Борис Георгиев - Охота на Улисса

– Вам направо по коридору, – попытался успокоить этого дёрганого типа Волков, не замечая, что говорит по-русски. Сообразил: «Это один из первых незадачливых вечноживущих. Баблер. Может быть, он и есть Микл? Нет, тот должен быть моложе и…»

– Хе-э-э… – дохнул на него первый из спасённых. – Ай до-о… андестэ…

«Тьфу ты. Они же все здесь по-английски…»

– Вам туда, – как можно спокойнее, чуть ли не по слогам проговорил Александр, показав для убедительности рукой в сторону, где по его соображениям должен быть медицинский отсек. – И по лестнице вниз. Там вам помогут, вы слышите меня? (Мужчина закивал, роняя слюну.) Найдите Урсулу. Вы поняли меня?

– Е-э-э! – отозвался мужчина и, проявив невероятную прыть (даром, что был измождён до последней степени), так дёрнул в указанную сторону, аж пятки засверкали.

Волков поправил на себе куртку и, не удержавшись, отряхнул её рукавом, говоря с неудовольствием самому себе: «Что, не понравился спасённый? Морщишься? А вот представь, что не Иришку ты подобрал тогда, а его. Такого вот. Тоже ринулся бы его спасать? Вот такая вот и цена твоему липовому благородству, дружок. Да-да. Не ври хотя бы себе самому. Влип по самые уши, с первого взгляда, вот и всё твоё благородство, дубина ты стоеросовая, двухметровая, паршиво обтёсанная. Только бы не встретить их в коридоре. Когда она выйдет его встречать». Представив на секундочку эту встречу и то, какие коленца может выкинуть он сам, капитан исследовательского судна «Улисс» Александр Сергеевич Волков, упомянутый капитан двинулся по коридору бегом, в сторону, обратную той, куда удалился спасённый им от мучительной смерти баблер.

«Вот он, люк. Пустят меня? Как его вообще открывают? Да, он же сам… И вечером тогда сам открылся, когда я нёс… Нет, нельзя об этом. Откроют мне? Ага, открыл. Узнал меня навигатор. Как его? Том».

– Том, старина! – выкрикнул Волков, оглядываясь, словно за ним гнались.

– Слушаю, господин Волков, – с готовностью отозвался навигатор, соскучившийся по человеческому обществу.

– Закрывай люк, расстыковывайся. Поднимай бабл из ниши. И ходу, ходу!

– Вы не указали конечный пункт, – напомнил дотошный Том, закрыв люк.

– К чёрту, куда глаза глядят, на Марс… – выкрикнул Волков, торопливо поднимаясь на верхнюю обзорную палубу, чтобы в последний раз глянуть…

– Не понял вас. Уточните курс.

– К «Улиссу». Знаешь, где он? Ну, вот и хорошо, – бормотал Волков, упершись обеими руками и лбом в сферическую стенку, казавшуюся прозрачной. Там, внизу, плыл, покачиваясь, ощетиненный пальмами островок…

– И как можно быстрее! – приказал он твёрдо, чувствуя – ещё немного, и отлёт не состоится.

– Вас понял, – отрапортовал электронный навигатор, и маленький ртутно-блестящий шарик рванулся отвесно вверх, отвалив от округлого огромного борта платформы «Грави-айленд».

Глава семнадцатая

Волков смотрел на оставшуюся внизу синюю чашу безучастно. Нет смысла жалеть о сбежавшем молоке.

Чтобы успокоить разыгравшееся воображение, он совершил неторопливую экскурсию, обойдя все помещения доставшегося в подарок кораблика, но цели не достиг. Всё, на чём ни останавливался его взгляд, напоминало о бывшей хозяйке этого забавного пузырька. Скошенные ступени спиральной лестницы – по ним она спускалась, осторожно ступая, ножки её в тех прозрачных туфлях на высоком каблуке… Нет! Дальше. Гостиная. Пахнет кофе. Почему так сильно пахнет кофе? Здесь она тогда, в кресле… Чашка кофе в её руке – тонкий фарфор в тонких пальцах её, кисть, запястье тоже как фарфор тонкий… Нет! Нет… Дальше. Прихожая. Странное помещение – уже не дом, но ещё не стыковочный узел, что-то среднее. И пахнет уже не по-домашнему. Чем же? Еле заметно. Водоросли? Да, здесь я сидел. И подошла она. Рука её на моём плече… Босые ноги, маленькие, рядом с рукой моей… Ветер в лицо, жар солнца, холод воды, брызги… И она села тихонько рядом… И… О небо! И прижалась ко мне… Нет! Да нет, же! Прочь отсюда. Что там за шум? Голос чей-то? Где? Внизу, в спальне. Никого. Полумрак, солнце над ромашковым лугом, ромашковый потолок. Нет никого. Показалось. Или?

– Арина! – позвал Волков.

– Да, Саша, здравствуйте.

– Это вы здесь разговаривали?

– Нет. Иронька не велела…

«Иронька… – отдалось в ушах, кровь бросилась в голову, дышать трудно, – Иронька».

– …да я и сама не люблю разговаривать, когда нет у меня собеседника. Хорошо, что вы зашли, приятно. Мне вообще нравится принимать гостей.

– Мне тоже очень приятно, – пробормотал машинально Волков, думая о другом: «Это жестоко – делать мне такой подарок. Знала ли она, что мне будет так…»

– Приятно будет поболтать с вами изредка, Саша. Когда я узнала, что вы научили Ироньку говорить по-русски…

«…и когда я разбудил её стихами, когда она глянула на меня из своего сна, разве не понял я тогда же, что всё пропало и нет мне пощады…»

– …я была счастлива. Мне нравится говорить по-русски. Это же так естественно, вы понимаете? Всё-таки я получила от Арины многое, в придачу и эту любовь…

«…любовь… Она права. Я люблю Ирис Уокер».

– …к русскому языку. Вы же будете навещать меня иногда?

– Конечно, Арина, – не раздумывая, ответил Волков, три минуты назад поклявшийся себе самому немедленно отправить бабл, принадлежащий мисс Уокер, обратно на Землю. Чтобы избавиться от боли. Сразу же, оказавшись в рубке «Улисса», открыть грузовой отсек и скомандовать Тому…

– Боюсь, буду даже слишком часто навещать вас, – проговорил он с горечью в голосе, – обязательно скажите, если это станет вам в тягость. Вы не можете представить себе, как давит одиночество, когда изо дня в день видишь одни только серые стены, ставшие ненавистными, ненавистные спасительные стены, единственная защита от чёрной пустоты… Вы не будете против, если я приглашу вас в рубку «Улисса»? Это несложно, нужно только…

Послышался шорох сзади.

Волков обернулся резко. Нет, почудилось. Зеркальная стенка шкафа, и в ней – он сам, капитан исследовательского судна «Улисс» Александр Волков, затравленно озирающийся. «К чёрту! Хватит ныть!» – обозлился он на себя самого, а отражение в зеркале выпрямилось и сунуло руки в карманы.

– Ну что вы, – мягко проговорила Арина, – что ж тут тягостного? В рубке у вас, должно быть, забавно. А одиночество… Знаете, Саша, мне иногда кажется, что у меня опять есть руки и ноги, что я могу выйти из этой комнаты… Это как сон. Потом это проходит, я вспоминаю, что не Арина я, а всего лишь электронная камеристка, приставленная когда-то к неразумной девчушке, моей собственной правнучке… В общем, я прекрасно понимаю, что такое одиночество, Саша. С удовольствием загляну к вам в рубку. Когда вы будете готовы меня там принять?