами топать. Так это простому человеку идти тяжко – а каково же господам или, скажем, вот такой нежной барышне? Нет, это никак невозможно – природа у господ такая, что ходить они не приучены. А куда нам против природы? Против природы нам никуда….

Свою бесконечную речь толстяк продолжал уже, когда повозка разворачивалась, чтобы двинуться обратно по продавленной в траве колее.