Лев Куклин - Год лошади

- Отец, а что такое делал... этот Кривоног? - спросил Мальчик. - Он зажег трубочку из травы и листьев, а потом вдыхал и выдыхал дым... Словно бы во рту у него развели маленький костерок... Ему не больно? Смешной он, этот Кривоног! Отец нахмурился.

- Когда... - он закашлялся, ибо знал, что ему, как старосте Общины, придется принимать жестокое решение. - Когда ты видел это, Сынок?

- Вчера... вчера днем, когда все были на работе. Я, как ты велел, задавал корм поросятам, и видел это через изгородь. Он меня не заметил - он сидел, закрыв глаза, и дышал этим дымом... Вид у него был очень довольный, как будто он выпил свежей воды! Неужели этот... этот дым из трубочки... Неужели - это вкусно?!

Общий Совет селения, как всегда в необходимых случаях, собрался под грузными, низко растущими ветвями Священного Дуба. Членами Совета были все мужчины, способные самостоятельно встать с постели и добраться до места совещания без посторонней поддержки.

В тот день Совет собрался после окончания работы, в предзакатные часы. Белесое нежаркое солнце низко висело над склоном холма. В его негреющих лучах листва дуба казалась почти черной. Мужчины и женщины обозначили большой круг с утоптанной площадкой и небольшим возвышением в центре ее. Мальчишки и собаки взад?вперед пересекали круг, как камешки, пущенные из пращи... На возвышение поднялся Судья, по обеим его сторонам встали двое самых сильных мужчин, опираясь на грозные боевые арбалеты. Это были Стражи Порядка.

- Где ты достал дурман-траву, Кривоногий? - голосом, новым и незнакомым для Сына, спросил Отец: два последних срока он исполнял в селении выборную должность Судьи. Кривоног молчал.

- Отвечай, когда тебя спрашивает Община! - ткнули его в бока рукоятками ножей двое Стражей Порядка, помощников Отца. - Ты не ездил в Город, значит, не мог там купить дурман-траву. Где ты ее взял?

- Я... я посадил немного... Совсем, совсем немного у себя на делянке... На солнечной стороне холма. Я... хотел только попробовать! Вот... - сбивчиво бормотал Кривоногий, в уголках губ у него возникали и лопались мелкие пузырьки слюны. - Ходят слухи... мол, она такая... дурман-трава... Вот я и вырастил немного...

- Ну и как - попробовал? - вдруг без всякой насмешки в голосе, незаметно покосившись на Сына, спросил Отец-Судья. - Что же скажешь? Кривоногий растерялся от серьезности вопроса. Его губы шевельнулись было, как два червяка, вылезшие на полуденное солнце, но он снова стиснул их, не зная, что отвечать.

- Я имею в виду твои ощущения... Там, внутри тебя... - по-прежнему спокойно, без малейшего раздражения разъяснил Судья. - Это горько или сладко по вкусу? Насыщает ли это? Или, быть может, утоляет жажду, как чистая вода из наших Источников Жизни? Ну отвечай же!

Кривоног с трудом разлепил внезапно пересохшие губы, так похожие на двух бледных земляных червей, и облизал их кончиком языка.

- Нет... - признался он, - дурман-трава не дает сытости... И не заменяет воду...

- Зачем же ты тогда дышал дымом? - неожиданно улыбнулся Судья, как бы приглашая всех членов Общины - и своего Сына тоже - посмеяться вместе с ним. - Зачем же ты занимался таким пустым и глупым делом?

- Дурман-трава дает... дает успокоение! - заторопился вдруг Кривоног, мотая тяжелой головой на тонкой шее. - Когда вдыхаешь дым... сначала устает язык... Но когда этот дым глотаешь... - кадык у него дернулся, - когда... это самое... глотаешь долго... наступает успокоение...

- Успокоение дает только окончательный уход из этого мира, - прервал его Судья. - Я хотел помочь тебе преодолеть заблуждение! Впрочем, продолжай... если можешь, - добавил он после едва заметной паузы. - Члены Общины слушают тебя.

