Слепой стрелок - Екатерина Витальевна Белецкая
— Кто придет? И почему? — требовательно спросил Ит.
— Они как-то узнали про мой тайник, — она мотнула головой, указывая на щель в стене. — Увидели, что в нём картины. Достать не смогли, наверное, я не знаю. Но… такое не прощают, вы же понимаете. Я убежала сюда, чтобы попробовать успеть доделать то, что не успела сделать. Но они пришли за мной.
— Как получилось, что вы находились в этом доме, и рисовали? — Иту стало интересно.
— Я ходила убирать здесь по утрам, и выключать свет. Включали они, вечером, но им не очень нравилось идти по холоду ранним утром, чтобы выключить. К тому же через щели сюда постоянно попадал мусор. Листья, пыль. У меня был час, я ориентировалась по сирене. Приходила, выключала, убирала. На самом деле убирать здесь бессмысленно, поэтому большую часть времени я рисовала, конечно.
— Это очень печально, — заметил Скрипач.
— Это жизнь, — она пожала плечами. — В ней случаются вещи, которые куда хуже.
— Да, с этим не поспоришь, — согласился Ит. — И всё-таки, на счет маяка и дороги. Вы хотели её увидеть?
— Да. Увидеть. И ощутить, что маяк существует. Кажется, я знала о нём с рождения, об этом маяке, вот только попасть сюда не представлялось возможным.
— Вы знали с рождения о маяке, и о тех двоих? — уточнил Скрипач.
— Думаю, вам это известно не хуже, чем мне, — кажется, она едва слышно усмехнулась. — Потому что вы уже видели таких, как я, и не раз. Тысячи тысяч спящих бабочек, порой даже не знающих о том, что они бабочки. Я права?
Ит и Скрипач молчали, не зная, что ответить. Они ожидали чего угодно, но только не такого стопроцентного попадания в цель.
Берег. Поляна, оставшаяся на месте исчезнувшего дома Эри. Жесткий вьюнок под ногами. И тысячи тысяч бабочек, лежащих неподвижно на земле, и ждущих. Чего? Момента активации сигнатуры, когда начинает работать Стрелок? Ведь так, выходит дело? То, что казалось просто частью пространства, или игрой случайности там, на Берегу, обрело смысл здесь, в комнате ненастоящего дома, и слова эти, наполненные смыслом, прозвучали из уст женщины, умершей полторы сотни лет назад.
— Учитель Вэй, бабочек вы ведь тоже рисовали, верно? — спросил Ит. — Двух бабочек, сидящих на травинке?
— Верно, — подтвердила она. — Думаю, не только я. Понимаете ли, не всем дано говорить словами. Так, как, например, это делал когда-то Бо Цзюй-и в своих стихах. Мне это не дано. Но я могу говорить руками, и делала это — столько, сколько помню себя. Но не пробуйте у меня что-то выяснить. Я не знаю. Не могу знать. Каждому дано своё предназначение. И мне, и вам.
— Примерно так? — спросил Ит. Почему-то в этот момент он вспомнил, совершенно для себя неожиданно, стихотворение именно Бо Цзюй-и, и прочёл.
Пожить на Сяншане на старости лет
Я ночью впервые пришел.
И осенью белую встретил луну,
Когда полнолунье у нас.
Вот с этого времени стала она
Моею домашней луной.
Я свет ее чистый хотел бы спросить:
Известно ль об этом ему?
[1]
— Возможно, — ответила она. — Известно ли свету Луны, что он стал чьим-то, а Луна стала домашней? Мы не знаем, и не узнаем никогда, кто, кому, и для чего предназначен. Спасибо, что прочитали. Я помню это стихотворение.
— Учитель Вэй, вы несколько раз говорили о маяке, о пути, о звёздах. И сказали, что этот путь предназначен вовсе не вам, — осторожно начал Ит. — Но, в таком случае, кому? Для чего это всё? Какой в этом смысл?
— Указать дорогу, — ответила она тихо. — Я должна была указать дорогу. Потому что моё существование — это лишь часть чужого пути. Гораздо более сложного, чем мой. Мой ведь окончен, но почему-то я всё никак не могу завершить его полностью, закрыть, запечатать. Что-то мешает.
— Вы сказали об истории двоих, — напомнил Скрипач. — Можно подробнее об этом?
— Я рисовала их путь. Так, как могла, — ответила она. — Но я не всегда знала, и знаю, что означают образы, которые я вижу. Те же бабочки. Бабочкой я иногда вижу себя, или таких, как я, а иногда — тех, о ком помню. О двоих. Я размышляла об этом, и пришла к выводу, что бабочка в данном случае — символ бесконечного возрождения. И он применим и так, и так.
