Орсон Кард - Тень Гегемона

У него на губах мелькнула едва заметная улыбка.

- Тебе не испортит впечатления, если я скажу, что это не было намеренно?

Она шагнула к нему, прямо на пистолет, уперлась в него животом, потом подняла руку, схватила Ахилла за шею и притянула к себе, чтобы поцеловать.

Она понятия не имела, как это делается, - только в кино видела, но, очевидно, получилось достаточно хорошо. Пистолет по-прежнему упирался ей в живот, но другая рука Ахилла обняла ее и притянула ближе.

В глубине сознания мелькнул рассказ Боба, как Ахилл перед тем, как убить Недотепу, подругу Боба, целовал ее. Боб потом долго видел это в кошмарах. Ахилл целовал ее и посреди поцелуя задушил. Не то чтобы Боб сам это видел. Может быть, этого вообще не было.

Но как бы там ни было, а Ахилл такой мальчик, которого целовать опасно. И в живот Петры упирался пистолет. Может быть, этого он и жаждал. Мечтал - целовать девушку и при этом проделать в ней дыру.

Ладно, стреляй, подумала Петра. Чтобы я не видела, как ты убьешь Вирломи за проступок, вызванный сочувствием ко мне и смелостью. Лучше я к тому времени сама буду мертвой. Лучше целовать тебя, чем видеть, как ты убьешь ее, и нет ничего в мире, что было бы мне так же противно, как притворяться, будто это тебя я люблю.

Поцелуй кончился. Но Петра не отпустила Ахилла. Она не отступит, она не разомкнет объятие. Надо, чтобы он поверил, что она его хочет. Что она вошла в его мерзкий шатер.

Он дышал неглубоко и быстро, сердце у него часто стучало. Прелюдия к убийству? Или последствия поцелуя?

- Я сказал, что убью любого, кто посмеет ответить Граффу, - сказал Ахилл. - Я должен это сделать.

- Она же не ответила Граффу? - возразила Петра. - Я знаю, что ты все контролируешь, но ты не обязан быть твердолобым буквоедом. Она не знает, что ты знаешь, что она сделала.

- Она будет думать, что ей сошло с рук.

- Но я буду знать, - настаивала Петра, - что ты не побоялся дать мне то, чего я хочу.

- Ты что, решила, что нашла способ заставить меня делать, что тебе хочется? - прищурился Ахилл.

Теперь она могла разомкнуть объятия.

- Я думала, что нашла человека, которому не надо доказывать свое величие, помыкая людьми. Кажется, я ошиблась. Делай что хочешь. Мужчины твоего типа мне противны. - Петра вложила в голос и выражение лица столько презрения, сколько в ней было. - Давай докажи, что ты мужчина. Убей меня. Убей всех. Я знала настоящих мужчин и подумала было, что ты один из них.

Он опустил пистолет. Петра не показала облегчения - она просто не отводила взгляда от глаз Ахилла.

- Только не думай, что ты меня перехитрила, - сказал он.

- Мне все равно, перехитрила я тебя или нет, - ответила она. - Единственное, что мне не все равно, - это то, что ты первый мужчина после Эндера и Боба, который не побоялся дать мне взять верх над ним.

- Это ты и будешь рассказывать? - спросил он.

- Рассказывать? Кому? У меня здесь нет друзей. Единственный человек, с которым здесь можно говорить, - это ты.

Он стоял, снова тяжело дыша, и снова в глазах его замерцало безумие.

Что я не так сказала?

- У тебя получится то, что ты задумал, - сказала Петра. - Не знаю как, но я это чувствую. Ты действительно будешь всем заправлять. Они все лягут под тебя, Ахилл. Правительства, университеты, корпорации, все будут стремиться тебя ублажать. Но когда мы будем одни, когда никто другой не будет видеть, мы будем знать, что ты достаточно силен, чтобы держать рядом с собой сильную женщину.

- Женщину? - переспросил Ахилл. - Это тебя-то?

- Если я не женщина, зачем я тебе вообще нужна?

- Разденься, - приказал он.

Безумие никуда не делось. Он ее проверяет. Ждет… Ждет, чтобы она показала, что лжет. Что она его боится. Что весь этот рассказ - ложь, чтобы его обмануть.

- Нет, - сказала она. - Сначала ты.

И сумасшествие исчезло. Ахилл заткнул пистолет за спину.

- Давай отсюда, - сказал он. - Мне надо войну вести.

- Ночь, - возразила Петра. - Войска не движутся.

- В этой войне действуют не только армии.

- А когда же я останусь в твоем шатре? - спросила Петра. - Что мне для этого сделать?

Она сама не понимала, как может такое произносить, когда единственное ее желание - сбежать подальше.

- Ты должна стать вещью, которая мне нужна, - ответил Ахилл. - Сейчас это не так. - Он подошел к терминалу и сел. - Кстати, стул подними, когда будешь выходить.

Он застучал по клавиатуре. Приказы? О чем? Кого убивать?

Она не стала спрашивать, подняла стул и вышла.

И пошла по коридорам к себе, где спала одна. Зная, что за каждым ее шагом следят. Будут сделаны записи, Ахилл их просмотрит, увидит, как она себя ведет. Проверит, всерьез ли она говорила. Так что нельзя сейчас прижаться лицом к стене и заплакать. Надо… что надо? Как в кино или в театре играют женщину, которую только что отверг ее любимый мужчина?

"Не знаю! - завопила она молча. - Я не актриса!"

И другой голос, куда спокойнее, тоже молча ответил: "Актриса, и очень неплохая. Потому что еще пару минут, если не час, если не целую ночь, ты будешь живой".

Но триумфа быть не должно. Не должно быть радостного вида, облегчения. Досада, обида - и боль в тех местах, куда он бил ее ногами, в голове, которая стукнулась об пол, - это можно показывать.

И даже ночью, в кровати, с выключенным светом Петра лежала, притворяясь и обманывая. Надеясь, что во сне не сделает ничего такого, что Ахилла спровоцирует. Не вызовет этого безумного, перепуганного, вопрошающего взгляда.

Конечно, это тоже не гарантия. Без всякого безумия он убил тех людей в хлебном фургоне в России. Даже не думай, что ты меня перехитрила, сказал он.

Ты победил, Ахилл. Я не думаю, что тебя обставила. Но я немножко научилась играть на твоей слабой струне. А это уже что-то.

И еще я тебя свалила на пол, надавала звездюлей, ударила по заячьим твоим яйцам и заставила тебя думать, что тебе это понравилось. Убей меня завтра или когда захочешь - память о том, как я тебе ногой в морду въехала, ты у меня не отберешь.

Утром Петра с удовольствием обнаружила, что еще жива, несмотря на то что сделала накануне. Голова гудела, ребра ныли, но переломов не было.

И очень хотелось есть. Петра пропустила вчерашний ужин, а может быть, поколотить собственного тюремщика - это вызывает хороший аппетит. Петра обычно не завтракала, и у нее не было привычного места. За обедом и ужином она садилась отдельно, а другие, опасаясь вызвать неудовольствие Ахилла, к ней не подсаживались.

Но сегодня Петра, повинуясь импульсу, отнесла поднос к столу, где было всего два пустых места. Сначала, когда она села, разговор затих, кое-кто с ней поздоровался. Петра улыбнулась в ответ и занялась едой. Разговор возобновился.