Лоренс Даррелл - Бальтазар (Александрийский квартет - 2)

"Что же до Скоби - ты, конечно, прав. Я и в самом деле была просто потрясена, когда Бальтазар рассказал мне об этом его имевшем столь печальные последствия падении с лестницы на Главной Псарне. Да, я взяла себе попугая и дух покойного нашего друга жил в нем довольно долго. Эта птица до мельчайших подробностей запомнила - и воспроизводила безупречно - процедуру его утреннего подъема: ту пару строчек из "Taisez-vous, petit babouin", к примеру (ты помнишь?); он даже имитировал скорбный хруст его суставов. Но постепенно память его стала снашиваться, как старая пластинка, он все реже вспоминал Скоби, и голос был не так уже похож. Такое было ощущение, словно сам Скоби медленно-медленно погружается в безмолвие: вот так, наверное, умираешь в памяти друзей и в памяти людей вообще, просто стираешься понемногу, как старый танцевальный мотив или запомнившийся когда-то разговор с философом под вишневым деревом. Возвращаешься в безмолвие. А потом и сам попугай зачах и умер, спрятав голову под крылом. Мне было его очень жаль, но на душе стало легче".

"У нас, у живых, свои проблемы: как приспособить душу к иноходи времени и оседлать его в конце концов - что-нибудь в этом духе, а? Словами - ты у нас мастер жонглировать. Не пытаться время обломать, объездить, как делают слабые духом, ибо это влечет за собой одни ушибы и отчаяние, но из самих его ритмов сплести упряжь и научиться ею пользоваться. Персуорден, помню, говаривал: "Господь нас, художников, одарил решимостью и тактом", - к сему добавить могу лишь ото всей души - Аминь".

"Прочтя все это, ты, вероятно, сочтешь, что я успела превратиться в старую мегеру, да еще и с гонором. Может, так оно и есть. Почему бы и нет, в конце концов, при условии, что взамен получишь возможность видеть и двигаться хотя бы в одном направлении".

"А времени так мало; новости из Европы с каждым днем все хуже, и в самых жарких здешних днях мне чудится привкус осени - время устремилось в новое, непонятное для меня покуда русло, и будущее непредсказуемо. И рядом с этим ощущением живет другое - я чувствую, словно бы стали натягиваться понемногу нити, привязанные к нашим рукавам, - нас снова выведут в самый центр сцены, помяни мое слово. А где бы это, как не в Александрии? Хотя кто знает, не суждено ли нам найти иной совершенно город, отличный от того, что до сих пор бередит наши сны и населяет их - многолюдно, лукаво и лживо. Хотела бы я так думать, ведь прежний Город, со всею пыльной канителью старых форм и смыслов, если и не мертв, то давно уже бессмыслен для меня теперешней. А может быть, и ты менялся под тем же знаком. И книга твоя. И может быть, кстати, тебе, как никому другому, стоило бы увидеть Город наново и нас увидеть тоже. Мы же, со своей стороны, будем очень рады встретить тебя и спроворить новую одежку той старой дружбе, которая, дай-то Бог, живет по ту сторону литературы, - если возможно, чтобы автор мог быть для своих "персонажей" просто другом. Я говорю "мы" в эдаком тронном стиле, как если бы я была королева, но ты ведь понял уже, кого я имею в виду, нас обеих сразу, прежнюю Клеа и новую, - ты нужен нам обеим в том будущем, которое..."

Еще пара строк и несколько нежных слов напоследок.

Сопутствующие данные

Несколько фрагментов из Obiter Dicta Персуордена, записанных Китсом на клочках бумаги:

(а)

"Я знаю, что проза моя смахивает на сливовый пудинг, но если хочешь добиться эффекта стереоскопии - хотя бы в персонаже, - иначе не выйдет. События ведь не ходят друг за другом чередой, они, как кванты, движутся потоком; в общем, как в жизни".

(б)

"У Нессима просто нет тех средств воздействия, что есть у нас, у англосаксов; все наши женщины в глубине души няньки. Чтоб заслужить пожизненную преданность англичанки, нужно лишь устроить так, чтобы тебе оторвало обе ноги, и желательно выше пояса. Леди Чаттерли всегда казалась мне в этом плане малоубедительной - как символ, конечно. Ничто не могло бы привязать жену к мужу сильней, чем клиффордова болезнь. Англосаксы, может быть, не так, как прочие европейцы, сходят с ума по нежным чувствам, но болеть они умеют ничуть не хуже. Кстати, ведь именно англичаночке своей Кэти Лафорг кричит: "Сиделка из любви к искусству!" Он просто-напросто унюхал няньку".

(в)

"В искусстве классично то, что сознательно идет в ногу с космологией своей эпохи".

(г)

"Навязываемой сверху метафизике - или религии - следует сопротивляться, если потребуется, вплоть до пистолета. Если и есть смысл драться, то драться за разнообразие. Униформностъ скучна, как статуя яйца".

(д)

О Да Капо: "Влюбленные и маклеры всегда играют на проигрыш".

(е)

"Искусство, как и жизнь, есть тайна общедоступная".

(ё)

"Наука есть поэзия интеллекта, а поэзия - наука о заболеваниях души".

(ж)

"Истина от фактов не зависит. Опроверженья ей - что блохи. Она скомпрометирована изначально, будучи раз изреченной".

(з)

"Люблю французские издания - они страниц не разрезают. Если читатель настолько ленив, что даже и резать меня не пожелает, - зачем мне такой читатель?"

(и)

"В книге стихов: "Брать иногда, когда приспичит, ложечками сыпать в душу и ждать, пока растворится"".

(й)

"Нам следует всегда защищать Платона от Аристотеля и наоборот, потому как, если они вдруг утратят связь между собой, мы просто потеряемся. Они порождение диморфизма наших душ".

(к)

"К средневековой картине мира в составе собственно Мира, Плоти и Дьявола (каждый достоин книги) мы добавили теперь еще и Время: четвертое измерение".

(л)

"Новый критический аппарат: le roman bifteck, guignol или cafard*". [Роман-бифштекс, балаган или сплин (фр.).]

(м)

"Истинные руины Европы суть ее великие люди".

(н)

"Я всегда считал, что читатель должен сам учиться плавать".

(о)

"Прочитав длинную критическую статью о "Шутник ты мой, Боже": "Бог ты мой! Никак меня и впрямь начинают читать всерьез. Это налагает на меня колоссальную ответственность! Придется смеяться вдвое больше"".

(п)

"Почему я всегда беру эпиграф из де Сада? Потому что он рационалистичен до предела - за ним стоит великая эпоха разума, утвердившаяся в Европе со времен Декарта. Он - последний цветок этой эры, и поведение его типично для европейца. Хотел бы я дожить до того дня, когда его переведут на китайский. Вот это будет птичкин праздник, его же станут читать как Божией милостью юмориста. Из-под нашей-то избенки его дух давно уже повыдернул все курьи ножки".

(р)

"Европа: логический позитивист, пытающийся методом логической же дедукции доказать самому себе, что он существует".

(с)

"С какой целью я пишу романы? Есть общечеловеческие ценности и чисто человеческие страсти, вот я и пытаюсь поверить одно - через другое. Цель желанная, но вряд ли достижимая".