Аврам Дэвидсон - «Если», 1995 № 11-12

— Согласен, но здесь я присоединяюсь к точке зрения братьев Стругацких, которые в свое время ввели такое понятие, как «реалистическая фантастика». На мой взгляд, «Поиск предназначения» — именно реалистическая фантастика.

— Вопрос в том, что является основным фантастическим сюжетообразующим элементом. Ведь есть вещи, которые имеют определенное рациональное — если хотите, естественнонаучное — объяснение, а есть произведения, которые основаны на некой иррациональной посылке. И этот роман явно принадлежит ко второму типу. Вот, скажем, в повести «За миллиард лет до конца света» все-таки было использовано обоснование естественнонаучного характера…

— Различие между «Миллиардом лет…» и этой книжкой заключается только в том, что в «Миллиарде лет…» ПРИШЛОСЬ давать рациональное объяснение. Не потому, что авторы этого хотели, просто обстановка была такова, что чистая притча вынужденно маскировалась под научную фантастику. В данном же случае автор в подобной маскировке не нуждался, хотя хватило бы двух-трех абзацев для того, чтобы превратить эту, опять-таки притчу в НФ-роман. Для этого достаточно было назвать Руку Судьбы, допустим, процессом эволюции. Ведь эволюция тоже совершает очень странные, совершенно непредсказуемые, абсолютно непонятные действия с жизненным материалом. И если подумать, то для того чтобы мы с вами могли сейчас сидеть в мягких креслах и говорить в это странное микроскопическое устройство, называемое диктофоном, природе пришлось пройти гигантский путь от первичной молекулы до человека. Короче, чтобы возникла сегодняшняя ситуация, должны были произойти тысячи совершенно неуправляемых, казалось бы, совершенно неучитываемых случайностей. И это полная аналогия с движущей силой романа. Герой живет в поле случайностей, определяемых не им, но чем? Роком? Эволюцией?

— Или сверхцивилизацией?

— Да, и сверхцивилизацией. В конце концов можно пристегнуть и ее, почему бы и нет? Но зачем? Все это чистая условность… Что именно происходит с героем? А на самом деле то, что происходит, не суть важно. Важно то, как он сам относится к происходящему, его человеческая реакция на происходящее. Как он сам строит свою судьбу в рамках данного поля случайностей. Мне кажется чрезвычайно важным вывод, что человек не должен возноситься в гордыне, он обязан сохранять скромность при любом раскладе событий. И даже когда тебе кажется, что судьба вознесла тебя на неописуемую высоту, что ты обладаешь необычайными способностями — на самом деле ты не только бог, но ты еще и червь. Ты не только царь, но ты еще и раб. И любая из этих граней твоего существа может в любой момент проявиться. Как раз это итоговое, в каком-то смысле, ощущение от прожитой жизни, по-видимому, и нашло отражение в романе.

— Что, кстати, подчеркивается финалом, который, с одной стороны, написан скорее в научно-фантастической манере, потому что описывается близкое будущее, а с другой — стал каким-то даже нарочито сюрреалистичным. Разумеется, по сравнению с предыдущими частями, которые сделаны более реалистичными…

— Ну это понятно, потому что все-таки первые две части романа основаны на абсолютно реальных событиях, и описаны в них совершенно реальные человеческие характеры. Там произведено только одно очень маленькое смещение, необходимое для организации сюжета, однако практически все, что происходит в романе, было на самом деле. Третья часть — дневник гэбэшника — написана тоже о совершенно реальном человеке, который занимается, быть может, немного фантастическим, но, если подумать, то и не таким уж фантастическим делом. А вот, конечно, четвертая часть должна была резко отличаться и от третьей и, в особенности, от первых двух просто потому, что действие происходите будущем. Четвертая часть условна по определению. Должен уверить вас: если бы мне захотелось перенести действие не в завтрашний день, а в сегодняшний, она получилась бы гораздо менее сюрреалистичной. Пришлось бы, конечно, пожертвовать какими-то элементами, но тем не менее… ведь те же самые события могли происходить и сегодня.

— Вы не находите, что роман все-таки несколько переусложнен во всех своих событийных и идейных слоях?

— Что я могу на это ответить?.. Возможно, вы правы. Я разговаривал с самыми разными читателями, и, в общем, немногие из них поняли произведение на том уровне, на котором замыслил его автор. Для большинства энное количество нюансов — и смысловых, и эмоциональных, каких угодно — ускользает. Тут уж ничего не поделаешь. Но, видите ли, я не мог писать иначе — я хотел писать именно так. Понимаете, этого можно было бы избежать, объясняя, растолковывая, умножая количество эпизодов, но мне не хотелось ничего этого делать. Я знаю, что и зачем происходит в романе, и мне кажется, что этого достаточно. В этом смысле вспоминается повесть братьев Стругацких «Жук в муравейнике», которая написана по этому же принципу: читатель знает ровно столько же, сколько герой. То, чего не знают читатели, герои не знают. То, что не известно героям, не известно читателям. Другое дело, что читательское восприятие устроено таким образом, что мы зачастую принимаем все, что написано в романе, за чистую монету. Кто-то из героев врет, а мы считаем это правдой — нам и в голову не приходит, что герои врут. Понимаете? А на самом деле это так. И когда ты начинаешь разбираться, то сталкиваешься вдруг с какими-то непонятными для тебя вещами (как это бывает и в жизни, к сожалению). Так что я согласен с вами: это, по-видимому, сложное чтение, рассчитанное, по крайней мере, на двукратный подход к книге. Я думаю, что люди, прочитавшие эту книжку один раз, получили, конечно, какое-то впечатление от нее и, хотел бы надеяться, хорошее — ведь в книге есть и чудо, и тайна, и достоверность. Но при первом чтении можно снять только верхний слой.

— Но давайте отдадим должное российским любителям фантастики: при всей сложности книги она оказалась единственной отечественной НФ, которая побывала в списке бестселлеров, публикуемых в «Книжном обозрении» на основе читательских чтений.

— Я думаю, что здесь прежде всего сыграло роль то обстоятельство, что для многих мой псевдоним был уже раскрыт. Если бы я счел необходимым наглухо закрыть эту тему, то, думаю, книжка продавалась бы гораздо хуже.

Видите ли, появление псевдонима вызвано некими старыми договоренностями, которые я не хотел нарушать. Однако я не учел того обстоятельства, что тем самым ставлю под удар прежде всего издательство. И поэтому не стал протестовать, когда информация об истинном имени автора начала «подпольно» распространяться.