Александр Мееров - Сиреневый Кристалл

— И вы определили?

— Разумеется. Я заверил комиссара, что письмо, несомненно, адресовалось нашему профессору Нэмиту. Сказал, что профессор будет, наверное, очень расстроен, узнав о гибели протеже своего друга, и взялся сам подготовить старика к этому печальному известию.

— А письмо?

— Вот оно.

Письмо начиналось просто и сердечно:

«Дорогой друг!

Уже давно не имею вестей от тебя, и это начинает меня тревожить. Я продолжаю трудиться над проблемой, которая тебя интересует. Думаю, близок к успеху. О результатах сообщу, как только смогу, а сейчас рад исполнить твою просьбу и направляю тебе верного человека. Это сын нашего покойного П., и этим уже много сказано. Он, несомненно, талантлив, натура увлекающаяся и честная. На него можешь вполне положиться.

Верю в успех и силу Разума.

Отэн Карт несколько раз перечитал коротенькое малопонятное для постороннего человека письмо и задумался. Случай и в самом деле выпадал исключительный.

Карт и Фурн засели за разработку «плана вторжения», и, когда план был выработан, Фурну представилась возможность проявить свои таланты. Прежде всего следовало позаботиться о том, чтобы репортеры, зарабатывающие свой хлеб на так называемой полицейской хронике, не слишком много расписывали о несчастном случае на шоссе Пэм. Репортерам было заплачено во много раз больше, чем они могли получить в своих редакциях, и в результате только в одной мелкой газетенке появилась короткая строчка, которая, вероятно, не должна была попасться на глаза какому-то А., рекомендовавшему химика профессору Родбару. Справившись с этим, Фурн выехал за границу.

В старинном университетском городке, из которого прибыл погибший химик, было не так уж трудно узнать, кто скрывался под скромной подписью. Как и предполагал Фурн, это был знаменитый профессор Арнольде, давнишний корреспондент Куана Родбара. Фурн разведал все возможное о человеке, которого Арнольде рекомендовал Родбару, и решил, что теперь можно рискнуть.

Так под именем погибшего химика в Таркор, в лабораторию профессора Родбара, направился Фурн. Родбар принял Фурна на работу, как будто не усомнился ни в чем и ничего не заподозрил, но для планов Отэна Карта это мало что дало. Все сотрудники Родбара, даже те, которые были допущены внутрь двора, стоявшего особняком на территории ченснепповского института, не знали, что делается в совершенно засекреченных отделениях лаборатории. Родбару помогали там два человека. Они никогда не выходили из лаборатории, там работали и там жили, отдав себя в полное распоряжение паутоанскому ученому вплоть до окончания намеченных им работ. Остальные сотрудники ничего не знали об этих людях, никогда их не видели, и только сам Родбар осуществлял для них связь с внешним миром.

Это было неожиданно и порядком обескуражило Фурна. Он проклинал Куана Родбара, злясь, что тот с восточной мудрой предусмотрительностью так ловко оградил свою тайну от непрошеного вторжения, но поделать ничего не мог. Как европеец, Фурн был нетерпелив и уже хотел было уйти от Родбара, но, как человек, немало проживший на Востоке и научившийся выжидать, он понимал: нужно терпение.

По заданиям, которые давал своим химикам и биологам Родбар, нельзя было составить представление о творящемся в святая святых, но уже и эти задания говорили о том, что Родбар, казалось, работает над чем-то не имеющим прямого отношения к деятельности ченснепповского института, и это было уже интересно, хотя и мало приближало Фурна к цели. Его кипучая натура едва мирилась с необходимостью усидчиво день за днем проводить кропотливую, требовавшую недюжинных знаний работу. Пришлось вспомнить все, чему его учили в университете, и забыть все, что так помогало на плантациях. Пришлось засесть за книги и вечерами, после напряженного дня, — в ченснепповском институте хорошо платили, но и умели спрашивать работу учиться и учиться, чтобы не показать себя профаном. Фурн был сметлив, изобретателен и находчив. Там, где у него не хватало знаний, он брал смекалкой и, главное, энергией.

Порой он увлекался порученным ему делом настолько, что забывал, зачем пришел сюда, а порой ему нестерпимо хотелось окунуться в привычную жизнь прожигателя жизни, кутилы и интригана, однако надо было играть роль рядового химика, хотя и получающего приличное содержание, но не имеющего права жить не по средствам. Самое неприятное было сознавать, что какая-то особенная, тщательно оберегаемая тайна здесь, за стеной, и не иметь возможности ничего предпринять. Впрочем, кое-что Фурн предпринимал. Осторожно, не увлекаясь, но и ничего не упуская, он пробирался к заветному.

Он сумел завоевать если не полное доверие, то расположение к себе профессора. Родбару нравилась живость и предприимчивость нового химика, его способность не уставать и настойчиво преодолевать трудности. Видимо, все эти черты были свойственны самому Куану Родбару, и, как знать, может быть, профессор не раз подумывал: не приблизить ли Фурна, поручив ему часть самой секретной работы? Понимая, что опаснее всего быть слишком любопытным, Фурн никогда не задавал вопросов, которые могли бы насторожить Родбара, и старался зарекомендовать себя человеком положительным, и умеющим быть деликатным в необычной ситуации. Но Фурн не мог рассчитывать только на то, что Родбар когда-нибудь наконец посвятит его в тайну; как всегда, он больше всего уповал на подходящий случай, стараясь не упустить его.

Но на этот раз выждать не удалось.

В середине апреля стало известно, что в Таркор должен приехать Арнольде. Не совсем понятно, почему проделка Фурна до сих пор оставалась незамеченной. Очевидно, Родбар в свое время написал Арнольдсу, что рекомендованный им человек принят, вполне его устраивает, и уже больше не заботился об этом деле. Теперь, когда приезд Арнольдса мог привести к разоблачению, рушились надежды Фурна и Отэна Карта. Надо спешить, не дожидаясь провала, и Фурн решился на отчаянный шаг. Даже Карту он не изложил подробно свой план, много пил, пожелтел еще больше и лихорадочно готовился к атаке. Вскоре Фурн исчез из поля зрения Карта. Фурн опасался, что за ним следят, решил быть начеку и вместе с тем не терять ни минуты: приезд Арнольдса ожидался со дня на день.

Карт не имел никаких вестей от своего лазутчика, а утром 27 апреля началась бомбежка Таркора.

«Что там? — недоумевал Карт. — Что делает Фурн, почему от него нет никаких вестей, что предпринять?»

Люди, посланные Картом в Таркор, вернулись ни с чем: войска, окружавшие лесопарк, не пропускали никого. Об официальном сообщении муниципалитета он узнал еще до того, как оно было передано по радио, но и от этого было не легче. Карт уже собирался отправиться в муниципалитет сам, но в этот момент с шумом, отбиваясь от загораживавшего ему дорогу Низэма, в кабинет ввалился пожарный. В измазанном грязью брезентовом костюме он плюхнулся в низкое мягкое кресло и хрипло сказал: