Дивов Игоревич - Оружие Возмездия

Я вышел в коридор и принялся осматриваться. Забабахать, что ли, красно-коричневый потолок? И пускай Сиротин покончит с собой… Ну, потолок мы выбелим. Пол выкрасим и "сапожок" нарисуем. Но стены? Не понимаю, их что, красить в белый? И как мне накрыть стены таким мизерным количеством краски, чтобы сквозь нее зеленый не просвечивал? Никак. А двери, значит, будут серые? Омерзительное сочетание: белые стены, красно-коричневый пол и серые двери. Уже тошнит. Сиротина тоже стошнит, и накроется мой аккорд. Ладно, а батареи отопления чем красить?.. Бред какой-то. Во что я вляпался?! Ну, Шнейдер! Ну, Петровский! Удружили, нечего сказать.

Решения не было. Но я должен был его найти.

— Эй, Олеги! — позвал я. — Берите посуду, идем за известкой.

Известь лежала на задворках стройкомбината. Ребята бросили ведра и носилки рядом с кучей и взялись за лопаты. Сначала все шло хорошо. А потом я нагнулся, чтобы поправить ведро, и Олег-Маленький надел полную лопату известки мне на голову.

Что я сказал, вы наверняка догадываетесь.

Судя по расшифровкам "черных ящиков" погибших авиалайнеров, именно это говорят русские пилоты перед столкновением с землей.

Мою физиономию спасла плотная челка длиной до кончика носа — вся известь осталась на волосах.

— Ё-моё, — сказал Большой упавшим голосом.

— Извини… — сказал Маленький так хрипло, будто у него начинался сердечный приступ.

Я быстро стряхнул кучу извести с головы, засек боковым зрением водоразборную колонку, бросился к ней, подставил челку под струю ледяной воды и принялся яростно промывать волосы.

Позади Большой отвесил Маленькому подзатыльник.

— Вы грузите, грузите, — посоветовал я зловеще.

Они принялись грузить. Большой тяжело вздыхал, Маленький переживал молча.

— Ну, пойдем, — только и сказал я, когда емкости наполнились.

И мы пошли.

В штабе я одолжил у Шнейдера расческу, зашел в туалет и вычесал из челки приличный клок волос. Поглядел на носилки с известью. Она начинала меня беспокоить.

Олеги возились с пульверизатором. Я молча отобрал его у них, развинтил и спросил:

— И что?

— Манжета сильно травит, — объяснил Большой. — Надо менять.

— И что? — повторил я.

— У нас резины нет.

От изумления я зажмурился. А затем выдал такое, чего не бывает даже на расшифровках "черных ящиков". Немного отдышался и резюмировал:

— Это из-за того, что вы, никчемные уроды, не знаете, где взять кусок резины, я тут с вами пропадаю?!

У меня в руке был железный прут — шток пульверизатора — и ребятам оставалось только внимать.

— Олежка! — позвал из своей комнаты Шнейдер. — Если ты их убьешь, некому будет работать.

Я немного еще поплевался и сказал:

— Ладно, сволочи, будем пропадать вместе. Значит, так. Я пошел в казарму решать наши проблемы. А вы пока сделайте водный раствор этого дерьма и опробуйте его на потолке. Найдите правильную консистенцию. Знаете такое слово, товарищи студенты?.. Ну, я горжусь вами. Отыщите тот предел плотности раствора, на котором пульверизатор еще сможет его распылять. У меня есть идея. Молитесь, вдруг сработает. Тогда, считайте, вам повезло, сукины дети!

— Я прослежу, чтобы они не сачковали! — пообещал из-за стены Шнейдер.

Олеги переглянулись, и мне стало их жалко.

В казарме я моментально добыл кусок хорошей резины. Потом объяснил третьему дивизиону, точнее, его жалким ошметкам, в какую угодил передрягу. Сказал, чтобы меня не искали. Подошел к дежурному по части — как раз стоял наш капитан Мужецкий, — и договорился: с этого момента мы с Олегами заступаем в бессрочный несменяемый наряд по штабу. Так я убивал двух зайцев: мы будем вместе и не потратим времени на бесцельное стояние где-нибудь в парке при воротах.

— Спать-то когда будете? — посочувствовал Мужецкий.

— Не будем, — отрезал я. — Вы бы видели, что я там должен сделать голыми руками, вам бы тоже спать расхотелось. От ужаса.

— Давай-давай, — усмехнулся капитан. — Не прибедняйся, ты же красил наши кашээмки.

— Не кашээмки, а миномет, — в тысячный раз напомнил я. — И не целиком, а одну гусеницу. При этом мы чуть не обрушили бокс и раздавили бочку с растворителем. А если у меня теперь штаб упадет?..

— Тебе многие скажут большое спасибо, — меланхолично ответил Мужецкий.

Из туалета вышел сержант Рабинович. Сапоги у него были в крапинку цвета детской неожиданности.

— Это не те, — сказал он на всякий случай.

— Да вижу, вижу.

Я выпросил у него на дембель кожаные курсантские сапоги. Они мне очень нравились — в отличие от офицерских, у них были голенища раструбами. И выглядит забавно, и полезная в хозяйстве вещь.

— Вы когда закончите? — спросил я.

— Дня за три, наверное. Если не нанюхаемся вусмерть. Голова болит, сил нет.

— Ну-ну. Возможно, я вас догоню.

В штабе я осчастливил Олегов тем, что они теперь отсюда никуда не денутся. Парни новость приняли стоически. Поняли уже, кого им навязали в старшие. Все-таки хорошо быть опытным сержантом — можно о многом договориться с офицерами, и многое тебе позволят. Были бы офицеры вменяемые. Эх, Минотавр, как мне тебя не хватает! Жаль, что мы с тобой подружились так поздно.

Пульверизатор я починил за четверть часа, и он начал качать лучше нового. Олеги предъявили результаты экспериментов с известкой, и мы начали вместе соображать, что нам больше подходит.

Тут распахнулась дверь одного из кабинетов, и в коридор выглянул заспанный сержант.

— Друг мой! — обрадовался я. — То-то думаю, кого тут нет?! Дежурного по штабу нет! А он, оказывается, есть! Ты чего за телефон хватаешься? Ты положи трубочку, положи.

— Я хотел узнать, где смена… — буркнул сержант, усиленно протирая глаза.

— А туточки смена! И ей очень интересно знать, почему разбито окно на лестнице, не горят три лампы дневного света, не работает сушилка в туалете, а на двери пятой комнаты нацарапан косой крестик!

Сержант глядел на меня, слегка пошатываясь спросонья, и не мог понять, в чем дело. Я перечислил ему стандартный "набор недостатков" штаба, который не менялся на моей памяти больше года. Все, кто ходил дежурными по штабу, знали его наизусть. Главное было сдать-принять эту лабуду в прежнем виде.

— Могу еще спросить, отчего полы не вымыты, — добавил я.

Сержант посмотрел под ноги и переменился в лице. Вымыть это было нереально. Тут он наконец-то проснулся окончательно. От испуга, вероятно.

— Ты, что ли, меня сменяешь? — догадался он.