Р. Лафферти - Сборник рассказов

— Первый раз я пустил свой трюк в ход, — информировал Макски Джона, — скорее по нужде, чем по собственному желанию. Было это в стародавние времена; я плыл на корабле и слишком надоел своим приятелям. Они сковали меня, прицепили груз и выбросили за борт.

— И что же ты сделал? — поинтересовался Кислый Джон.

— Друг, ты задаешь глупейшие вопросы!.. Захлебнулся, естественно, и утонул. А что мне оставалось делать? Но утонул я спокойно, без всяких там бесполезных воплей. Вот в чем суть, ты понимаешь?

— Нет, не понимаю.

— Время на моей стороне, Джон. Кто хочет провести вечность на дне? Морская вода — весьма едкая; а мои цепи, хотя я не мог порвать их, были не очень массивны. Меньше чем через сто лет цепи поддались, и мое тело всплыло на поверхность.

— Немного поздновато, — заметил Кислый Джон. — Довольно странный конец, учитывая все обстоятельства; или это не конец?

— Это был конец той истории, Джон. А однажды, когда я служил в армии Александра Македонского…

— Минутку, дружище, — перебил Кислый Джон. — Надо кое-что уточнить. Сколько тебе лет?

— Ну, около сорока — по моему счету. А что?

— Да нет, ничего.

Ночью, малость помятые и слегка окровавленные, Макски и Кислый Джон оказались в полицейском участке. Нужно заметить, что только арест спас их от недвусмысленной угрозы линчевания. Они весело провели время, болтая с полицейскими, ибо Кислый Джон был там своим человеком. Слову Джона верили; даже когда он врал, он делал это с честным видом. По прошествии некоторого времени, когда линчеватели разошлись, Кислый Джон принялся действовать.

Они давали самые страшные клятвы, что будут вести себя, как все примерные граждане, что отправятся спать немедленно и без криков, что не будут больше куролесить этой ночью и не оскорбят действием ни одной порядочной женщины, что они будут безоговорочно придерживаться всех законов, даже самых глупых. И не будут петь.

Полиция не устояла.

Когда они вдвоем вышли на улицу, Макски нашел бутылку и немедленно швырнул ее. Вы бы и сами так поступили — она просто идеально подходила к руке. Бутылка описала высокую красивую дугу и попала в окно участка. Это был восхитительный бросок!

Снова погоня! На этот раз с сиренами и свистками. Но Кислый Джон стреляный воробей: ему были известны самые укромные закоулки.

— Вся штука в том, чтобы сказать себе: "Стоп!" — продолжал Макски, когда они оказались в безопасности в баре, еще менее пристойном, чем "Сарайчик", и еще более тесном, чем "Устрица". — Я тебе кое-что расскажу, Кислый Джон, потому как ты славный парень. Слушай и учись. Умереть может каждый, но не каждый может умереть, когда ему хочется. Сперва надо остановить дыхание. Наступит момент, когда твои легкие запылают, и просто необходимо будет вдохнуть. Не делай этого, иначе тебе придется начинать все сначала. Затем останавливай сердце и успокаивай мозг. Выпускай тепло из тела, и на этом конец.

— Что же дальше?

— А дальше ты умрешь. Но надо сказать — это непросто. Требуется дьявольски много практики.

— Зачем практиковаться в том, что делаешь только раз в жизни? Ты имеешь в виду умереть буквально?

— Джон, я говорю просто. Раз я сказал умереть, значит, я имел в виду умереть.

— Есть две возможности, — произнес Кислый Джон. — Либо я туго соображаю, либо твоя история не стоит выеденного яйца. Первую возможность смело исключаем.

— Знаешь что, Джон, — сказал Макски, — дай мне двадцать долларов, и я докажу, что твоя логика неверна. Кажется, мне пора. Спасибо, дружище! Я провел полный день и полную ночь, которая близится к концу. У меня были приятная еда и достаточно шуму, чтобы позабавиться. Я отлично провел время с девушками, особенно с Мягкоречивой Сузи, и с Дотти, и с Крошкой Муллинс. Я спел несколько своих любимых песен (к сожалению, не всем они нравятся) и участвовал в парочке добрых потасовок — до сих пор гудит голова. Кстати, Джон, ты почему не предупредил меня, что Пай-мальчик Кинкейд — левша?! Это было здорово, Джон. Теперь же давай допьем то, что осталось в бутылках, и пойдем к побережью, поглядим, что бы такое устроить напоследок. Ведь недаром говорят: конец — делу венец!.. А потом я буду спать.

— Макски, ты несколько раз намекал, что у тебя есть секрет, как взять от жизни все, что она дает, но так и не открыл его.

— Эй, парень, я не намекаю, я говорю прямо!

— Так что за секрет?! — взревел Джон.

— Живи раз по разу, по одному дню. Вот и все.

Макски пел песню бродяги — слишком старую, чтобы быть известной сорокалетнему мужчине, неспециалисту.

— Когда ты ей научился? — спросил его Джон.

— Вчера. Но сегодня я узнал много новых.

— Я обратил внимание, что в начале нашего знакомства в твоей речи было нечто странное, — заметил Джон. — Теперь странности нет.

— Джон, я очень быстро приноравливаюсь. У меня отличный слух и превосходная мимика. Кроме того, языки не слишком сильно меняются.

Они вышли на пляж. "Приятно умирать под звук прибоя", — заметил Макски. Все дальше и дальше от огней города, в чернильную тень дюн. О, Макски был прав, здесь их ждало приключение; вернее, оно за ними следовало — возможность последней славной схватки.

То была тесная группа мужчин, так или иначе задетых и оскорбленных за день и ночь буйного разгула. Наша пара остановилась и повернулась к ним лицом. Макски прикончил последнюю бутылку и кинул ее в центр группы.

Мужчины так неуравновешенны — они воспламеняются мгновенно, а бутылка попала в цель.

И началась битва.

Некоторое время казалось, что правые силы возьмут верх. Макски был великолепным бойцом, да и Кислый Джон всегда проявлял компетентность в таком деле. Они раскидывали противников на песке, как только что выловленную трепыхающуюся рыбешку. То была великая битва — на долгую память.

Но их было слишком много, этих мужчин, как и ожидал Макски, ибо успел он сделать себе необычайное количество врагов.

Неистовое сражение достигло своего пика и взорвалось, как гигантская волна, громоподобно ниспадающая в пене. И Макски, достигнув высшей славы и удовольствия, внезапно прекратил биться.

Он издал дикий вопль восторга, прокатившийся по побережью, и набрал волную грудь воздуха. Он стоял, улыбаясь, с закрытыми глазами, как статуя.

Сердитые мужчины повалили его. Они втоптали его в песок и долго молотили руками и ногами, выбивая последние остатки жизни.

Кислый Джон понял, что Макски ушел, и поступил так же. Он вырвался и убежал. Не из трусости, но по соображениям личного характера.

Часом позже, с первыми лучами солнца, Кислый Джон вернулся на поле боя. Макски уже окоченел. И еще — от него пахло. По одному запаху можно было определить, что он мертв.