Андрей Курков - Судьба попугая (География одиночного выстрела - 2)

И вдруг зажглась в домике у реки свеча, и ее огонек в окошке отразился. Сразу ангелу будто холодно стало - поежился. Может, просто ветерок с реки подул, а может, оттого, что там, у Захара и Петра в домике, было тепло из- за постоянно горевшей печки-коптильни.

Поднялся ангел и вниз по тропинке пошел. Уже много раз ходил он туда, и сидели они иногда всю ночь за столом. Иногда свечу зажигали, иногда масляную лампу, что на крюке под потолком висела. И говорили, говорили. Порой ангел там и ночевал.

И не то чтобы было ему совсем неинтересно среди обычных новопалестинян, живших кучно и совместно в человеческих коровниках, но говорить с ними не хотелось, да и они сами с ним, ангелом, не говорили. Они строили свою жизнь, летом готовились к зиме, а зимой ждали лета. И только Катя да горбун-счетовод каждый по-своему заботились о будущем и думали о разных улучшениях.

- О, - сказал Захар-печник, открыв дверь и увидев на пороге дома ангела. Хорошо, что пришел, а то мы тут с Петром поругались чуток... Заходи!

Петр сидел на табурете за столом, сидел ссутулившись . и глядел перед собой на трещину в широкой столешнице, глядел так, словно хотел протолкнуть свой взгляд сквозь эту трещину и дальше. Расселись.

Ангел сразу уютно себя почувствовал. Тепло окутало его, и дышалось здесь иначе, сладковатый запах оседал даже на языке, из-за чего создавался странный обман желудка: казалось, что запах становился как бы запомнившимся вкусом съеденной пищи.

- А мы тут... чуть до крика не дошло, - снова, уже усевшись на свой табурет, заговорил Захар. - Хорошо, что ты пришел, а то ж вдвоем только мечтать хорошо, а серьезно не поговоришь!

- А о чем вы поспорили? - спросил ангел.

- Про любовь, - сказал Захар. - Я вот говорю, что любовь - это как бы все, ну жизнь, радость, тепло. А он, - и Захар кивнул на однорукого, - только об одном! Говорит, что любовь из-за баб возникает! Понимаешь?

Ангел кивнул и задумался.

- Я вот, скажем, - добавил Захар, - печи класть люблю, так при чем здесь бабы?. Знаешь, когда придумаешь такой дымоход с завитушками, потом построишь его и вдруг видишь, что все получилось, и тяга есть, и прогрев... Вот с чем такое чувство сравнить? А?

Петр вздохнул тяжело, покосился обиженно на Захара. Снова вздохнул.

- Ну чте у тебя в жизни от баб было? - обернулся Захар к Петру. - Что там Глашка твоя? У ней уже три красноармейца после тебя было! Какая ж это любовь! Это ж предательство сплошное. То ли дело печь - хорошая печь пятьдесят, а может, и сто лет простоит, если к ней по-человечески, с любовью. А выпал вдруг кирпич - взял, вставил его обратно, починил, и она дальше топит...

Ангел хоть и не хотел, а о Кате задумался. И хоть ясно было ему, что вроде бы и не было здесь между ними никакого предательства, ведь и общего у них было всего-то чуток - какое-то невидимое душевное тепло, взгляды да разговоры, ну еще один вечер у реки, который как бы и черту подвел. Не то, что у Глашки с Петром - у них ведь даже ребенок есть.

- Ну что ты молчишь! - нетерпеливо выговорил Захар. - Или тоже о бабах думаешь? Разве вышло у тебя с училкой, а? А она теперь вот с гармонистом вместе поет по вечерам, тут, у речки...

Ангел, услышав это, оторопел. Неужели, подумал он, все видели его переживания, неужели кто-то говорил о нем и о Кате?

- Вот были бы все люди как звезды - чистые, тогда б уже и спорить не надо было, - не дождавшись от ангела участия в разговоре, произнес Захар. - Как в небо поглядишь - каждая на своем месте, и никаких там шевелений, чтоб одна звезда сначала к одной, а потом вдруг к другой! Вниз - это да, сорвалась и шурух! Это может быть и с горя. А так нет1 Всякая на своем месте, и вот из-за такого постоянства любовь и возникает, а у нас тут что? И строго посмотрел Захар на однорукого Петра. Слова коптильщика о звездах сразу отвлекли мысли ангела. И задумался он уже о другом, задумался о постоянстве и верности, которых за все пережитые годы на этой земле еще не встречал. Хотя то тут, то там возникала то верность, то привязанность, а может быть, и любовь, но все это казалось чем-то временным.

"А горбун-счетовод?" - сам себе вдруг возразил мысленно ангел.

Но тут же и этому возражению сам же мысленно и возразил, ведь видел он счетовода почти постоянно с его сыном-горбунком Васей, а лица его жены припомнить не мог, и не мог припомнить также, когда он их всех втроем в последний раз видел.

Петр вдруг поднял голову, повел носом, принюхиваясь.

И Захар тут же насторожился, отвлекся от звезд, засевших в его мыслях. Привстал.

- Кажись, готово, - сказал и, отодвинув табурет, вышел из-за стола.

Петр тоже встал и следом за Захаром пошел. Остался ангел один за столом. Где-то рядом, за стенкой, слышались приглушенные звуки работы и разговоров.

А на столе горела свеча. Воск у нее был грязно-желтый;

Видно, плавился он плохо, поэтому и огонек был слабым.

Ангел пальцем отковырнул немного воска вокруг фитилька, и маленькое пламя засветилось веселее и ярче.

Глава 31

Поезд приближался к Москве. Позади оставались сотни километров, два десятка выступлений в честь Великой Победы. Позади оставалась война.

Пыхтел паровоз, тянувший за собой всего лишь три вагона. Въезд в Москву из тыла без особого разрешения был еще запрещен, и, может быть, поэтому в одном из трех вагонов находилось всего лишь два пассажира: Марк Иванов и Парлахов. Ехал в этом вагоне, конечно, и попугай. Вагон был постройки начала тридцатых, купейный. Все было хорошо, только не было проводника, и за кипятком приходилось ходить в соседний вагон, где трое военных перевозили в Москву чье-то тело.

Вернувшись в очередной раз из соседнего вагона с полным чайником кипятка, Марк опустился на свою полку и задумчиво вздохнул.

- Я тоже как-то раз влюбился... - признался он Парлахову, продолжая начатый еще три дня назад разговор. - Может, я и сейчас влюблен... Она такая красивая. Работала раздатчицей в столовой Московского водопровода. Надо будет пойти туда, когда приедем...

- Счастливый ты человек, Марк! - сказал Парлахов. - Может, ты еще женишься на ней... А я, наверно, никогда не женюсь...

- Почему?

- Подписку давал, когда шел работать в ЦК. Можно, конечно, писать рапорт, чтобы разрешили, но как-то неудобно... Сейчас в стране столько работы будет, а я свои личные дела, скажут, ставлю выше государственных... Не знаю...

На вокзале комендант проверил документы у прибывших и отпустил их в город. Спасибо инструктору Урлухову из ЦК - вовремя он все организовал. Перед тем, как попрощаться, Марк и Парлахов обменялись телефонами. Парлахов пообещал позвонить на днях и пригласить Марка с Кузьмою в гости, все-таки всю войну вместе прошли.

От вокзала Марк шел пешком. Он видел, как Парлахова забрала машина, но в обиде не был - жил он недалеко, полчасика пешком - и дома.