- И возникает... возникает легкость! - вдруг закричал Кривоног. - Вам этого не понять! Вы все такие... такие... правильные! Легкость, как будто у тебя вырастают крылья и хочется взлететь... - Он невольно приподнялся на цыпочках, вытянувшись вверх насколько мог на своих искривленных ногах. - И лететь над землей! И становится хорошо... Вам этого не понять!

- Почему же не понять? - возразил Судья. - Здесь собрались разумные взрослые люди. Все они обрабатывают землю, и производят еду, и воспитывают детей. И все они прекрасно знают, Кривоногий... - тут голос его вдруг сразу достиг небывалой звучности и мощи: - И все они, взрослые и разумные люди, прекрасно знают, что человек не должен летать! Он должен твердо стоять и ходить по земле, которую он обрабатывает! И нам не нужна твоя... твоя легкость, Кривовог! Это - опасная легкость, ибо труд на нашей земле - дело тяжелое!

- А если ему это дело... это занятие... просто нравится?! - вдруг пронзительно заверещала низенькая, приземистая, сильно перекошенная на один бок женщина с абсолютно безволосой шишковатой головой. Из-за этой лысой головы ее в селении звали Голышихой.

- Что значит: нравится? - переспросил Судья, почти не повышая голоса, пристально глядя при этом вопросе в пустые, круглые, как речные камешки-голыши, глаза женщины. Та повела зрачками в разные стороны, но из ее рта, как из раструба, продолжали вылетать слова:

- А так! Нравится - и все! Толпа затихла: всех интересовало, что же ответит Судья на такой неожиданный аргумент в публичном споре. Судья-Отец покачал головой:

- Кривоногий - не одинокий волк, выгнанный из стаи. Он - член нашей Общины и владеет частью нашей земли. Члену Общины должно нравиться только то, что полезно Общине. Иначе... - твердо и почти без нажима в голосе подвел итог Судья, - иначе нам не выжить! Ты понимаешь это, женщина?

Голышиха в растерянности промолчала...

- Итак, мы выслушали тебя, Кривоногий! Теперь слушай, что скажет суд Общины! Голос Отца легко перекрыл шум толпы и все другие звуки. Казалось, даже ветер, шумящий в густой листве, притих, чтобы выслушать приговор.

- Землевладельцы, члены Общины! Вы знаете: Закон есть Закон. И он гласит: любой член Общины, по свободному праву владеющий наделом плодородной земли и использующий ее не для производства продуктов питания, а для дурманящих или вредящих Общине растений подвергается смертной казни. Ты ведь знал об этом Законе, Кривоногий?

- Да, я знал... - измученно простонал подсудимый, опустив тяжелые руки вдоль туловища и бессильно подрагивая кистями. - Я знал... но я... я - забыл... Я хотел... только попробовать! Тяжелая жизнь... Хотел легкости... Глотнуть... вдохнуть хоть немного легкости...

- Лишите его жизни, привязав за горло к ветке Священного Дуба! - выкрикнул Отец?Судья. - Таково решение суда, ибо Закон есть Закон!

- Пошли, Кривоног! - сказали разом двое Стражей Порядка и ткнули осужденного в бока, но на этот раз не рукоятками, а остриями своих ножей. Кривоног сделал неловкий шаг, споткнулся и повалился наземь. Раздался протяжный, заунывный вой. Приговоренный к смерти, извиваясь по земле, как большая придавленная сапогом гусеница, вопил на одной безостановочной жуткой ноте. Это было страшнее даже, чем волчий вой в пустынных заснеженных полях под гулким лунным небом в долгую морозную ночь. Крепкие руки исполнявщих приговор поставили его на ноги и подвели к Дубу Совета. Дуб, особенно если он могуч и испытан многими веками, почти всегда одинок. Деревья в садах стоят шумной толпой и радуются, полные цветов и плодов. Этот дуб был суров, и на его ветвях созревали поистине страшные плоды...