— Потому что бесконечно возрождаются — все? — уточнил Ит.
— Не все, — она покачала головой. — Всё.
— Вообще всё? — с опаской спросил Скрипач.
— Видимо, да, — в этот момент эмоции из её голоса исчезли, он стал равнодушен. — Именно всё.
— История двоих тоже? — спросил Ит.
— Когда я училась, я ходила иногда посмотреть на воду, — ни с того, ни с сего вдруг сказала она. — Мне нравилось озеро Сиху, я любила там бывать. Так вот, идти можно было разными путями, но результат был всегда одним — я приходила к озеру. Вы понимаете, о чём я?
— Конечно, — ответил Ит. — Пути могут быть разными, но результат при этом…
— Всегда один, — закончила она. — Так и здесь. Истории могут быть разными, но все они придут к одному и тому же итогу.
— И к какому именно? — спросил Скрипач.
Девушка не ответила. Она промолчала, лишь движение кисти над картоном снова стали быстрее.
— Наверное, нам следует уйти, — сказал Ит тихо.
— Да, вероятно, — подтвердила она. — Сегодня я сказала достаточно.
— Вы позволите нам прийти ещё раз? — спросил Ит.
— Вы говорите так, словно я могу вам запретить это сделать, — ответила она.
— Как знать, — сказал Ит. — Может быть, и можете.
— Я так не думаю, — ответила она. — Это не в моей власти. Равно как и то, что произойдет после того, как вы меня покинете.
— Вы понимаете, кто мы такие? — решился Скрипач.
— Предполагаю, — осторожно ответила она. — И если я права, то моё ожидание, может быть, вскоре окончится.
— Не исключено, — кивнул Ит. — Но обещать мы ничего не можем.
— Я не просила мне что-то обещать, — ответила она. — Идите.
* * *
— Ит, слушай, это как-то… — Скрипач замялся. — Как-то даже не знаю, как. Я в смятении. А ты догадываешься, насколько часто я бываю в смятении.
— Ну да, — Ит покивал каким-то своим мыслям. — Она сказала многое, но при этом она толком не сказала ничего. И не потому, что не знает. Потому что не хочет. В общем, так. Скидываем это всё Берте, и берем хотя бы сутки передышки. Нам всем нужно подумать.
— Ага, хотя бы о том, как вытрясти из неё то, что она знает об итерации. А она знает, — мрачно произнес Скрипач. — Ещё как знает.
— А ещё она знает о том, что действия Стрелка могут быть поливариантными, — добавил Ит. — По сути, она говорит о задаче, и о путях её решения. И об итоге, который всегда один. И вот после этого, рыжий, давай немного подумаем о том, почему тройку, которая имела отношение к этому миру, не стали воссоздавать.
— Не совсем понимаю, о чём ты сейчас, — признался Скрипач.
— Да, собственно, о том, что искаженные в этой комбинации не только сами Архэ, по всей видимости. Если принять, как факт, что искажение Архэ является системной ошибкой, эта ошибка экстраполируется, в таком случае, и на «принцесс», и на «наблюдателей», — Ит покачал головой. — Чем больше мы узнаем, тем меньше мы знаем. Согласен?
— Увы, но да, — Скрипач вздохнул. — Ладно, давай делать отчет. Бедная Берта. Она хотела отдохнуть и подумать. Сейчас она отдохнет, подумает, а тут мы, с этим вот всем. Чего-то я ей не завидую.
— Я и нам не завидую. Потому что именно нам предстоит пройти все четыре локации ещё по разу, как минимум, — заметил Ит.
* * *
[1]
Я в первый раз пришел в Сяньшаньюань перед восходом луны
Бо Цзюй-и (772–846) 白居易 Династия Тан
Перевод: Эйдлин Л. З.
Из цикла: 绝句 «Четверостишия»
Источник: https://chinese-poetry.ru/poems.php?action=showpoem_id=1690
23 Заколдованный замок
На набережной никого не было. Берта сидела на лавочке уже третий час, но мимо неё не прошло за всё время ни одного человека. Может быть, это и к лучшему, думала Берта, безучастно глядя на волны, потому что не очень приятно, когда кто-то мешает твоим мыслям, и нарушает одиночество. Не исключено, что это заслуга Марфы. Почему бы и нет? Марфа ведь на самом деле управляет городом, что ей стоит не пускать на этот участок набережной тех, кто собирался здесь пройти куда-то по своим делам?