Елена Асеева - Середина. Том 2

Впрочем, возвратившись к людям, рао несмотря на все еще светлое время суток не пожелал пойти на двор, отказался от общения с Айсулу у которой к пятому месяцу беременности уже заметно обозначился животик, уберегающий внутри его сына, а решил отлежаться в юрте, сославшись на усталость.

Толиттама, как бессменная его прислуга, переодела и накормила юношу, да уложив его на ложе, принялась массировать стопы. Какое-то время в юрте кроме тихого шебуршания огня в костерке ничего не слышалось. Пламя, невысоко подпрыгивая в своем углубление, не столько освещало, сколько согревало помещение, а легкий горьковатый дымок иноредь, пускающий свои пары по юрте, наполнял ее незначительной зябью, точно перемещая и сам воздух по данной искривленной поверхности.

— Толиттама, — наконец нарушил молчание Яробор Живко, и, повернувшись со спины на левый бок, подпер рукой подушку под щекой. — Кто у Айсулу родится? Мальчик? так хочу сына. Ты ведь знаешь, кто родится.

— Откуда, господин, я могу знать, — незамедлительно отозвалась апсараса и бережно прикрыла разогретые массированием стопы юноши теплым одеялом. — Я ведь не бесица-трясавица, каковая может зреть вглубь плоти. Я апсараса, тех качеств не имею и в них не нуждаюсь.

— Кали мне отказала, — недовольно протянул рао, и самую толику перекосил уста, неотрывно глядя, как апсараса, подсев на его ложе, принялась натирать мазью и массировать руки.

Он знал, что затем последует и все остальное тело, ибо так указала делать демоница, всяк раз когда он бывал в пещере или на маковке… словом когда его мгновенно перемещали на дальние расстояния Боги. Так как и бесицы — трясавицы, и Кали-Даруга считали те перемещения для плоти мальчика не лучшим способом передвижения, кои могли нанести ущерб его и так слабому здоровью, особенно неким внутренним органам.

— Слышишь Толиттама, — добавил все также огорченно Яробор Живко, апсараса торопко кивнула, меж тем, широко улыбнувшись и показав свои жемчужные зубы, порой отдающие голубым али розоватым оттенком, смотря по падающему на них солнечному свету. — Кали сказала, что Айсулу не больно крепкая здоровьем, — добавил он, — вельми нервная девочка и таковое перемещение да еще ради единственной цели узнать пол дитя не самое лучшее для ее самочувствия.

— Рани Темная Кали-Даруга права господин, — мягко отозвалась Толиттама, все поколь перебирая пальчики, на левой руке мальчика медлительно поднимаясь по кисти вверх к запястью. — Разве теперь имеет значение, кто родится. Дитя такое большое, уже шевелится. Вы же давеча это почувствовали? — апсараса прервалась и воззрилась на немедля просиявшее довольством лицо рао. — Какая разница кто родится: сын али дочь, — продолжила она толкования. — Ноне дочь, в следующий раз сын, стоит ли тревожиться. Теперь после пережитого вместе с вами видения госпожа стала такой покладистой девочкой, перестала вас волновать, ревновать к нам апсарасам. Она подарит вам, господин, еще детей… Много сынов и дочерей. Вы же ноне, как отец уже можете придумать имя своему чаду, поелику большая часть беременности позади… Еще четыре месяца и родится ваш ребенок.

Яробор Живко задумался, вглядываясь в полноватые, короткие перста апсарасы нежно теребящие не только сами его конечности, но и вроде как кожу на них и впрямь соглашаясь с ее молвью. Так как после пережитого ими обоими видения Айсулу стала много мягче и спокойней. Погодя юноша смог узнать у Мора, что за планету видел он тогда, а нынче, будучи на маковке, о том заговорил с демоницей.

— Так значит это твоя планета Кали? — вопросил рао, словно вопрошая о том впервые.

Мальчик сидел на пухлом облачном пуфике, подле стоящей обок него рани, нежно поглаживающей его руки, лицо и волосы. Они расположились почитай в центре залы маковки, как раз диаметрально поставленным двум креслам, в которых поместились Велет и Мор, зримо довольные тем, что вопросы юноши и тревоги лучицы им, наконец, удалось переложить на плечи Кали-Даруги.

— Моя планета, дражайший господин, — полюбовно пропела рани Черных Каликамов, стараясь всей живущей в ней теплотой снять тягостное томление, которое владело не столько даже плотью, сколько наполняло Крушеца. — Это даже не планета, господин, а спутник. Его величают Пекол, он находится в созвездие Зозулины Слезки, Галактике Северный Венец. Пекол вращается подле не обитаемой планеты Адитья. Северный Венец первая Галактика Господа Першего. Это вообще первая живая Галактика во Всевышнем, не считая, конечно, Отческих недр. Северный Венец уникальна, также как и находящиеся в ней системы, созвездия, планеты, ибо создана не по прописанным Зиждителем Небо и Зиждителем Дивным законам творения. Она, скажем так, экспериментальная Галактика, где все создано по иным законам, и даже с иными химическими элементами и веществами, с другой структурной постройкой самих систем и созвездий. Потому там можно наблюдать спутник-кроху обитаемую, населенную живыми созданиями. И вспять не имеющую жизни мощную планету вращение которой строится повдоль того самого спутника.

— Значит, Отец тоже любит экспериментировать, как Темряй. Ибо то, что я видел, было незабываемо величественным и потрясло меня своей мощью, красотой, — на одном дыхании произнес Яробор Живко, дотоль смотрящий на демоницу снизу вверх и напряженно ловящий каждое ее слово. Он торопко приник к рани и обнял ее дюжее, грузное тело.

— Это одна из тех черт, которая присуща в целом нашим Творцам, Димургам, — протянула Кали-Даруга и днесь оплела прильнувшего к ней мальчика, всеми четырьмя руками, несомненно, ощущая его тоску по ней и ее Творцу.

— Это видение… Это видение грядущего? — немного погодя поинтересовался Яробор Живко, обращаясь не только к демонице, но и немотствующим Богам. — Значит, я…,- лишь на миг прервавшись и поправившись, дополнил он, — Крушец на Пеколе когда-нибудь будет?

— Я даже в том не сомневаюсь. Не сомневаюсь, что вы будете на Пеколе… и не раз, — произнес Мор, широко просияв улыбкой, посылая ее одновременно демонице и мальчику. — Або это место, каковое любят и посещают весьма часто все те, кто рос подле Кали. Впрочем, как и подле Калюки-Пураны и Калики-Шатины… Поелику все сыны вельми любят Пекол и жаждут его узреть и это несмотря на то, что не все Боги там взращивались, а лишь некие из них.

— А ты Велет? Ты на Пеколе рос? — много тише поспрашал Яроборка и легохонько вздохнул.

Вздохнул, потому как чувствовал в объятиях рани умиротворение и спокойствие такое, каковое изредка испытывал подле матери Белоснежи, когда она, прижимая его к себе осыпала горячими поцелуями и легохонько напевала. Наверно эта тишина внутри мальчика наступала, потому как Кали-Даруга была «матерью» для самого Крушеца, и, находясь в ее объятиях, умиротворялся в первую очередь он. А умиротворяясь, спускал данное спокойствие вже на саму плоть.