А Дейч - Гарри из Дюссельдорфа

Отвлеченные идеи политической поэзии немецких радикалов, их оторванность от подлинной борьбы, их внеклассовые идеалы равенства и братства раздражали Гейне, который не мог мыслить абстрактно, не мог действовать, не нанося ударов реальным врагам и фактам.

Еще живя в Котере, как бы отвлекаясь от забот и литературной борьбы, Гейне задумал фантастическую поэму, названную впоследствии им "Атта Троль". Когда он принялся уже в Париже в конце 1841 года за эту поэму, он вспоминал исполинские горы, густые леса и шумные водопады Пиренеев. Величественная природа составила красочный пейзаж для сатирической поэмы, а воспоминания о медвежьей охоте, в которой участвовал Гейне, дали повод к созданию персонажей - танцующего медведя Атта Троля, его супруги Муммы, четырех сыновей и двух дочерей. Вся эта медвежья семья живет в глубокой берлоге.

Младший сынок Атта Троля во всем подражает националистам-тевтономанам и их вождям-вдохновителям "Гимнастического союза молодежи" Масману и Яну:

Мальчик просто гениален!

Он в гимнастике-маэстро!

Стопку делает не хуже,

Чем гимнаст великий Масман!

Цвет отечественной школы,

Лишь родной язык он любит,

Не обучен он жаргону

Древних греков или римлян.

Свеж, и бодр, и быстр, и кроток,

Ненавидит мыться мылом,

Презирает эту роскошь,

Как гимнаст великий Масман.

Сам дрессированный медведь Атта Троль соединяет в себе две крайности: с одной стороны, он-тупой националист-тевтономан, с другой-проповедник самых радикальных идей "абсолютного равенства", когда "для всех будет вариться одна и та же спартанская похлебка и, что еще ужаснее, великан будет получать такую же порцию, которой довольствуется брат карлик". Гейне одинаково ненавидел и дикий национализм "старонемецких ослов", и нелепые идеи грубой "уравниловки", не имевшие ничего общего с подлинно социалистическими взглядами.

Поэт вложил в уста Атта Троля такую программу единения зверей:

Единенье! Единенье!

Свергнем власть монополиста.

Установим в мире царство

Справедливости звериной.

Основным его законом

Будет равенство и братство

Божьих тварей, без различья

Веры, запаха и шкуры.

Равенство во всем, Министром

Может быть любой осел.

Лев на мельницу с мешками

Скромно затрусит в упряжке.

Гейне дал подзаголовок поэме: "Сон в летнюю ночь".

И действительно, как в сновидении, мелькают в ней сказочные образы всех веков и народов, и тут же рядом - вполне современные фигуры, осмеянные Гейне, вроде немецкого комментатора Шекспира Франца Горна или мещански-добродетельного поэта Пфицера, превращенного волшебными чарами в мопса. При этом он вынужден сохранять человеческие чувства "в собачьей шкуре". Чтобы освободиться от колдовства и приобрести прежний облик, поэт-мопс должен найти девушку, которая в ночь под Новый год согласится прочитать стихи Пфицера и не уснуть.

Гейне утверждает, что ничто не в силах расколдовать поэта-мопса, потому что едва ли кто-нибудь будет в состоянии прочитать, не заснув, стихи Пфицера.

Крылатый конь поэтической фантазии мчит Гейне в горы, где идет погоня за сбежавшим медведем Атта Тролем. При лунном свете проносятся тени волшебницы Абунды, богини Дианы-охотницы, библейской Иродиады, несущей окровавленную голову пророка Иоканаана.

Гейне говорит, что весь этот романтический карнавал, описанный им, лишь бесцельная игра поэтической мысли. Но это маскировка. Каждый внимательный читатель понимал, что под романтическими образами поэмы кроется большая социальная цель-осмеять не самые идеи переустройства общества, а те нелепые медвежьи шкуры, в которые подчас наряжают эти идеи. Гейне отвечал здесь тем врагам-и националистам, и крайним радикалам, которые бросали поэту обвинения, что он неустойчив в своих взглядах, что он "талант, но не характер". В восьмистрочной эпитафии на могилу Атта Троля Гейне язвительно писал:

Троль. Медведь тенденциозный,

Пылок, нравственен, смиренен,

Развращенный духом века,

Стал пещерным санкюлотом.

Плохо танцевал, но доблесть

Гордо нес в груди косматой,

Иногда зело вонял он,

Не талант, зато характер.

В начале 1843 года поэма "Атта Троль" появилась в журнале "Элегантный мир", издаваемом Генрихом Лаубе, который за три года до этого вернулся из Парижа в Германию. Гейне показал, что он не только "талант, но и характер". Одновременно с "Атта Тролем" поэт создал ряд "Современных стихотворений", где четко определилась программа действий революционного поэта. В стихотворении "Доктрина" Гейне обращался к собратьям по перу:

Буди барабаном уснувших.

Тревогу без устали бей!

Вперед и вперед продвигайся

В том тайна премудрости всей.

И Гегель и тайны пауки

Все в этой доктрине одной;

Я понял ее, потому что

Я сам барабанщик лихой!

В стихотворении "Тенденция" Гейне выдвигает свой идеал политической лирики в противовес вялым стихам мелкобуржуазных стихоплетов:

Будь не флейтою безвредной,

Не мещанский славь уют

Будь народу барабаном.

Будь и пушкой и тараном,

Бей, рази, греми победно.

С детских лет в представлении Гейне звук барабана был воплощением революционного призыва, а французский барабанщик Ле Гран-символ революции. В 40-х годах в поэзию Гейне мощно ворвался барабанный бой, и сам поэт стал "лихим барабанщиком" грядущей революции.

СТАРЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ

Невысокий человек с копной черных волос, выбивавшихся из-под шапки, сдвинутой набок, пристально посмотрел на Гейне, прошедшего мимо него по небольшой улочке на парижской окраине. Незнакомец, сделав несколько шагов, остановился, вернулся обратно, чтобы снова встретиться глазар/ги с удивленным поэтом. В странном волнении он подошел к Гейне и спросил прерывающимся голосом:

- Вы... сударь... не узнаете меня? Мне кажется...

Гейне, в свою очередь, щуря близорукие глаза, стал вглядываться в прохожего. Он сказал нерешительно:

- Ваше лицо мне будто знакомо. Но, простите, не могу вспомнить, где я вас видел.

Незнакомец тихо, почти таинственно произнес:

- Церковь Сен-Мери... Статуя святого Себастиана...

Лицо Гейне озарилось воспоминанием. Конечно, конечно, он припомнил все - и похороны генерала Ламарка, и уличные бои, и неожиданную встречу с молодым рабочим, искавшим убежище в церкви Сен-Мери. С тех пор прошло уже десять лет, и Гейне, может быть, не узнал бы его...

- Как же вы меня запомнили? - спросил поэт.

Рабочий улыбнулся.

- Таких людей, как вы, не забывают. Кто бы вы ни были, вы мой спаситель. Позвольте пожать вам руку.

И тонкая, почти женская рука поэта очутилась в крепкой,жилистой руке рабочего.