Марина Казанцева - Огненные Ифриты

— Послушай меня, Маргарет! — взмолился голос. — Когда приходит обольщение волшебным сном, перепутать реальность и подделку очень просто! Ты бы попробовала полететь дальше и выше — ты бы увидала совсем другие рельефы континентов. Это другая планета. Да, здесь есть развалины додонского города, Джублаита. Я видел его прежде, когда он сиял, как жемчужина, и в нём действительно был источник. Здесь было то, что ты называешь Артефактом, но ушло. Их перенесли на другую планету — на вашу Землю. Додоны перемещают Артефакт по Вселенной, а вместе с ним и источник. Так было вечно. Таков порядок. Вникни в мои слова, Маргарет: ты в опасности! Ты в обольщении!

— Так почему же ты сказал мне это только сейчас, когда я вовлеклась в обман душой и телом? — горько спросила Маргарет, всё ещё не веря таинственному голосу. Может, это снова её дурит ангел? Он хочет разлучить её с Соломоном.

— Я сам узнал об этом только лишь. Ко мне обратился некий незнакомый дух, который сам не мог сказать этого, поскольку оказался скован запретом. Он сказал, что не сумел прямо сказать тебе об обмане, хотя и пытался. И он узнал, что некогда мы были с тобой в одном сне, что я был Берайей. Я помню тебя и Аарона, я помню всех своих попутчиков во снах, сколько бы их ни было. И многие из них для меня остались глубоко дорогими воспоминаниями. Я любил Аарона и ради него говорю тебе, Маргарет: открой глаза! Кто обольстил тебя? Кто облёкся в образ Соломона? Потому что я вижу, что это не царь Израильский. Он похож на фантазию Аарона, на царя, которым он был. Он убедителен, он впечатляет, но это химера.

— Кто же это? — Маргарет почувствовала, как ужас наполняет её. До этого момента в ней теплилась слабая надежда, что это Айрон. Он принёс её сюда, он выбрал место. Может, он и создал эту мнимую реальность? Это хуже, чем настоящий Соломон, хуже, чем её мечта, но всё же лучше…

— Как мне узнать? — севшим голосом спросила она.

— У тебя ещё остались Силы поединка?

— Нет. Я всё истратила.

— Тогда безнадёжно — лицо этого человека скрыто от тебя наваждением Силы. Тебе просто остаётся поверить мне. Как жаль, что вы не взяли Спутником меня! Хоть бы один догадался! Ведь ваш сын Ровоам не Живая Душа, а Воплощённая! Так бывает, когда двое спящих одним сном родят в этом сновидении ребёнка. Рождённый в волшебном сне двумя Спящими воплощается в новую реальность — обретённое измерение. Оно переходит из мнимого состояния в действительное и привязывается к корневой системе Бездн. Так возникает множество измерений одной и той же Вселенной. Вы обрели не проводника, не Спутника, а всего лишь вашего сына, который ничего не знает о подлинном положении вещей. Настоящий Спутник — это всегда Живая Душа!

— И что мне делать?

— Я не знаю, Маргарет. Я надеюсь, что Аарон отыщет тебя. Не хочется мне участвовать в обмане, но лучше для тебя скрыть от него правду.

— У меня ещё есть две Силы — сила полёта и волшебный меч.

— Инициированные Силы? Если бы ты была додонкой, ты могла бы усилием воли переплавить назначение. Сильное чувство может тебе помочь. Тебе нужно придти в ярость.

— Куда уж больше… — пробормотала Маргарет, испытывая лишь состояние крайней разбитости. В сознании её бешено крутился ураган — сомнения, ужас, надежда, гнев, стыд. Ни одну мысль она не могла поймать — они сбивали друг друга, словно камни, катящиеся с кручи. И там, среди сходящей лавины, умерла царица Савская. Химера сгинула, под шёлковым покровом оказалась мертвечина. Так кто же был под ликом Соломона? Ответ врывался в мозг, но тут же изгонялся сопротивляющимся подсознанием. Я не хочу! — кричало оно.

Маргарет поднялась с ковра, на который не заметила как опустилась — ноги подвели её. Машинально она провела по себе рукой, по ткани редкого шёлка, по парчовому халату. Отчего-то ей стало чуть легче при мысли, что она одета: это эфемерная защита — не для тела, для рассудка.

Шатаясь, она двинулась к двери, ухватилась за косяк, останавливая себя от падения. Собрала все силы и выпрямилась. Внутри что-то тлело, во рту — горечь и сухость. Голова болела, глаза жгло. Больше всего хотелось упасть на пол и лежать неподвижно, лишившись всех мыслей и чувств.

— Иди. — сказала она сама себе хриплым голосом, преодолевая болезненный ком в горле — просто для того, чтобы знать, что она ещё может говорить.

Соломон уже проснулся, он сидел в постели, ожидая возвращения царицы. Заслышав её шаги, он обернулся к двери алькова с улыбкой. Он не сразу понял, что что-то изменилось.

Она вошла медленно, держа у горла собранные в кулак полы широкого халата.

— Скажи мне, Соломон. — хрипло прозвучал голос из массы спутанных, вздыбленных, как от ужаса волос, которые скрывали её лицо. — Скажи мне, Соломон, как так случилось, что за все дни, что мы были вместе, ты не спросил меня ни разу о нашем сыне?

Мужчина в постели дёрнулся, как от удара, и застыл. Лицо его словно окаменело. Он так и остался сидеть, откинувшись на подушки, глядя на женщину широко раскрытыми глазами, в которых ничего нельзя было прочесть.

Судорожно стиснутые ладони женщины разжались, выпуская полы халата. Она подняла лицо и посмотрела прямо. Глаза окружены тёмными кругами, нос обострился, губы побледнели — такой она была. Секунду-две она не шевелилась, потом по всей её фигуре стали собираться крошечные белые молнии — они сбегались, извиваясь, к руке женщины. В её ладони образовался белый шарик огня. Он сорвался с места, растянулся и метнулся, как змея, к лицу мужчины. И так же безмолвно растворился.

Они находились друг против друга — так близко, и так невообразимо далеко: женщина и мужчина. Она смотрела, как в лице мужчины стали медленно изменяться черты — там происходила какая-то невидимая глазам борьба: что-то сражалось с чем-то, одно пыталось пересилить другое. И уже понимала, что это Сила борется с Силой. В какой-то момент казалось, что разоблачающая Сила сдастся, но тут словно всё выключилось — сопротивление сдалось.

На лице мужчины словно растворилась маска. Осталась чёрная бородка, остались те же длинные густые волосы, высоко стоящие над лбом. Но само лицо, глаза, их выражение — всё то, что в совокупности неуловимо, но верно определяет сущность человека, его неповторимую индивидуальность, изменилось. Чёрные глубокие глаза на смугло-бледном лице смотрели в упор и были неподвижны.

— Рушер!!! — вскрикнула Маргарет, словно ожидала чего-то другого. Словно можно было ещё обманываться.

Он невольно совершил слабое движение, дрогнул губами, словно хотел что-то сказать, чем-то оправдаться.

Хриплый крик пронёсся под сводами царской опочивальни — Маргарет схватилась за свои длинные пряди, словно пыталась спрятаться в них. Её скручивало от внутренней боли, от ярости, от бешенства. Её жестоко ломало. Не в силах справиться с собой, она согнулась, словно от страшного порыва рвоты, и прорычала, как раненая тигрица: