Владимир Савченко - За перевалом

Так мы висели друг против друга в воде – человек и мыслящий студенистый комок. Наверху рассветало, поверхность моря надо мной стала сереть. Амеба начала погружаться вниз. Я, как привязанный, за ней. Чем светлее становилось небо, тем более ее тянуло ко дну. «Высшие Простейшие избегают света, – „вспомнил-понял“ я. – Он – помеха, отвлекает от ясного мышления». Я же чувствовал себя неважно: и от возрастающего давления воды, и от умственного и психического перенапряжения. Когда я понял, что сейчас потеряю сознание, это же поняла и Амеба. Такое мое состояние сильно уронило меня во мнении ВП: от чего изнемог – от интересной беседы! Но Высшее Простейшее снизошло к моей слабости, отпустило с миром. И исчезло само: было и – не стало. Последнее, что я «вспомнил-понял», это – что с наступлением ночи сюда же должна приплыть для беседы с ним моя самка.

8. ПЕРЕРЫВ

Видение расплывчатого желтого комка на днищах-экранах и в миллионах сферодатчиков сменил интерьер лаборатории в Биоцентре. Эоли с ассистентом высвобождал из путаницы проводов Ксену, а затем Дана.

– И-и-ии!… – ошеломленно втянул в себя воздух Фе. – Да это же наш Аль!

Команда «орлов» находилась на дисковом корабле, который дрейфовал в восточной части Среднеземного моря неподалеку от Кипра. Новый Дед – Бансуварион 107 – во всех почти своих прежних занятиях был связан с морем: ихтиолог, подводник – коралловед, штурман дальнего плавания, тренер морских гонщиков… И конечно, настырные «орлы» первым делом выдавили из него среднеземноморский круиз на дисковом катере с обучением фигурам надводного пилотажа и джигитовки.

Из-за этого занятия они и опоздали к началу передачи из Биоцентра, попали сразу на Одиннадцатую. Сейчас их корабль слабо покачивался на волне в виду кипрских скал; малыши и Дед Бан сидели вокруг сферодатчика на верхней палубе.

– Смотрите, это же Аль! – подхватила Ия.

– Наш белоголовый Аль! Вот это да!…– взволновались и остальные, глядя на встающего из кресла седого человека.

Наступила минута неловкого молчания, во время которой «орлам» как-то не очень хотелось глядеть друг на друга.

– А все ты! – Ло ткнул локтем в бок сидевшего рядом Эри.

– Это все он, да!

– Из-за него… вечно лезет!

Одиннадцать пар негодующих глаз устремились на мальчика. У того насупились брови и надулись щеки.

– А что ж он, – сказал Эри протяжно, – какую-то чепуху нам рассказывал, а не про это! Этому бы мы сразу поверили.

Перерыв… Ли в этом опыте занимала свое место на галерее у блока связи с ИРЦ. Она сразу, как увидела Дана-Берна, растерялась, взволновалась, сердце запрыгало. Ей захотелось не то убежать, не то засмеяться, подойти к нему, погладить по впалой щеке. Но она взяла себя в руки.

Потом пригляделась, несколько раз встретилась глазами с ним – и не нашла в его взгляде отклика. Нет, это был не Аль! Конечно, не Аль… Даже внешность этого человека уже начала подделываться под новый склад психики, новый характер. Он весь как-то подтянулся, волевая складка залегла между темными бровями, по-иному очертились губы, иначе сжимаются – крепко и весело; как-то проще распределились складки в мимике лица, некоторые морщины совсем исчезли – около глаз, например. И сами глаза смотрят иначе: взыскательно, проникая в душу, будто требуя от человека невозможного… и вроде как имеют право требовать такое! Глаза человека, обнимавшего мыслью Бесконечное – Вечное, соединенного духом не только с жизнью Земли, как обычные люди, но и с жизнью Галактики.

У Аля взгляд был мягче, неопределенней, с вопросом. А этому будто уже известны ответы на все вопросы, куда там!

Особенно размышлять и переживать за работой не приходилось. Но сейчас, в перерыве, Ли почувствовала, что как-то больше обычного устала, что ей грустно. Был человек – и вроде не умер, а нет. Как странно!.. И поняла Ли, что до сих пор хранила Аля в сердце, тревожилась: как он там – неприспособленный, невыдержанный, самолюбивый?.. Даже, не сознаваясь себе, ждала от него весточки. Или встречи? Она ловила себя не раз на таких мыслях, на ожидании – и негодовала на себя за сердечную слабость. А теперь грустно и жаль.

Хорошо бы, если бы Аль в самом деле вернулся. Они бы по-новому, более умно поняли друг друга – и любили бы друг друга долго-долго…

А этот Дан – он ведь любит Ксену, это видно. И она его.

Вот и все, конец, надо освобождаться от этого чувства – любить уже некого. И сердиться не на кого. Да и не за что: располагая такой информацией, Аль, конечно же, не должен был рисковать, впутываться в ту историю с эхху.

И наверно, надо теперь поскорей и посильнее полюбить Эоли, который одинок и ждет. Она ему нужна. И к тому же она виновата перед ним: морочила, морочила ему голову, а потом так огорчила!

Сердце Ли само искало, кого бы ей полюбить.

…Но все равно: когда она видела на контрольном экране считанные с памяти Дана видения Одиннадцатой планеты, то для нее их выдавал Аль – ее Аль!

Перерыв, перерыв!.. Эоли вышел из корпуса, углубился по тропинке в лес, старался дышать глубоко и медленно – успокаивает. За час считывания он вымотался больше астронавтов.

Перед началом опыта его лихорадило и сейчас при мысли о том, как пойдет дело дальше, снова начинало колотить.

За Дана Эоли не беспокоился. Личность, которая после стольких пертурбаций удержалась – и даже не во всем мозгу, в пересаженной части, прижилась в новом теле настолько, что вытеснила оттуда хозяина… такой личности черт не брат, все выдержит. Но Ксена с ее предысторией!.. Дан сейчас берет основную нагрузку считывания на себя, бережет ее, дает втянуться; так заранее и условились. Но дальше-то он, хочешь не хочешь, выбывает из игры, основное слово за ней! А Ксена от этой информации год находилась в депрессии, на грани безумия; по науке это значит, что знание повлияло на ее личность и находится теперь не только в контролируемой памяти, но и в подсознании. А это, в свою очередь, значит – по строгой науке опять же, что при считывании возможен истерический синдром.

Тошно и думать, чем все может кончиться.

Разумеется, Эоли предупредил об опасности опыта, о возможных осложнениях, предложил подумать. Но для них, астронавтов, вопрос так не стоял: закон дальнего космоса «Сначала информация…» владычествовал над ними категорически. Да и то сказать, не о малом знании речь – о Контакте!

…Если к Ксене вернется депрессия, «обратному зрению» конец. Способ будет скомпрометирован навсегда.

– Э-э! – Биолог правой ладонью стукнул себя по затылку, по месту, к которому раз приложился Ило. – О чем думаешь? Эх ты! Разве дело в способе? Нельзя, невозможно, чтобы она погибла, повредилась. Пережитая драма будто озаряет ее изнутри. Это все равно как если в опасности моя любимая, не Дана. Нельзя, невозможно! Прерву опыт, как только замечу. А не будет ли поздно, когда замечу? Прекратить сейчас? Нет, нельзя, малодушие…