Роберт Рэнкин - Мир в табакерке, или чтиво с убийством

По крайней мере, я помню их именно такими.

Так что вряд ли это можно было назвать настоящим вертолетом.

Это было открытое сооружение на трех седоков, на педальном ходу. Как с рисунка Леонардо да Винчи – сосновые распорки и холщовые паруса. Добрый старый Леонардо. Вроде бы, «Леонардо» на рифмованном сленге Брэнтфорда означало «мертвый»?

Вертолет стоял рядом со стройкой. Стройка словно замерла – все складывали инструменты, болтали с педалистами с вертолета и больше ничего.

– Бьюсь об заклад, это какая-нибудь шишка из издательства. Прилетела, чтоб сказать, чтобы они шли по домам, – сказал Норман.

– С чего бы это? – спросил я. – Мистер Крэдбери обещал восстановить дом, если я напишу книгу.

– Трогательная вера в мистера Крэдбери, – заметил Норман. – Ты никогда не задавал себе вопрос, почему его издательство проявляет такую щедрость?

– Задавал, конечно.

– И к каким выводам тебе удалось придти?

Я не ответил.

К нам вразвалочку подошел бригадир строителей.

– Там к вам какой-то франт из Лондона, ваше мэрство. Насчет той книги, что вы писали. Он вас ждет в музейной.

– Ну, вперед, – сказал Норман. – До сих пор все шло просто отлично. Но если бы ты послушался меня, когда я предлагал тебе растянуть свое творчество лет на пять, нам бы по крайней мере закончили дом.

– На книгу надо ровно столько времени, сколько надо, – сказал я. – Пойду, пожалуй, поговорю с этим франтом.

Я остановился и улыбнулся Норману.

– И все равно иногда было весело, правда?

– Еще как, – сказал бывший лавочник.

– Я рад что встретил тебя, Норман.

– А?

– Рад, что звал тебя другом.

– Ты что, напился? – спросил Норман.

Я покачал головой.

– Ну, значит, увидимся, как получится.

– Э… ну да.

Я пожал Норману руку.

И, оставив за спиной его озадаченную физиономию, я вразвалочку двинулся к дому.

Он был моим другом и товарищем почти пятьдесят лет.

Я его больше не увижу.

Я прошел мимо строителей и вертолет-педалистов, спустился по истертым ступеням в подвал и, пройдя подземным коридором, подошел к музейной комнате. И прежде, чем открыть дверь, я помедлил, и у меня затряслись руки и слезы навернулись на глаза.

Потому что я знал, понимаете.

Я знал, что произойдет.

Я все это уже видел и чувствовал, и знал, что так и должно случиться.

Я сделал несколько глубоких вдохов-через-нос-выдохов-через-рот. Не помогло. Так что я просто открыл дверь в музейную.

Лондонский франт стоял ко мне спиной. На нем было длинное черное пальто с каракулевым воротником, на который падали длинные редкие пряди жирных седых волос. Он медленно, почти со скрипом, повернулся и пару раз кивнул мне.

Он был стар, и лицо у него было все в морщинах и старческих пятнах. Но глаза из синего льда подмигнули мне из-под белых бровей.

Руки у него были похожи на скрюченные высохшие клешни. В одной он держал мою рукопись. А в другой – пистолет.

Он улыбнулся, увидев меня.

И я улыбнулся в ответ.

– Привет, Эдвин, – сказал он.

– Привет, Давстон, – ответил я. – Я тебя ждал.

28

И вот конец уж недалек, та-да-да-да та-да

Та– да да-да-да-да та-да, да-да-да-да, та-да.

– Ты хорошо поработал в саду, – сказал он самым что ни на есть обычным тоном.

– Я пересадил все деревья. Я терпеть не мог этого твоего логотипа с Геей. Я их выкопал, одно за другим, и пересадил на другие места. На это ушло почти восемь лет. Но с земли того, что получилось, не оценишь. Не обратил внимания, когда подлетал?

– Нет. – Старик Т.С. Давстон покачал головой. – Я спал. Я теперь много сплю. Но беспокойно. Мучают сны.

– Еще бы не мучили.

– Итак, – сказал Т.С. Давстон. – Мы снова здесь. Должен признать, ты хорошо выглядишь. Жизнь в деревне, видимо, тебе на пользу.

– Охота, рыбалка, стрельба, – объяснил я.

– И ты ждал меня?

– Ну да. – Я присел задом на край стола, как на насест. – Я знал, что ты тут же со всех ног примчишься, как только прочтешь мою рукопись.

– Эту? – Т.С. Давстон поднял руку со стопкой страниц. – Этот мусор? Вот это говно?

– Я подумывал над тем, чтобы дать ей такое название, – заметил я. – «Вот это говно».Но «Чтиво с убийством» мне показалось выразительнее.

Т.С. Давстон швырнул рукопись на пол. Замечательно швырнул. Если бы я судил соревнования по швырянию рукописей, я бы поставил ему девять баллов из десяти возможных.

– Хороший швырок, сэр, – сказал я.

Его затрясло.

– Это говно! – сипло прохрипел он. – Говно. Полное говно!

– Тебе не понравилось?

– Нет!

– Можно узнать, почему?

Рука, в которой он держал пистолет, дернулась.

– Эта книга не обо мне. Это не моя биография. Я в ней – лишь побочный персонаж. Это книга о тебе. О том, что думал ты. О том, что чувствовал ты. Как ты принимал все, что происходит.

– И тебе, значит, она совсем-совсем не понравилась?

– Кроме омерзения, она ничего у меня не вызвала!

– У меня было ощущение, что так оно и будет. – Я вытащил из кармана пачку сигарет: «Давстон», особые экстра. Их привез мне мистер Крэдбери. Я вытащил одну и прикурил.

– Курить не будешь? – спросил я Т.С. Давстона.

– Нет. – Голова старика тряслась. – Бросил.

– Жаль. Скажи-ка вот что. Что, по твоему мнению, я должен был написать?

– Правду. Историю моей жизни. Правду.

– Правду? – Я покачал головой, выдохнул дым и заговорил сквозь сизое облачко. – Тебе хотелось, чтобы я обелил тебя. Хитроумно и начисто. Вот почему ты оставил мне все свои деньги. Чтобы я всегда был у тебя в долгу. Чтобы я подумал, какой ты чудесный парень. И чтобы, когда придет время писать твою биографию, я бы создал жития святых. Для чего? Чтобы сделать тебя примером для юнцов. Бедняк, поднявшийся с низов.

– Почему нет? – Т.С. Давстон помахал пистолетом. – Я такой, ты же знаешь. Это я.

– Ты тот, кто правит всем?

– Всем.

Я затянулся сигаретой.

– Такая возможность приходила мне в голову. Но одного я все равно не могу понять. Как ты подделал свою смерть? Голова и руки были словно настоящие. Я мог под присягой заявить, что они настоящие.

– Они и были настоящие. И голова, и руки. Это я лежал в гробу. Я забеспокоился только, когда Норман решил показать тебе швы, где мою голову якобы пришили обратно. Спасибо, ты его остановил. Понимаешь, искушение было слишком велико. Побывать на собственных похоронах, услышать все хорошее, что о тебе скажут. Я, правда, чуть-чуть разозлился, когда ты не вышел и ничего не сказал. И когда этот идиот из «Дейв Кларк Файв» пел «Какие мелкие кусочки», мне это тоже не показалось смешным. А еще когда ты положил мне в карман пачку сигарет чужой марки. Или когда Норман толкнул викария в пруд.