Олег Авраменко - Королевы не плачут

- Успокойся, Елена, - ласково сказал Гастон. - Не думай о прошлом. Что было, того не вернешь.

С минуту она жалобно смотрела на него, затем отвела взгляд и продолжила:

- После смерти брата я стала наследницей отца. Потеряв человека, которого любила, я обрела независимость, к которой стремилась. Я получила право распоряжаться собой, как мне заблагорассудится. Я не глупышка и не ханжа, отнюдь; девственность никогда не была для меня какой-то самодостаточной ценностью. Но я порядочная девушка, и до поры до времени я придерживалась всех общепринятых правил приличия, зная, как относятся к незамужним девицам, которые путаются с мужчинами. Даже если они самого знатного происхождения, их все равно называют потаскухами!.. Думаешь, мне легко давалось быть святошой при дворе Маргариты? Вовсе нет! Тем паче, что холодной и бесчувственной меня уж никак не назовешь... Однако я сдерживала себя - пока в этом была необходимость. Теперь, благодаря смерти Рикарда... Видит бог, как бы я хотела, чтобы не было этого "благодаря"!.. Но ты прав: прошлого не вернешь. Что было, то сплыло, и теперь я принадлежу к тому привилегированному кругу женщин, что и Бланка, Маргарита и Жоанна. Как и они, я независима. Как и они, я уже недосягаема для сплетников, вернее, всяческие сплетни будут значить для меня не больше, чем комариные укусы, почешется немного и пройдет. Теперь мне наплевать на мнение высшего света, потому что я как будущая графиня Иверо - не жена какого-нибудь графа, но сама по себе графиня, - я и есть тот самый высший свет самой высокой пробы. Теперь остальные мне не указ, и все, кто бы то ни был, будут вынуждены принимать меня такой, какая я есть, я не такой, какой бы они хотели меня видеть... Вот она, истинная причина происшедшей во мне перемены, Гастон. Может быть, я циничка, но я не лицемерка. Прежде я притворялась и лицемерила по необходимости, мне никогда не было по душе мое собственное лицемерие, и наконец я избавилась от необходимости постоянно притворяться и строить из себя святошу. С моих плеч будто гора свалилась - и это единственное, что хоть немного утешает меня при мысли о смерти Рикарда... Поэтому я говорю тебе прямо: будь моим любовником, - ее лицо расплылось в сладкой истоме, - моим возлюбленным... Для меня не имеет значения, что ты женат... теперь уже не имеет. Ты нравишься мне, и все тут... Ну! - Закрыв глаза, она протянула к нему руки.

Однако Гастон и не шелохнулся в ответ на ее призыв. Он все так же сидел в кресле, уставившись взглядом в пустоту перед собой.

Елена распахнула глаза и мигом вскочила на ноги.

- Как это понимать?! - воскликнула она негодующе и в то же время растерянно. - Ты, похотливое животное, отказываешься? Я больше не возбуждаю тебя?

- Елена, - тихо произнес Альбре. - Я не сообщил тебе еще одной новости.

- Какой?

- Я уже не женат. Уже неделю я вдовец.

Елена вскрикнула и опустилась обратно на диван.

- Боже милостивый!.. Как это произошло?

- Преждевременный роды, - коротко ответил Гастон.

После этого в комнате надолго воцарилось молчание. Широко раскрыв глаза, Елена смотрела на Гастона и думала о том же, что и он.

- В последнее время, - наконец заговорил Альбре с болью и тоской в голосе, - я только тем и занимался, что строил планы развода с Клотильдой, чтобы иметь возможность жениться на тебе. Я так страстно желал избавиться от своей жены, что Сатана, видимо, услышал мои молитвы и чуток подсобил мне, подговорив Симона наябедничать на меня... После смерти твоего брата изменилась не только ты, но и я. Я понял то, что было ясно, как божий день, для всех, кроме меня. А именно - что я негодяй, каких мало.

С этими словами он встал с кресла и направился к двери. Елена стремительно бросилась за ним, преградила ему путь и схватила его за обе руки. Лицо ее излучало гнев и возмущение.

- Ты... ты...

Тут она всхлипнула и положила голову на его плечо.

