Виталий Полищук - Незримое, или Война в иномирье. Монасюк А. В.: Из хроник жизни – удивительной и многообразной. Книга вторая

Но было нужно.

– Милая, – сказал он. – Я хочу попробовать вылечить Анни.

На мгновение она напряглась, но потом ее тело вновь расслабилось. Она подняла голову, повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Зрачки ее глаз расширились, и Анатолий понял – она очень хотела поверить, но – не могла.

Слишком часто у нее отбирали надежду.

– Послушай меня. Ты ведь помнишь, как недавно ухаживала за мной? Когда я лежал больным?

– Конечно.

– Джоли, это была не болезнь. Я экспериментировал – я излечивал свои пораженные возрастом клетки организма.

Джоли! Ты должна мне поверить. Просто поверить в меня! Я могу управлять органами тела, клетками тела, и я могу их изменять. А значит – и излечивать.

Он схватил ее руками за плечи и слегка потряс ее.

– Ну поверь мне! Ведь я так люблю и тебя, и твою дочь. Вы для меня – одно целое, Джоли, любимая – просто поверь мне, и доверься!

Женщина молчала. Глаза ее потухли, она ушла в себя. И Анатолий понял, что не убедил ее.

Тогда он схватил ее лицо ладонями, повернул к себе, и заговорил тихо, размеренно и очень, как ему казалось, убедительно:

– Милая, сколько раз ее лечили? Два, три раза? А что было последний раз? Пересадка костного мозга? Но раз не помогает, значит, причиной могут быть нарушения и на клеточном, и на молекулярном уровне – возможно, поражены некоторые гены.

Я уверен, что смогу вылечить Анни. Я чувствую, я знаю это! После того, как я запустил механизм самолечения системы кровоснабжения, во мне не осталось ни одной больной клетки крови!

Джолианна убрала его руки, встала и подошла к двери в комнату дочери. Приоткрыла ее, посмотрела. Потом, уже, очевидно, все решив, повернулась к Анатолию:

– Хорошо. Говори, что нужно делать – я согласна. Но я буду все время рядом с ней.

Монасюк также встал, подошел к ней, ласковым движением обнял ее и прижал к груди.

– С нами, милая. Ты будешь рядом с ней и со мной.

Анни-Лиза лежала на постели Монасюка. Она спала. Время от времени ее тело начинало дрожать, она постанывала, и тогда сидящая в кресле рядом Джолианна вставала и влажной салфеткой вытирала пот с лица девочки.

Процесс изменения клеток, как и у Анатолия, протекал при высокой температуре.

Сам Монасюк сидел в другом кресле, и как только девочка начинала чувствовать боль, выходил в Прапространство, соединялся с Проматерией тела Анни и приглушал боль.

Он постоянно контролировал процесс. За два дня он лишь несколько раз выходил из спальни на несколько минут в туалет.

В комнатах для гостей на всякий случай находились несколько врачей из Женевской центральной гематологической больницы – гематологи, реаниматологи, кардиологи. Им не объяснили, для чего пригласили вместе с самым необходимым врачебным оборудованием поселиться в этом доме на несколько дней, но очень щедро заплатили. «За консультацию», – сказали им. Настолько щедро, что ни один не задал лишних вопросов. А у дверей спальни постоянно находились Николай и Селезнев. Они ждали. Просто так, на всякий случай. Но заставить их уйти не смог бы никто.

Анатолий оказался прав – у девочки оказались поврежденными не только кроветворные органы, клетки крови и все системы организма, напрямую связанные с кровообеспечиванием – были поражены некоторые геномы и гены. И если «задать» установку на процесс излечения, перенеся ее из своего мозга – в Проматерию мозга Анни оказалось хоть и непростым, но в общем, делом не особенно трудным, генную систему Монасюку пришлось лечить самому. Мысленно частицами Проматерии своих рук он осторожно касался частиц белковых молекул генной системы девочки, и перемещая их, заставлял изменяться в нужном направлении атомарно-материальную составляющую белковых клеток.

Человек получает при рождении 38 тысяч генов. Конечно, поврежденными оказалось лишь несколько генных молекул, но если бы самого Монасюка спросили, КАК он определяет, какая молекула повреждена, а какая – здорова, он ответить бы не смог. Интуитивно он чувствовал, что и в каком месте нужно было изменять, и делал это. Фактически то, что он творил, было сродни генной инженерии.

Пришлось проделать эту процедуру четыре раза. И каждый раз, обессиленно возвращаясь в кресло, он чувствовал на своем лице руки Джоли, которая вытирала теперь уже его прохладной влажной салфеткой.

Когда последний раз он полностью пришел в себя и посмотрел на лицо Анни, он увидел, что кожа девочки начинает принимать здоровый вид – она порозовела, начала проходить желтизна, которая не исчезала даже не смотря на высокую температуру.

Анатолий сузил сознание, мысленно обследовал организм Анни-Лизы – процесс выздоровления клеток шел повсеместно.

Они победили – они смогли сделать ЭТО!

– Завтра пригласим врачей – и пусть они отвезут ее в клинику и ведут наблюдение до полного выздоровления.

Анатолий обошел кровать, присел на край рядом с сидящей возле Анни Джолианной и, ласково взяв ее лицо ладонями, повернул к себе и крепко поцеловал. Он ощутил на ее губах вкус солоноватых слез, но всем своим существом почувствовал ее счастье.

О Вселенная! Да ради одного этого мига стоило жить! – подумал он.

Монасюк вовсе не думал в том момент, что не Вселенная существует для него, а, наоборот, он. Благодаря ей и – для Вселенной.

К сожалению, содержание следующего (и последнего) телефонного разговора между неизвестными абонентами из двух европейских столиц так и осталось неизвестным…

Из статьи в журнале «Монд» (сентябрьский выпуск):

«Конец сентября ознаменовался рядом жутких событий, которые произошли в северном полушарии нашей многострадальной Земли.

Вот лишь некоторые из них.

В ночь на 8 сентября, в селении Прадо, что невдалеке от Парижа, около трех часов в одном из домов раздались столь громкие и жуткие крики, что проснулись буквально все жители.

Крики эти сначала не были поняты, как человеческие, потому что все собаки селения буквально захлебывались от лая и воя.

Однако немного времени потребовалось сначала ближайшим соседям, затем и остальным жителям, чтобы понять – кричат люди, и крики доносятся с поля фермера Жавьена Лурье.

Пока люди оделись, набросив на себя из одежды первое, что попалось под руку, пока сбежались на место происшествия, крики прекратились. Лишь по-прежнему выли как будто в один голос, собаки всей округи.

В этот момент на поле Лурье вспыхнули сначала один, потом второй стог соломы. При свете горящих стогов жители селения увидели жуткую картину.