Что-нибудь светлое… Компиляция (СИ) - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович
Бесполезно. Безнадежно. Пятьдесят минут до…
— Не плачь, Лея, — пробормотал он, не уверенный, что она его слышит. — Не надо плакать… пожалуйста.
Чья-то рука мягко, но уверенно, отобрала у Берковича аппарат и подала другой. Мария. В ее телефоне бился мужской голос.
— Борис! Я тебе звоню, но у тебя занято!
Рон.
— Позвонил Марии Вайншток, у меня, к счастью, записаны все номера, и я знаю, что она с вами.
Забрав у Берковича телефон, Мария сначала слушала молча, а потом начала тихо говорить, старший инспектор не слышал ни слова, особенно за громким голосом Хана, он только надеялся, что Мария ничего не испортит.
— Я разбил все куклы. Молотком, на мелкие части, — сообщил эксперт. — Теперь меня уволят, если мы не докажем, что уничтожение вещдоков было необходимо.
Уволят так уволят. Лишь бы не было войны, как говорила мама.
— Хорошо, Рон, — сказал Беркович. — Извини, я с Леей разговариваю. Перезвони на мой номер через десять минут.
— … с длинной золотой косой? — говорила Мария. — Я помню. Ее Полиной звали, верно?
О чем они говорят? Не было Полины среди моделей.
Забрать у Марии телефон? Но Лея отвечает, она, похоже, совсем проснулась. И что?
Мария отдала Берковичу телефон и забрала свой. Она одна выглядела сейчас спокойной, и Беркович поразился, какими уверенными стали ее движения. «Ах, эти мужчины» — можно было прочитать на ее лице. С оттенком презрения.
Что она сказала Лее? Что сказала ей Лея?
— Мне нужна машина. — у Марии был голос генерала, отдающего приказ о начале наступления. — И водитель. Гриша не годится, он в ауте. Можете поехать со мной?
— В киббуц? — догадался Беркович. — Мы не успеем. Осталось меньше часа.
— Ничего не случится, — отмахнулась Мария. — Но я должна купить Лее куклу.
— Какую? — Беркович подумал о тех, чьи обломки лежали сейчас в криминалистической лаборатории.
— Полину, конечно. Я знаю, где ее продавали. Правда, прошло столько лет… Вы едете или мне взять такси?
— А… — Беркович глазами указал на Вайнштока, сидевшего на ступеньках, опустив голову, и Сандлера, прислонившегося к стене и смотревшего в пространство с видом человека, которому все равно, что произойдет с ним, планетой и всем мирозданием.
— Подождут здесь, — отмахнулась Мария. — Им есть что обсудить, физики…
Она хотела что-то добавить, и Беркович догадывался, что именно.
* * *— Вы не понимаете детской психологии, — говорила Мария, сидя рядом с Берковичем. Машина мчалась по утреннему Тель-Авиву, час пик еще не наступил, и светофоры вяло подмигивали желтым. — А я понимала Лею, но мне не приходило в голову, что она могла влиять на происходившее. Гриша знает физику, но совсем не понимает детей, а я понимаю детей, хотя своих у нас нет, к сожалению, я очень хотела, но… неважно, детей я понимаю, а в физике полный нуль, хотя Гриша и думает иначе, потому что я слушаю его с умным видом и задаю правильные вопросы — по его лицу догадываюсь, какой вопрос правильный, это, знаете, как Вольф Мессинг, он мысли читать не умел, но был очень чувствительный и по малейшим движениям догадывался, так и я — начинаю задавать вопрос, вижу, как меняется у Гриши лицо, и понимаю, каким должно быть следующее слово… Здесь налево, а потом по Алленби до Кинг Джордж.
— Полчаса, — мрачно сказал Беркович, посмотрев на часы на приборной панели.
— Ах, да успокойтесь, ничего не случится, я вас уверяю. Но если мы не найдем Полину…
— Если мы не найдем Полину, — повторил Беркович, совершая запрещенный поворот налево. Если бы на перекрестке оказался коллега из транспортной полиции… Отбились бы, но потеряли время.
— Господи, это же девочка! Второе разочарование будет гораздо сильнее первого! Она начнет заново! И эмоции более сильные, да еще после смерти отца, нет, я не представляю, то есть, представляю, каково ей будет, но не знаю эту вашу физику — может, процесс пойдет быстрее, может, нет, может, будут другие куклы, не из камня, а из… ах… из золота, вы представляете золотых кукол, для Леи… здесь направо. Вот этот магазин!
