Карл Саган - Контакт
И теперь ее смущало, что она не сумеет справиться с собой, увидев инопланетянина, не говоря уже о том, чтобы достойно представить в своем лице человеческий род. На Земле с этой стороны Пятерку не проверяли. Никому и в голову не пришло, что кто-то из них может бояться… мышей, гномов или марсиан. Отборочный комитет просто упустил такую возможность из виду. Элли удивилась, почему об этом никто не подумал. В настоящий момент все казалось достаточно очевидным.
Напрасно все-таки послали ее. Что, если она струсит, увидев хозяев… предположим, они окажутся змееволосыми? И тем скомпрометирует все человечество, которое в ее лице не выдержит важнейшего испытания. С опаской и вожделением глядела она на загадочную дверь, теперь уже оказавшуюся в воде. Подступал прилив.
В сотне метров от нее по берегу шел человек. Сперва она решила, что ВГ первым освободился из экзаменационной и несет ей добрые вести. Но спортивного костюма, свидетельствующего о принадлежности к проекту, на нем не было. Кроме того, даже издали было видно, что этот человек моложе и энергичнее. Она торопливо потянулась к длиннофокусному объективу, но по непонятной ей причине помедлила. Встала, прикрыла ладонью глаза от солнца. На миг ей показалось… но такое было вовсе немыслимо! Неужели у них даже не хватило благородства, чтобы не брать ее голыми руками…
Но ничего поделать с собой Элли не могла. И она уже бежала к нему, а ветер отбрасывал назад ее волосы. Он был как на той из своих самых последних фотографий — счастливый и сильный. Со вчерашней щетиной. И рыдая, она влетела в его объятия.
— Привет, Тинка, — сказал он, правой ладонью поглаживая ее по затылку.
Голос был его. Она сразу вспомнила это. И запах его кожи, и походка, и смех. И щека его кололась именно так. Все это вдребезги разнесло ее самообладание. Ей уже виделись камень, отваленный от входа в древнюю гробницу, и первые лучи солнца, проникающие в ее забытые глубины.
Судорожно глотнув, она попыталась взять себя в руки, но горе накатывало все новыми и новыми волнами, и рыдания не прекращались. А он терпеливо стоял и только безмолвно подбадривал ее взглядом — Элли вдруг вспомнила, что именно так он смотрел на нее от подножья лестницы, когда она впервые самостоятельно карабкалась по ней вверх. Больше всего на свете она хотела хоть на миг увидеть его, и уже давно привыкла подавлять это чувство, понимая, что такое невозможно. И теперь она оплакивала все эти разделявшие их годы.
В детстве и в молодости отец часто снился ей; тогда он говорил, что на самом деле жив и ничего не случилось. Было так хорошо. Он брал ее на руки. Но за недолгое счастье приходилось платить горьким пробуждением в мире, где его не было. Но все-таки она всегда ждала этих снов и охотно выплакивалась на следующее утро, выплачивая всю причитающуюся с нее цену, заново переживая и потерю, и горе. Сонное видение — вот и все, что от него осталось.
Но теперь он стоял перед ней — не привидение и не сон, а плоть и кровь. Или что-нибудь вроде того. Он позвал ее от звезд, и она пришла.
Элли прижималась к нему изо всей силы. Она прекрасно знала, что все это трюк, реконструкция, имитация, но все было выполнено просто безукоризненно. На миг она отодвинулась, положив руки ему на плечи. Великолепная работа, словно давно умерший отец и впрямь на небе, и она, правда, весьма необычным способом сумела встретить его. Элли всхлипнула и вновь обняла отца.
Чтобы овладеть собой, потребовалась еще минута. Если бы перед ней оказался, например, Кен, она могла бы заподозрить, что с Земли к центру Галактики отправился второй додекаэдр — возможно, отремонтированная советская Машина. Но уж отец никак не мог здесь оказаться. Его останки давно тлели на кладбище возле озера.
Смеясь и плача, она вытирала глаза.
— Итак, что же порождает привидения — робототехника или гипноз?
— Неужели я похож на машину или на сонное видение? Этак можно усомниться буквально во всем.
— Знаешь, даже теперь после стольких лет не проходит недели, чтобы я не подумала — хорошо бы любой ценой, понимаешь, любой, провести хотя бы пару минут с отцом…
— Стало быть, вот и я, — приветливо проговорил он, подняв руки и сделав пол-оборота, чтобы она могла убедиться, что и спина его ничем не отличается от отцовской. И он был таким молодым. Она теперь уже старше. Конечно, ведь он умер в тридцать шесть лет.
