Владимир Михановский - Гостиница «Сигма»

— Ты должен идти туда, — указало чудище щупальцем направление, но совсем не то, по которому собирался двигаться Иван Васильевич.

— А каково расстояние отсюда до учебного центра?

— Если исчислять его по прямой, а измерять в километрах… — начала машина бесстрастным своим тоном, но Суровцев уже не слушал ее.

А что, если…

Оборвав машину на полуслове, Иван Васильевич вскочил на мягкую, прогнувшуюся под ним платформу, и выкрикнул:

— Дуй в учебный центр!.. К крайнему коттеджу, который за гостиницей, на самом отшибе.

Машина, однако, не двигалась с места. Белковая система не подчиняется команде человека?.. Такого в практике Суровцева не встречалось, даже во время работы со своенравным Тобором, лишенным каких бы то ни было ограничителей.

— Ну… — тихо выдохнул Иван Васильевич и почувствовал, как у него перехватило дыхание.

— Дуй?.. — негромко воспроизвела его команду машина, и в голосе ее впервые явственно послышались нотки растерянности.

— Ах ты господи! Ну, беги, скачи, прыгай или, если тебе понятней, перемещайся в учебный центр с максимально возможной скоростью!

— Но мое задание…

— Всю ответственность я беру на себя, серия РМ, — поспешно перебил Суровцев. Что-что, а обращаться с белковыми системами он умел.

Машина тут же прыгнула вперед, да так, что Иван Васильевич едва удержался, ухватившись за шею-башню. Голова чудища, пригнувшись, извивалась меж стволов, как бы прокладывая путь.

Это была белковая система узкой специализации — в отличие, допустим, от универсального Тобора, — и конструкторы, разумеется, не предназначали ее на роль скаковой лошади или какого-нибудь другого транспортного средства.

Истину эту Суровцев постиг с первых же секунд. Его трясло немилосердно, душу выворачивало, а ветви деревьев, как он ни прятался от них за шею чудища, норовили побольнее хлестнуть по лицу, и один зловредный сучок в кровь расцарапал щеку.

Вскоре лес начал редеть, и наконец показалась поляна, за которой, облитый разгоревшимся рассветом, белел знакомый домик.

— Стой, серия! — велел Иван Васильевич, и аппарат послушно остановился.

Суровцев спрыгнул с платформы на жухлую траву, прихваченную инеем. Босые ступни заныли от холода.

— Дальше я сам, — хмуро сказал он. — А ты вот что, серия… О нашей встрече и разговоре в лесу — никому ни слова. Согласовано?

Чудище безмолвствовало.

— Отвечай поживее, — сказал Иван Васильевич. — Я очень тороплюсь.

— Тебе должно быть известно, человек Ив, что утаивать информацию от своего наладчика я не имею права, — сообщила белковая машина.

— А уж тот, само собой, раззвонит по всему Зеленому… — вздохнул Суровцев. — Ну, ладно, бог с тобой, серия! Позорь простофилю — он это заслужил, — махнул рукой Иван Васильевич и побежал к коттеджу, не оглядываясь.

До восьми оставались считанные минуты.

Дверь в дом оказалась запертой — видимо, Аксен, вернувшись из гостиницы, закрылся.

Суровцев осторожно постучал в филенку — пластик скрадывал звук, потом подергал ручку — дверь не поддавалась.

Он переметнулся к окну, заглянул в комнату. Старик, разметавшись, спал на диване. Клетчатый плед сполз на пол, обнажив острый кадык.

Видимо, Петрашевский лег спать совсем недавно — на тумбочке, стоящей в изголовье, дымилась чашка чаю или кофе, которая еще не успела остыть. Само собой понятно: Аксен из гостиницы поздно вернулся. Значит, разговор его с представителем Космического совета был долгим.

Рядом с недопитой чашкой лежал тюбик со снотворным, неровно надорванный. Лицо Акима Ксенофонтовича хранило скорбное выражение, вертикальная резкая складка на лбу даже во сне не разгладилась. И по выражению лица, и по початому тюбику со снотворным нетрудно было догадаться, чем закончились переговоры в гостинице.

Всю картину, которая предстала перед ним, Суровцев охватил единым взглядом.

Он забарабанил в окно, но Аким Ксенофонтович даже не пошевелился. «Аксена после таблетки и с пушками не добудишься», — подумал Суровцев.

Обернув руку курткой, он высадил стекло. Осколки со звоном посыпались внутрь, на пол комнаты, но и это не разбудило Петрашевского.

— Хорошо, ежели старик одной таблеткой ограничился, — с тревогой подумал Суровцев, перелезая через подоконник, усыпанный мелкими осколками.

Он подошел к постели и затряс Петрашевского за плечо:

— Вставайте, Аким Ксенофонтович!

— Мм, — промычал в ответ академик, зарываясь носом поглубже в диванный валик, служивший вместо подушки.

Суровцев сдернул плед:

— Тревога!..

Петрашевский раскрыл глаза.

— Космические пришельцы на пороге! — еще громче крикнул Суровцев.

При этих словах Аким Ксенофонтович рывком сел и тут же зажмурился от яркого утреннего луча, который в этот момент каким-то чудом пробился сквозь завалы осенних туч, осветив неприбранную комнату.

— Что за глупая шутка, Иван Васильевич! — пробормотал академик сонно. — Честное слово, это не похоже на вас.

Петрашевский, видимо, никак не мог прийти в себя после принятой дозы снотворного, и Суровцев решил, что нужно попытаться каким-то образом быстренько вывести его из этого состояния. В противном случае Петрашевский ярос-то не сумеет воспринять ту цепь умозаключений и лавину формул, которую Суровцеву не терпелось опрокинуть на него.

— А я и не шучу, — веско произнес Суровцев, округляя глаза. — В Зеленом городке высадились космические пришельцы.

— Гм-гм…

— С одним из них я только что общался.

— Голубчик, выпейте воды… — встревоженно сказал Петрашевский сиплым после сна голосом. — Или, еще лучше, глотните вот чаю, он, кажется, теплый…

«Ага, клюнуло!» — отметил Суровцев.

— Я на одном пришельце приехал сюда верхом, — продолжал он гнуть свою линию.

Сообщение Суровцева дышало такой искренностью, что тревога Петрашевского возросла.

— Вы не могли сюда приехать, Ванюша, ни на пришельце, ни на чем бы то ни было другом, потому что спали в соседней комнате, — ласково сказал Петрашевский.

— Я всю ночь провел в тайге, — честно выложил Суровцев.

— Ну конечно, в тайге, где же еще? — подхватил Петрашевский, понимающе улыбаясь. — А сейчас вам отдохнуть надо как следует. Время для этого, увы, появилось… Переутомились вы, голубчик.

— Вот-вот, переутомился! В этом самом переутомлении и зарыта собака. Вы попали в яблочко, дорогой Аксен!..

Теперь Петрашевский смотрел на Суровцева с откровенной опаской, и сонливость его как рукой сняло.

— А вы сколько законов Ньютона знаете, Аким Ксенофонтович? — спросил Суровцев.