Зазвонил телефон, закинутый в бардачок, и Беркович взглядом попросил Марию ответить.
— Это ваш эксперт, — сказала она, посмотрев на дисплей.
— Включите громкий звук.
Мария нажала на кнопку, и в салоне зазвучал тревожный голос Хана.
— Борис, до восьми часов шесть минут…
— Рон, я веду машину, со мной Мария, мы едем за Полиной, куклой, которую Натан не купил Лее несколько лет назад. Это, конечно, нелепо…
Мария возмущенно фыркнула, и Беркович сказал:
— Мы ничего не понимаем в детской психологии… Короче, я паркуюсь у магазина, не уходи со связи, возможно, придется кое-куда звонить, и… следи за куклами… то есть, за обломками.
Это был большой магазин сети «Хэппенинг», на витрине в разных позах стояли, сидели и лежали Барби и Кены в окружении множества красочных открыток, постеров, маек с надписями «Я люблю Тель-Авив», «Первый поцелуй» и огромных, в полметра длиной, карандашей и фломастеров.
Три минуты девятого. Магазин только что открылся («А если бы он открывался в девять?» — подумал Беркович), и молоденькие продавщицы, еще не совсем проснувшиеся, вяло переговаривались друг с другом.
— Сюда, — сказал Мария, направляясь к отделу кукол.
Прошло шесть лет. Наверняка появились другие куклы, нет смысла искать.
Почему-то только сейчас, стоя в кукольном отделе огромного магазина, где на него пялились толстощекие красавицы с рыжими, малиновыми и зелеными волосами, и тонкие, как жерди, Барби, смотревшие с вызовом и надеждой, Беркович понял, а точнее, не понял, но ощутил, и даже еще точнее — не ощутил, а нутром почуял то, чему все это время не верил, не принимал, не допускал в сознание: судьба… чья? близких людей? города? планеты? галактики? Вселенной?.. ведь перепутанность охватывает все частицы во всех мирах и между ними… и судьба этого начинающегося дня, и этой пышногрудой девушки за прилавком, и Наташи, и Арика, и его самого… да Бог с ним… судьба целого мира висела на волоске и могла прерваться только потому, что шесть лет назад отец не купил дочке куклу, о которой она мечтала.
И если такой куклы на полке не окажется… Откуда ей тут взяться через шесть лет?
— Помогите, пожалуйста, — позвала Мария одну из продавщиц, и та пошла к кукольному отделу, слишком медленно, как показалось Берковичу, переставляя толстые ноги в красных колготках. — У вас тут кукла была, Полина, русская, у вас не так много кукол с русскими именами, правда, это было давно.
— Полина. — Девушка наморщила лоб, возвела глаза к потолку, будто ответ на вопрос был там написан большими ивритскими буквами. — Идемте.
Девушка шла впереди, Мария следом, Беркович замыкал шествие — почему-то к отделу мягкой игрушки, где стояли, сидели и лежали пушистые коты, милые собачки с сердечками на шее, огромные бурые медведи с глазами-вишнями. Они не туда идут, девушка ничего не поняла…
— Такая?
Кукла сидела на коленях у огромной рыжей обезьяны. Обезьяна обнимала куклу и грустно на нее смотрела, будто Полина была ее детенышем.
Мария осторожно взяла куклу в руки. Полина оказалась тряпичной, на вид неказистой — может, потому ее никто не хотел покупать. Число на ценнике, прикрепленном к подолу длинного платья, было, на взгляд Берковича, совсем небольшим.
— Распродажа, — объяснила продавщица. — Кукла и шимпанзе за девяносто девять шекелей.
— Полина, — тихо произнесла Мария. — Давай спросим у Леи, ты ли это.
Беркович достал телефон.
— В видеорежиме, пожалуйста, — попросила Мария.
— Если получится, — пробормотал Беркович.
Если в кибуце не работает опция видеосвязи, мир может погибнуть. Мысль эта становилась все более отчетливой по мере того, как внутренние биологические часы отсчитывали секунды.
«Видеозвонок. Ожидание ответа абонента. Ответ на видеозвонок».
Картинка сменилась, на экранчике возникли глаза — упрямый взгляд одиннадцатилетней девочки.
