Сергей Смирнов - Тот, кто сидит в пруду

— Стой, кто идет? Стрелять буду! — воскликнул Борька, вспомнив действия часового на посту, снимая автомат с предохранителя и пытаясь передернуть затвор. Но тот не поддавался. Черт, заклинило! Он дергал за металлическую скобу все сильнее и сильнее, с каким-то отчаянным остервенением. — Стрелять бу… — Но тут слова его комом застряли в горле, а рука безвольно опустилась на сиденье, потрескавшееся и пропахшее мазутом.

— Борька, это же я! — послышался до боли знакомый голосок.

— Ленка, ты, что ли? Как ты здесь?..

— Да вот, приехала тебя проведать. Неужто не рад? — обиженно надула она губы.

— Что ты?! Рад, конечно. Но как же ты сюда попала? Здесь же Сфера — ни пройти, ни проехать, ни на пузе проползти…

— Какая Сфера? Нет никакой Сферы! Ты вокруг посмотри…

Борька осмотрелся, не веря своим глазам. Неужели все это приснилось ему: катастрофа, опустившийся фиолетовый купол, отрезавший станцию от остального мира, надоедливые визитёры, поручение лейтенанта Нестерова? Стоял погожий летний денек, по голубому небу проплывали легкие перистые облака, ветер ласково шелестел листвой прибрежных ив, полоскавших ветви в чуть подернутой рябью воде пруда. И пруд был тихим, не таящим в себе никакой угрозы. По его глади скользило несколько резиновых рыбачьих лодок, на берегу щебетала играющая детвора.

— Ну, что же ты, Боря? Разве не соскучился? — укоряла его Ленка, подходя к машине и протягивая руку. Такая близкая, такая милая и желанная! На Ленке был розовый сарафан с синими цветочками по поясу и подолу и белые босоножки, каштановые волосы стянуты на затылке в «конский хвост». Еще бы не соскучился! Только о ней и мечтал, сколько раз видел её во сне, письма писал каждую неделю!

— Пойдем, Боренька, прогуляемся по бережку до березовой рощи.

Борька оставил автомат на сиденье — правда же, ведь не идти на свидание с автоматом! — и неловко спрыгнул на землю, с трудом удержав равновесие. Тихо хлопнул дверцей. Витька, как ни в чём не бывало, посапывал на водительском месте.

— Рад тебя видеть, Ленка! Если бы ты знала, как я рад!

— Догадываюсь, — загадочно улыбнулась она и чмокнула Стеклова в щеку. Тот расплылся в улыбке и в ответ поцеловал её в губы, теплые, податливые, зовущие, но какие-то незнакомые.

— А мать меня к тебе не пускала, всё отговаривала. Представляешь, нашла мне жениха, начинающего бизнесмена. Из порядочной семьи, квартира, машина — всё при нем. Все условия для карьерного роста. Папаша у него какой-то важный пост в исполкоме занимает, — тараторила Ленка, лукаво прищурившись и украдкой поглядывая на своего кавалера. — А знаешь, тебе идёт военная форма. Ты возмужал, окреп, настоящим мужчиной стал. Да не дуйся ты! — дернула она Борьку за рукав. — Выкинь ты из головы женишка этого записного. Мне никого, кроме тебя, не нужно! Вот вернешься из армии — и поженимся.

— Правда? — переспросил Борька, недоверчиво улыбаясь.

— Правда-правда… Готов ли ты пойти со мной на край (пруда) света? — изменившимся голосом насмешливо спросила Ленка.

— Постой… ты сказала «на край пруда»?

— Нет, что ты? Тебе послышалось… Я сказала «на край света»… Готов ли ты отдать жизнь ради (Хозяина) меня?

— Ну вот. Опять. Что-то ты, Ленка, заговариваешься. Какого, к черту, Хозяина?!

