Филип Фармер - Т. 13. ЭКЗОРЦИЗМ. Ловец душ. Плоть

За то время, что звездолетчики провели в Вашингтоне, они выучили фонетику, морфологию, синтаксис и базовый запас слов обычной дисийской речи. Машины в корабельной лаборатории «Терры» помогли им бегло заговорить по-дисийски, хотя некоторые звуки им не удавалось произносить так, как туземцам, и, наверное, никогда не удастся. Структура английского языка сильно изменилась: появились звуки, которых не было не только в английском, но и в его германских прародителях; много слов пришли неизвестно откуда; очень большую роль в определении значения слова стали играть ударение и интонация.

Кроме того, понимание тормозилось недостаточным знанием дисийской культуры Еще хуже было то, что сам Том Табак говорил на стандартном дисийском с трудом. Он родился и вырос в Норфолке, штат Виргиния, — самом южном городе Дисии. Нафекский, он же норфолкский, диалект отличался от важдинского — то есть вашингтонского — как французский язык от испанского или шведский от исландского.

Том Табак, как и его предшественник Джон Ячменное Зерно, был длинным и тощим Он носил коричневую шляпу с тульей, нагрудник из жесткой коричневой ткани в форме табачных листьев, коричневый плащ и зеленоватый килт, с которого свисала двухфутовая сигара, и коричневые ботинки до колен. Длинные каштановые волосы, чисто декоративные очки с коричневатыми стеклами, а из порченных табаком зубов торчала большая коричневая сигара. Во время разговора он вытащил из кармана килта сигары и раздал всем остальным. Все, кроме Сарванта, закурили и нашли сигары превосходными.

Том Табак выпустил толстое кольцо зеленого дыма и сказал:

— Вас отпустят, как только я уйду. Это будет скоро. Я человек занятой, и мое время принадлежит не мне, а Великой Белой Матери. Меня ждут неподписанные документы, неутвержденные решения и многое другое.

Черчилль затянулся и выпустил дым, выгадывая время подумать перед ответом. Остальные уже говорили вразнобой, но, когда заговорил Черчилль, они замолчали. Он был первым помощником на «Терре» и теперь, когда с ними не было Стэгга, сделался не только формальным лидером, но и настоящим — в силу своей личности.

Был он приземистым мужиком с толстой шеей и толстыми ногами. Лицо его было каким-то детским и в то же время сильным. Рыжие волосы жестко курчавились, а на лице там и сям виднелись веснушки. Глаза круглые и ярко-голубые, как у младенца, короткий курносый нос. На первый взгляд в нем замечалась какая-то детская беспомощность, но, подобно ребенку, он умел и командовать всеми вокруг. А голос у него был неожиданно глубокий и басовитый.

— Вы, может быть, и занятой человек, мистер Табак, но не настолько, чтобы не могли нам сказать, что тут делается. Нас держали пленниками. Нам даже не дали связаться с нашим капитаном или доктором Калторпом. У нас есть причины подозревать, что с ними ведется нечестная игра. А когда мы о них спрашиваем, нам отвечают: «Что будет — будет». Весьма информативно! И весьма утешительно!

Теперь, мистер Табак, я требую ответов на наши вопросы. И не думайте, что ваша охрана за дверью помешает нам разорвать вас на части прямо сейчас. Нам нужны ответы — и немедленно!

— Возьми сигару и остынь, — ответил Том Табак. — Разумеется, вы заинтригованы и разъярены. Но не надо говорить о правах. Вы — не граждане Дисии и находитесь в крайне неопределенном положении.

Но я дам вам кое-какие ответы — за этим я и пришел. Первое: вас отпустят. Второе: вам дадут месяц, чтобы найти свое место в жизни Дисии. Если по прошествии этого срока не станет видно, что вы будете хорошими гражданами, вас умертвят. Выслать вас за границу — значит увеличить население враждебной страны, а это в наши планы абсолютно не входит.

— Ладно, теперь мы хоть знаем свое положение, — ответил Черчилль. — Хотя и приблизительно. Допустят ли нас на «Терру»? Там собраны результаты уникальных исследований за десять лет.

— Нет, не допустят. Но вам вернут ваше личное имущество.

— Спасибо, — сказал Черчилль. — Понимаете ли вы, что, кроме нескольких книг, ни у кого из нас нет личного имущества? На что нам жить, пока мы найдем работу? Да и работу нам вряд ли удастся получить в вашем довольно примитивном обществе.

— Честно говоря, не знаю, — ответил Том Табак. — В конце концов, жизнь вам сохранили. Были и другие предложения.

Он сунул два пальца в рот и свистнул. Появился человек с портфелем.

— Мне пора, джентльмены. Служебные обязанности. Но чтобы вы по незнанию не нарушали законов сей благословенной нации, а также чтобы устранить искушение совершить кражу, этот человек просветит вас насчет наших законов и одолжит вам на неделю денег на пропитание. Их вы вернете, когда найдете работу — если найдете. Да благословит вас Колумбия.

Через час всех восьмерых вывели из дома и оставили перед его входом.

Весьма далекие от ликования, они чувствовали себя несколько ошеломленными и более чем несколько беспомощными.

Черчилль посмотрел на остальных и, хоть и разделял их чувства, все же сказал:

— Бога ради, возьмите себя в руки! Что с вами такое? Мы выбирались из худших передряг. Помните, как на Вольфе-69-Ш мы плыли на плоту через юрское болото? Когда на нас напали эти воздушные шары и мы потеряли оружие и безоружными добирались до корабля? Тогда было хуже, но такого унылого вида у вас не было. Что стряслось? Или вы уже не те, что были?

— Боюсь, что нет, — ответил Штейнборг — Не то чтобы мы потеряли храбрость. Просто мы ждали иного. Когда садишься на неисследованную планету, ожидаешь самых страшных неожиданностей, иногда даже предвкушаешь их. А здесь мы, на родной планете, ну, ждали слишком многого, а к тому же оказались беспомощны. Оружия у нас нет, и если попадем в переплет, даже не сможем проложить себе дорогу пулями и пробиться к кораблю.

— И потому ты собираешься стоять здесь и ждать, пока все как-то образуется? Господа Бога ради! Ребята, вы были солью Земли, выбранными из десятков тысяч кандидатов за интеллект, за находчивость, за физическую подготовку. А теперь вы высадились среди туземцев, у которых в голове меньше знаний, чем у вас в мизинце! Вы должны быть богами — а ведете себя как мыши.

— Не тарахти, — ответил Лин. — Мы еще не оклемались. Мы не знаем, что делать, и именно это нас пугает.

— Ну а я не собираюсь здесь торчать, пока меня не подберет какая-нибудь добрая душа! — заявил Черчилль. — Я буду действовать — и немедленно!

— А что конкретно ты собираешься делать? — спросил Ястжембски.

— Я пройдусь по Вашингтону, огляжусь, пока не найду чего-нибудь, что побудит к действию. Если вы, ребята, хотите пойти со мной — можете. Если хотите выбрать свой путь — тоже можно. Я согласен быть лидером, но не пастухом.