- Да, ты подлец и негодяй, каких мало. Я не верю ни единому слову из того, что наплели мне Бланка и Маргарита. Я знаю, что ты был одним из тех, кто погубил моего Рикарда. И я ненавижу тебя за это. Слышишь, ненавижу! Но я и люблю тебя, скотину! Ты отнял у меня брата - так изволь заменить мне его... И если ты надеешься убежать от меня, забудь и думать об этом. Я не отпущу тебя... Я разыщу тебя даже на краю света, понял? Теперь ты нигде от меня не денешься, ты всю оставшуюся жизнь будешь искупать свою вину передо мной. Проклятый!..

Той ночью она стала его женщиной.

26. ЧИСЛО СМЕРТЕЙ, ЧТО ТАК ИЛИ ИНАЧЕ

ЗАТРАГИВАЮТ ЭРНАНА, ИМЕЕТ ТЕНДЕНЦИЮ К РОСТУ

В ту ночь, как, собственно, и во все предыдущие, с тех пор как брат велел взять его под стражу, Фернандо спал беспокойно. Он просыпался от малейшего шороха и тревожно озирался по сторонам. Сердце его то замирало, то стучало в бешеном темпе, а на лбу выступала испарина.

Может, кто-то идет? - то и дело спрашивал он себя. Кто-то подкрадывается к нему в ночи...

Но кто - друзья, чтобы спасти его, или направляемые рукой Альфонсо (Бланки!!!) убийцы?

Что ни ночь, тем тревожнее она была. Близился критический момент... Или уже наступил?.. Момент, когда решится все - его судьба, его дальнейшая жизнь, будет ли он жить вообще, а если будет, то... И дернул же его черт попасть в такую переделку в такое неподходящее время!!!

В ту ночь, первую ночь после долгих ночей, проведенных в Кастель-Бланко, Фернандо почти не сомкнул глаз. Едва лишь его начинал одолевать сон, какие-то звуки, доносившиеся снаружи, заставляли его схватываться и садиться в постели.

Что это? Кто это?! Кто с такой бесцеремонностью, с такой откровенной наглостью нарушает тишину ночи, вторгается в сон всех обитателей замка? Неужели...

Неужели это доблестные иезуиты берут приступом Калаорру, чтобы освободить его, Фернандо Кастильского, графа Уэльву, будущего короля Фернандо V?..

Увы, нет. Весь замок мирно спал. Не было никакой суматохи, ни единого признака надвигающейся паники. Сокрушенно вздыхая, Фернандо вновь ложился на подушку, подкладывая руку под голову. И думал. Думал о том, зачем ему понадобилась эта королевская власть. Что она даст ему, кроме титула величества и кучи лишних забот? Властные амбиции... Они уместны, если ты знаешь, как распорядиться этой властью и с какой целью - одного лишь тщеславия тут недостаточно, на нем далеко не уедешь. А Фернандо не знал, он даже не задумывался над тем, что будут делать, став королем. Разумеется, он будет устраивать пиры, балы, пышные приемы, будет часто выезжать на охоту... Но что же мешает ему делать все это как графу Уэльве? ..

Арест, разоблачение и последовавшее за тем длительное заключение в Кастель-Бланко дали Фернандо обильную пищу для размышлений. И он много думал, находясь в одиночестве. Это занятие было ему внове, прежде он лишь изредка напрягал свои мозги, да и то ненадолго, - и уж никогда не вдавался в детальный анализ происходящих событий. Но в последние полтора месяца он стал мыслителем поневоле, и чем дальше, тем больше одолевали его разного рода сомнения, мучительные сомнения, дразнящие, зудящие, не дающие ему покоя. А может, и впрямь ему лучше жилось бы без этих непрестанных интриг и заговоров, в которых он, по правде говоря, мало что смыслил... если вообще что-то смыслил? Он всегда был марионеткой в чужих руках: сначала им помыкал брат, затем любовницы, а чуть позже, впрочем, недолго - жена. Ну а потом его прибрали к рукам граф Саламанка и Инморте, посулив ему золотые горы, вернее, украшенную драгоценными камнями золотую корону его отца великолепную, прекрасную, желанную корону, которая вместе с прочими королевскими регалиями день и ночь находилась под неусыпным надзором целой роты гвардейцев и которую отец возлагал на свое чело лишь в особо торжественных случаях.