— Я сказала «Хозяина»?.. На самом деле их двое: Мать и Сын. То есть двое в одном… Я не знаю, как тебе это объяснить…

Опешивший Борька резко остановился, повернулся к своей спутнице лицом, крепко схватив её за запястья обеих рук, и пристально вгляделся.

— Что ты? Отпусти, больно! Да отпусти же, кому говорят?

Стеклов увидел такое, от чего коротко стриженые волосы на его голове встали дыбом, а по спине от шеи до поясницы пробежал нездешний холодок. Ленка отчаянно вырывалась, её пронзительный визг становился все выше тоном, пока не перешел в ультразвук, в глазах замелькали фиолетовые отблески. Она начала меняться. Каштановые волосы поменяли цвет, превратились в пузырящуюся массу, которая начала медленно стекать по лицу, заливая глаза, уши, ноздри, рот. Чудовище отфыркалось и прошипело:

— Ты ещ-щ-щё об этом пожалееш-ш-шь.

Внезапно запястья под его цепкими пальцами оплыли, как горячий воск, он очнулся на краю пруда, заглянул в бездну, потерял равновесие и сорвался вниз. Фиолетовая жижа со звуком «блоп!» приняла в себя безвольное тело и навсегда сомкнулась над его головой.

Любимчик Пашка не помнил, как они выбрались из Сферы, его словно поразила какая-то тяжелая форма потери памяти. Да, впрочем, не в его правилах было задумываться о прошлом. Все перенесенные ужасы остались позади — и слава Богу! Зато теперь вот сбывалась его давнишняя мечта: Витька Рокотов наконец-то внял его настойчивым мольбам и взял с собой в воскресный день в Москву, на футбол. Два часа на «Икарусе», полчаса на метро — и вот Пашка рука об руку со старшим товарищем пробирается между кооперативных киосков от станции метро «Спортивная» к стадиону «Лужники»,

— Витька, а Витька? Правда, здорово?

— Здорово, — милостиво согласился Витька.

— Пойдем на …дион!

— На ста-дион!

— На ста-дион!

Конечно, Пашка неоднократно видел трансляции футбольных матчей по телевизору, но действительность превзошла все его ожидания. На стадионе его до глубины души поразили, да попросту ввергли в священный трепет многотысячный рев трибун, яркая давая зелень газона, пестрящие в глазах краски рекламных щитов и та особая атмосфера радостного ожидания, предвкушения, хорошо знакомая всем болельщикам. На пик эйфории его возносила та мысль, что сегодня он живьем увидит своих кумиров, футболистов московского «Спартака». Красно-белым противостояли красно-синие, столичные армейцы.

— Вить, а Вить? — теребил Любимчик за руку друга.

— Ну, чего тебе?

— А почему армейцев называют «конями»? Они же люди!

— Они не люди — они кони!

— А, понятно! — пожал Пашка плечами и снова посмотрел на поле. Там полным ходом шла предматчевая разминка. Футболисты не спеша перебрасывались мячами, вразвалочку трусили по полю, играли в «квадрат».

— Вон, вон, смотри! Фёдор Черенков! — кричал Пашка в Витькино ухо, указывая на любимца миллионов мальчишек.

— Да не ори ты так, совсем оглушил! Да, Федор Черенков. Сегодня он играет под десятым номером, — и Витька тыкал в соответствующее место программки, загодя приобретенной в вестибюле стадиона.

Начался матч, взревели трибуны, и объявляемые диктором фамилии футболистов порождали новый шквал воплей, свиста и аплодисментов. Пашка ёрзал на пластиковом сиденье, вертел головой направо и налево, поглядывая то на игру, то на своего старшего приятеля, старался ничего не пропустить, во всем подражая Витьке. Так же, как и он, скандировал спартаковские речёвки и кричалки, среди которых были такие: «В Союзе нет еще пока команды лучше «Спартака»!», «Всех советских игроков стоит Федор Черенков!», так же, как и он, отбивал ладоши, хлопая в такт, словом, веселился на полную катушку.