Клэр Норт - Пятнадцать жизней Гарри Огаста

– Успокойся. Ты в безопасности.

Если Акинлей и поняла, что я сказал, она никак это не показала. Увидев меня, она отпрянула, насколько это можно сделать, лежа в кровати, и стала звать родителей и других членов своей семьи. Она явно не понимала, что происходит. Опустив взгляд, увидела собственное распростертое тело, от которого в разные стороны отходили провода и трубки, и содрогнулась. Затем снова стала звать на помощь – отца, мать, Бога.

– Я Гарри, – сказал я. – Ты знаешь меня?

– Нет, я вас не знаю! – с трудом прохрипела Акинлей. – Что происходит? Помогите!

– Ты в больнице. Ты больна, – попытался объяснить я, чувствуя, что, пожалуй, переоценил свои познания в области эве – мой словарный запас был слишком беден и я с большим трудом нашел возможность избежать фразы «ты умираешь».

– Кто я?

– Ты узнаешь об этом позже.

– Мне страшно!

– Я знаю, – пробормотал я. – Это значит, что все прошло нормально.

Я опять погрузил Акинлей в сон – прежде чем она успела спросить что-нибудь еще.

Когда на следующее утро медсестры вошли к Акинлей, чтобы поменять постельное белье, она была мертва, а меня в палате уже не было.

Глава 58

Я проснулся на больничной койке.

Рядом со мной кто-то был.

Это оказался Винсент – он спал сидя, упершись лбом в матрас, на котором лежал я.

Я пришел в себя после процедуры Забвения, то есть интеллектуальной смерти, и я… все еще был собой. Я был Гарри Огастом, и я по-прежнему помнил все.

Очнувшись, я какое-то время лежал неподвижно, боясь шевельнуться и разбудить Винсента. Мой мозг лихорадочно работал. Итак, я по-прежнему нахожусь на базе Петрок-112 в статусе арестованного. И все еще представляю угрозу для Винсента. Я по-прежнему умираю, потому что в моем организме находится яд, но мое сознание остается моим сознанием, моя память каким-то чудом сохранилась. Конечно, Винсент захочет удостовериться, что процедура Забвения прошла успешно, и постарается выяснить, не осталось ли у меня в мозгу каких-либо воспоминаний. Но я себя не выдам.

Наверное, я все же сделал какое-то движение, потому что Винсент проснулся. Выпрямившись, он уставился на меня, словно доктор, пытающийся поставить пациенту диагноз, глядя ему в глаза. Я хотел сказать что-нибудь на родном языке, как сделала после пробуждения Акинлей, но решил, что это будет перебор. Вместо этого я широко открыл рот и издал громкий нечленораздельный стон, похожий на рев животного. Он вполне соответствовал моему физическому состоянию – все мое тело, наполненное ядом, страшно болело.

– Гарри! – окликнул меня Винсент, придав своему лицу озабоченное выражение, и взял меня за руку. – Гарри, вы меня слышите?

Он говорил по-русски. В ответ я снова не то застонал, не то заревел.

– Как вы, Гарри? – Винсент перешел на английский. – С вами все в порядке?

Он явно пытался вести себя как мой друг, искренне озабоченный моим состоянием. Мне отчаянно захотелось ответить ему так, как он того заслуживал, но я подавил свой порыв – у меня было слишком мало времени. Жить мне оставалось совсем немного. Пока я был без сознания, яд продолжал делать свое дело. Повернувшись на бок, я перегнулся через край кровати, и меня вырвало кровью и желчью. К моей радости, рвотные массы забрызгали ботинки Винсента, который не успел вовремя отскочить. В голове у меня стучало, в глазах плавали огненные круги. Бедный Винсент, подумал я. У него, похоже, просто не оставалось времени проверить, сработала ли процедура. Он, однако, решил сделать все возможное, чтобы выяснить то, что сейчас интересовало его больше всего на свете.

– Возьмите его! – рявкнул он, обращаясь по-русски к двум охранникам.

Те стащили меня с кровати и, держа под мышки, поволокли, как мешок, в коридор. Следуя указаниям Винсента, они дотащили меня до душевой.

– Убейте его! – громко приказал Винсент по-английски.

На что он рассчитывал? Вероятно, на то, что если в моем мозгу сохранились какие-то воспоминания о родной речи, я, поняв смысл его слов, выдам себя какими-то действиями. Однако с другой стороны, если бы я никак не отреагировал на его приказ охранникам, это могло означать, что я отчетливо понимаю: в сложившейся ситуации смерть для меня благо, поскольку сулит облегчение. К счастью, меня выручило мое тело – оно забилось в конвульсиях, которые, судя по всему, были предсмертными. Благодаря им я не почувствовал, как мой мозг пронзила пуля.

Глава 59

Моя тринадцатая жизнь началась так, как и должна была начаться. Берик-на-Твиде, женский туалет на железнодорожной станции – все шло своим чередом. Меня отдали Патрику и Харриет, и те стали воспитывать меня как родного сына. Воспоминания о предыдущих жизнях начали возвращаться ко мне в трехлетнем возрасте, а к шести годам я был полностью готов к тому, чтобы объявить членам клуба «Хронос» о планах Винсента и о том, каким образом он собирался их реализовать.

Я отправил в Лондон письмо, адресованное Черити Хэйзелмер и клубу «Хронос», в котором рассказал обо всем. О Винсенте Ранкисе, о квантовом зеркале, о происходящем в России. Чувствуя, что времени на волокиту с перемещением меня из моей семьи нет, я сообщил Черити, что украду необходимую сумму денег, напишу для прикрытия достаточно убедительное сопроводительное письмо, самостоятельно доберусь до Ньюкасла и объясню ей все лично. Ей нужно было только дождаться телеграммы о моем приезде и встретить меня на станции. Позже я понял, что спешка, с которой я все это организовал, возможно, спасла мне жизнь.

Ответа на письмо я не получил, да я его и не ждал. Когда речь шла о детях-калачакра, на Черити можно было смело положиться. Я выкрал несколько шиллингов из ящика стола Рори Хална и сочинил очень подробное и красноречивое письмо, в котором говорилось, что его предъявитель направляется в школу в Лондоне. Письмо также содержало просьбу ко всем взрослым оказывать мне помощь, пока я нахожусь в дороге. Положив его в карман, надев свои лучшие и, откровенно говоря, единственные ботинки и прихватив с собой мешочек с ворованными фруктами, я отправился в Ньюкасл. Раздобыть транспорт непосредственно вблизи усадьбы было практически невозможно, к тому же, даже если бы мне это удалось, это было опасно – мою ложь легко могли разоблачить. Поэтому ночью я пешком дошел до Хоксли – того самого поселка, где когда-то, сотни лет тому назад, ускользнул от Франклина Фирсона. Там я показал мое письмо почтовой служащей и рассказал ей, что я сирота и направляюсь на учебу в Лондон. В результате меня не только отправили в столицу на запятках расшатанной и скрипучей почтовой повозки, где я расположился вместе с охапкой тисовых веток и ленивым лабрадором, но еще и дали в дорогу теплого хлеба с салом.