Василий Головачев - Век воли не видать

«Кто здесь?»

«Разреши? – раздался энергичный мыслетенор «родственника» из сто одиннадцатого изонамбера; он был моложе Эблиссона на шесть лет, но зачастую поступал, в силу характера, как неопытный малец, жаждущий получить всё и сразу. В своей числореальности его звали Джейсон Вротшильд, и был он там самым богатым человеком планеты. – Не помешал?»

«Всё равно не отстанешь, заходи», – по-барски разрешил Эблиссон.

К Вротшильду он относился как старший брат к младшему, прощая ему многие шалости.

«Это и есть наша машина прорыва?» – продолжал гость.

Эблиссон понял, что речь идёт о меркабе, на которую в данный момент смотрел он сам.

«Можно подумать, у вас она не такая».

«Ваша белее. Запускал?»

«Тестировал».

«Я тоже, работает как волшебная дубина. С её помощью я даже развалил свой ломберный столик».

«Собрал?»

Джейсон сконфузился.

«Не получилось. Всё-таки наша энергетика слабее вашей. – Он вдруг загорелся. – А давай попробуем рвануть во второй изонамбер, к твоему предку?»

«Он не предок, а основатель рода. Не стоит экспериментировать, не хватит глубины пробоя».

«Кто тебе это говорил? Тот, кто проверял?»

Эблиссон не сразу нашёлся, что сказать в ответ. Действительно, включиться в линию связи меркаб и прорваться в изонамбер-2 они не пробовали, из рассуждений учёных, изучавших числонавтику и неудачи с двумя первыми попытками прорыва, следовало, что для этого потребуется построение канала по меньшей мере из двадцати двух меркаб. У них же на сегодняшний день были смонтированы всего восемнадцать. Три достраивались в изонамберах первой сотни и первой тысячи числореальностей, одна находилась во второй, и её ещё надо было найти.

«Не стоит экспериментировать», – повторил Эблиссон.

Однако Вротшильд был настойчив.

«Да мы только настроим систему, ничего плохого не произойдёт».

Эблиссон заколебался. Он был главным Администратором проекта и очень не хотел зависеть от «родственников» из других изонамберов, образующих линию Владык. Не они должны были командовать парадом, а он!

«Не хочется собирать остальных…»

«Я был у четверых, Раим, Локки, Никсон и Роб могут подключиться в любой момент. Плюс я, плюс ты. Шесть модулей! Не пробьёмся, – Джейсон хихикнул, – так хоть согреемся».

«Тебе захотелось поиграться?»

«Весь мир – театр, а люди в нём актёры. Спецслужбы – зрители. – Джейсон ещё раз хихикнул. – А мы – режиссёры».

«У тебя игривое настроение, с чего бы это?»

«Вумен снял, – радостно сообщил повелитель сто одиннадцатой числореальности. – Чемпионку мира по художественной гимнастике. Еле уломал».

«Ну и как?»»

«Ничего особенного, наши жрицы любви способны доставить гораздо больше удовольствия. Но эта спортсменочка соблазнительна. Кончай сомневаться, Лавр, я тебя знаю, привык всё взвешивать да вымерять по двадцать раз».

«По двадцать два», – с иронией возразил Эблиссон, присматриваясь к меркабе. Его ценили и побаивались даже «родственники», это льстило самолюбию.

Вротшильд хохотнул.

«Ну да, ты же из двадцать второй реальности, тебе положено по двадцать два раза. Так как, рискнём? Попытка не пытка, как говорят русские».

«Хорошо, – решился Эблиссон, глянув на часы. – Собирай команду, пусть инициирует модули и выходит ко мне».

Он вызвал секретаря:

– Ринк, найди Наумански, пусть ждёт в приёмной. Ко мне в течение часа никого не пускать.

– Слушаюсь, господин президент, – отозвался вышколенный Ринк, выпускник китайского Гарварда. Его предшественник был связан с беглым спичрайтером, работавшим на кого-то из русских формонавтов, за что и поплатился. Ринк пока ещё не успел обзавестись такими друзьями.

Дверь в кабин-бокс мягко захлопнулась, защёлкнулись рычаги замков. На окна опустились специальные решётки, из стен вылезли штыри полевой защиты. Теперь в кабин-бокс главы Coracle не мог бы попасть ни один человек, а вскрыть камеру с меркабой вообще можно было разве что с помощью кумулятивного заряда.

Деревянное кресло, пристроенное к меркабе, показалось ледяным.

Конструкторы пробовали заменить его керамическим, пластиковым, металлическим и фарфоровым, но числопереход выдерживало только дерево.

Эблиссон сдержал дрожь, уселся, положил руки на подлокотники кресла.

С тихим шелестом внутри внешнего ажурного корпуса меркабы, представлявшего собой по форме икосаэдр, выстроились один за другим остальные многогранники – от октаэдра до сегриана – сорокадевятигранника. Затылок лизнула струя холодного воздуха. Эблиссон почувствовал нешуточный прилив сил. Захотелось даже подпрыгнуть и замахать руками, как крыльями.

В голове проклюнулась колючка чужой психики.

«Гис, мы здесь».

«Приветствую, Первый», – заговорили разом «родственники» из сто одиннадцатой, сто двадцать первой, сто двадцать второй, двести одиннадцатой и двести двадцать второй числореальности.

«Всем внимание! – остановил он мысленный гвалт. – Это не игра и не развлечение, мы выстраиваем финишный выход в реальность-2. Всем понятно?»

«Всем…»

«Конечно».

«Прости, Первый».

«Да ладно, Лаврик, – снисходительно сказал Джейсон Вротшильд. – Мы понимаем важность момента, не надо нас строить. Командуй».

Эблиссон сдержался с трудом, но обрывать «брата во числе» не стал, момент был неподходящий.

«Сосредоточьтесь на выходе! По счёту «три» – соединяем пси-контуры. Раз… два… три!»

Меркаба за спиной вспыхнула невидимым светом, и «душу» Эблиссона вынесло из головы как дымный клуб из трубы.

В течение нескольких мгновений «души» других участников прорыва выстроились копьём, острие которого было устремлено «вверх», в миры до двадцать второго изонамбера, пронзили пси-сферы других «родичей» Эблиссона, от двадцать первого к третьему… и со всего разгона врезались в упругую стену, отбросившую их назад!

Удар был не очень жёстким, формонавты не разбились, и Эблиссону даже показалось, что его «остриё» прокололо стену, хотя на самом деле это была и не стена вовсе, а мембрана числоперехода, играющая роль физического закона. Ещё мгновение – и он прорвался бы в голову «родственника» из второго изонамбера, откуда до Первобытия было «рукой подать». Но этого не случилось.

Очнулся Эблиссон в кресле, с гудящей головой.

Болела шея, болела задница, похолодевшая от жёсткого деревянного сиденья.

Надо брать подушку, пришла мимолётная мысль.

«Э-э-э…» – проскрипел кто-то внутри головы.

«Убирайтесь!» – бросил Эблиссон.

«Лаврик…»

«Убирайтесь все, я сказал! Завтра соберу кагал, отчитаетесь».

«Души» «родственников» одна за другой выбрались из головы, остался Вротшильд. Он «повздыхал».