Быть может, ее просто успокаивают подобным образом? Если так, существам этим не отказать в… изобретательности. Обняв за плечи, она повела отца назад к своим пожиткам. Его тело на ощупь казалось вполне естественным. Если под кожей и были упрятаны интегральные схемы и шестеренки, то достаточно глубоко.
— Как наши дела? — не без двусмысленности поинтересовалась Элли. — Я хочу…
— Понимаю. Вы получили Послание, и прошли годы, прежде чем сумели явиться сюда.
— Вы выставляете оценки за скорость и точность?
— Ни за то, ни за другое.
— Ты хочешь сказать, что мы еще не сдали экзамена?
Он не ответил.
— Ну, хорошо, объясни мне тогда, — сказала она расстроенным тоном. — Мы потратили годы на прочтение Послания и постройку Машины. Ты не хочешь объяснить мне, зачем все это нужно?
— Экая забияка выросла, — отвечал он, словно бы и в самом деле был ее отцом и припоминал прежнее.
Он ласково взъерошил ей волосы. Этот жест она тоже помнила с детства. Но как они здесь, за 30 000 световых лет от Земли, сумели узнать о давних привычках ее отца, жившего в далеком земном Висконсине? И вдруг она поняла.
— Сны, — произнесла Элли. — Прошлой ночью, когда мы спали, вы исследовали наши головы? Забрали все, что мы знаем.
— Ну, мы только сделали копии. Все, что было у вас в головах, осталось на месте. Поверь-ка. И скажи, если чего не хватает, — он ухмыльнулся и продолжил. — Ваши телепередачи не могут содержать всего, что нас интересует. Конечно, они великолепно характеризуют ваш технологический уровень и еще кое-что… Но мы не могли извлечь из них важную для нас информацию даже косвенным путем. Возможно, ты ощущаешь сейчас известное вторжение в тайные уголки души…
— Ты шутишь?
— Просто у нас было так мало времени.
— Значит, экзамен сдан? И на все вопросы мы отвечали во сне? Так провалились мы или нет?
— Все совсем не так, здесь у нас не шестой класс.
Когда он умер, она как раз училась в шестом.
— Не думай, что мы межзвездные шерифы, разбирающиеся со всякими нарушителями галактических законов. Правильнее видеть в нас службу галактической переписи. Мы собираем информацию. Я знаю, вы считаете, что у вас нечему поучиться, раз вы такие отсталые, раз у вас примитивная техника. Но у цивилизаций имеются разнообразные достижения.
— Какие же?
— Ну, скажем, музыка. Добролюбовность — мне нравится такое сочетание слов. И сны. Люди видят прекрасные сны, хотя по телепередачам с Земли об этом и не догадаешься. В Галактике есть культуры, которые торгуют снами.
— Значит, вы направляете межзвездный культурный обмен и вас интересуют именно эти вопросы? А вы не боитесь, что какая-нибудь хищная и кровожадная цивилизация придумает свои звездолеты?
— Я же сказал, что мы всюду приветствуем добролюбовность.
— А если бы нацисты сумели овладеть всей нашей планетой, а потом изобрели межзвездные корабли, вы вмешались бы?
— Ты удивишься, если узнаешь, насколько редко такое случается. Агрессивные цивилизации в конце концов сами уничтожают себя. Такова их природа. Они ничего не могут с ней поделать. Нам остается только предоставить их самим себе и принять меры, чтобы их никто не потревожил, чтобы они сами решили свою судьбу.
— А почему вы не оставили нас в покое? Я не возражаю, просто пытаюсь понять принципы галактической переписи. Ведь в первой нашей передаче вы увидели Гитлера. Почему же вы пошли на контакт?
— Конечно, кое-что пугало. Признаюсь, мы были глубоко обеспокоены. Но музыка говорила о другом. Бетховен свидетельствовал, что надежда еще не потеряна. Мы специализируемся по сложным случаям. И поэтому решили немного помочь вам. Многого предложить мы не можем. Понимаешь? Принцип причинности налагает известные ограничения.
Нагнувшись, он поболтал руками в воде и теперь вытирал их о брюки.
— Вчера мы заглянули в вас. Во всех пятерых. В каждом намешано многое: чувства, воспоминания, инстинкты, заученные навыки, прозрения, безумие, сны и любовь. Любовь имеет весьма существенное значение. Словом, интересная смесь.
— И все за одну ночь? — попыталась она поддразнить его.
— Пришлось поторопиться. У нас напряженный график.
— Ну, если чем-нибудь…
— Нет, если мы не создаем консистентную каузальность[56], она образуется сама, но это всегда хуже.
