Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 15

Гардену всегда казалось, что лазерный термоядерный реактор — вещь достаточно тонкая, деликатная. Цепенея теперь перед всей этой огненной демонстрацией гигантской мощи, он понял, что Итнайн мог бы спокойно бросить сюда гранату без всякого эффекта. Возможно, взрывная волна на мгновение сдует плазменный хвост. Возможно, осколки слегка согнут механические руки робота и задержат работу пускателя на двадцать или даже сто секунд. Но жизненно важные узлы и механизмы не будут повреждены, и работа реактора не нарушится.

— Что мы тут делаем? — спросил он Итнайна. Палестинец протер глаза, слезящиеся от света кремово-белой луны и ее гейзера.

— Мы ждем моего господина Хасана. Гарден кивнул.

— Только не глазей слишком долго на пламя, — посоветовал он.

Элиза 212 и ее Двойник установили контакт с неким искусственным интеллектом — ИИ — на другом конце оптического кабеля. Это было довольно ограниченное существо, занятое обработкой информации с датчиков, которую оно могло обсудить со своими собеседниками, но не могло продемонстрировать графически. В основном ввод данных был одноканальным, хотя порой проскакивали матричные массивы и широкодиапазонные потоки, которые считывали вводы, которые могли быть считаны с видеокамер или матричных дисплеев. Общаясь в диалоговом режиме, ИИ постоянно бормотал себе под нос формулы.

Элиза назвала его одержимым. Двойник назвал его своим парнем.

— Ты отмечаешь присутствие людей рядом с собой? — спросил Двойник, захватывая инициативу в диалоге.

— Значки персонала всегда рядом, — ответил ИИ. — Почти всегда.

— Каталогизируй значки.

— Аномальное распределение.

— Ты регистрируешь других людей, кроме персонала?

— Не принимаю в расчет других.

— Есть проблемы с охраной?

— У охранной подсистемы всегда имеются проблемы. Иногда реальные, иногда смоделированные. Но все они не затрагивают основные функции.

— Доложи параметры функции.

— Шестьдесят семь сотых детонаций в секунду.

— Проанализируй функцию.

— Двадцать две сотых тераватта первичной загрузки на стержни.

Элизе захотелось прервать диалог и спросить, что означают эти числа, но Двойник управлял приоритетом доступа.

— Проанализируй программу, — скомандовал Двойник. — Двадцать-плюс детонаций в миллисекунду.

— Теоретическая задача, — прощелкал ИИ. — Частота детонаций превосходит первоначальную мощность ячейки. Мощность ячейки превосходит радиус мишени.

— Проанализируй.

— Сохранность объекта не гарантируется.

— Принято. Засеки людей, со значками и без, дай координаты относительно мишени.

— Засекаю… — и набор трехмерных координат просочился через оптическую линию.

Двойник просканировал информацию.

— Свой парень, — доверительно сказал он Элизе.

— Мы здесь внизу, — голос откуда-то из-под балкона.

— Мой господин? — это Итнайн. Он вскочил на ноги, но Гарден перехватил его прежде, чем он успел перегнуться через ограждение.

— Ты же себя подставляешь!

— Я знаю этот голос, — Итнайн вырвался из рук Гардена, в глазах его мелькнул белый отблеск плазменного огня. — Это Хасан ас-Сабах. Он нашел нас.

Арабские воины были уже на ногах. Они рассредоточились вдоль ограждения, пока один из них не обнаружил лестницу.

Не ожидая команды Итнайна, они начали спускаться. Гарден перегнулся через перила и огляделся.

Несколько человек в камуфляже, некоторые с платками на голове, окружили полукругом своего смуглого главаря, который стоял спиной к камере реактора. Даже с этого расстояния Гардену был виден изгиб усов. Это мог быть — да это и был — тот самый человек, который сидел на переднем сиденье фургона.

Рядом с ним стояла женщина с золотыми волосами, на которых играли отблески пламени. Она взглянула вверх, и Том Гарден узнал Сэнди. Повязки на шее уже не было. Она увидела его и улыбнулась.

Гарден последним спустился по лестнице, последним приблизился к Хасану.

— Гарри Санди! — воскликнул Гарден.

У арабов перехватило дыхание, даже Сэнди вздрогнула, только Хасан невозмутимо улыбнулся.

— Моя земная слава опережает меня, — пробормотал он. Потом Хасан отступил на шаг назад, склонил голову и произвел ниспадающее движение рукой: от бровей к губам и к сердцу.

Гарден стоял прямо перед ним.

— И что это означает?

— Старомодное приветствие для старого знакомого, Томас.

— Но я не знаю тебя, разве только понаслышке.

— Вот я и хотел бы тебя испытать: что именно ты знаешь?

Гарден решил, что ему предлагают высказаться.

— По твоему собственному определению, ты — «борец за свободу». Но другие называют тебя просто террористом. Ты развязал нескончаемый кровавый конфликт в Палестине, что привлекло к тебе половину арабского мира. Ты находишь наслаждение в разжигании давно утихших споров, натравливая клерикалов на умеренных, арабов на евреев, турок на арабов, шиитов на суфитов — и так до тех пор, пока все они до последнего человека не бросят свои дела, увязнув в борьбе. У тебя нет ничего за душой, кроме ненависти к существующему порядку — даже если это тот порядок, который ты сам помогал устанавливать. А теперь ты привез свою революцию сюда, в Соединенные Штаты. Зачем?

Хасан покачал изящной головой:

— Ты ничего не помнишь, ведь правда?

— Ты подписал договор в Анкаре и нарушил его через год. Ты открыл свободный проезд в Старый город для евреев и христиан, а затем расстрелял их машины, когда они подъехали к пропускному пункту. Ты называешь себя Ветром Бога, потому что не подчиняешься законам ни одной страны. И все же люди любят тебя. Они называют твоим именем свое оружие и бросаются в битвы, которые не могут выиграть. Зачем ты здесь?

Улыбка на лице Хасана делалась все шире. Нетерпение остальных арабов улеглось, словно Хасан положил руку на плечо каждого.

— Потому что ты здесь, Томас.

— А что ты здесь сделал? Захватил электростанцию. Может, думаешь, тебе заплатят за то, что ты оставишь ее в рабочем состоянии? Или, может, они дадут тебе спокойно выйти отсюда — и сдержат свое слово, когда ты пригрозишь взорвать все это?

— Они ее сами мне предложили, — усмехнулся Хасан. — Бросили вызов. Это был такой лакомый кусочек, к тому же так небрежно охраняемый, — мог ли я устоять?

— И все это — чтобы дать Америке пинка?

— Не только Америке — западной цивилизации в целом.

— А что плохого сделал тебе Запад?

— Ты в самом деле не помнишь этого, Томас?