Юрий Брайдер - Стрелы Перуна с разделяющимися боеголовками

— И с кого вы эту дань собираете?

— Супостаты платят. Враги, то есть. Боятся нас и стараются откупиться. Для них это вполне естественно. Мы не против.

— Что они вам дают?

— А что скажем, то и дают. Одежду, еду, снадобья, запасные части, керосин. Все, кроме оружия. Оружие ваше нам без нужды. У нас и так самое лучшее оружие в мире.

— По-вашему, топоры на палках самое лучшее оружие? — спросила Наташа, оглядываясь по сторонам.

— При чем здесь топоры? Наше главное оружие недоступно чужим глазам. Оно способно поразить любую цель на любом расстоянии и уничтожить сразу миллионы врагов, — сказано это было Пряжкиным не без умысла, но Наташа отреагировала на наживку весьма хладнокровно.

— Слыхала, — сказала она. — Только вот не понимаю, зачем я вам сегодня понадобилась. Я ведь не сборщик дани.

— Посмотришь страну, поговоришь с людьми.

— И кто это все придумал? — Наташа подозрительно посмотрела на Пряжкина.

— Вот уж не знаю, — совсем естественно соврал министр обороны, но тут его, к счастью, отозвали в сторону.

— Все в порядке? — спросил министр бдительности, замаскированный в какой-то немыслимый, как будто драный волками тулуп.

— Ага, — доложил Пряжкин, хотя до абсолютного порядка в его замыслах было еще ох как далеко.

— Значит, когда дело у вас к самому главному подойдет, постарайся ее раздеть, — строго сказал Зайцев. — А потом вещички тщательно перетряхни. Швы проверь. Подошвы на обуви оторви. Ну и во все другие места, куда баба может компрометирующие предметы спрятать, постарайся заглянуть. Один наш агент вот какую штуку у нее обнаружил. — Он продемонстрировал золотистый разъемный цилиндрик величиной с палец, из которого выползал мягкий малиновый столбик. — Загадочная вещь! Явно какой-то тайный смысл имеет.

— Это какой еще агент? — подозрительно спросил Пряжкин.

— А тебе что за дело? — хитро прищурившись, сказал Зайцев. — Не бойся, не Овечкин. Женского пола агент.

В это время флагманские сани министерства распределения тронулись, наконец, в путь, а за ними, выдерживая положенный интервал, последовали и остальные.

В провинцию Крайнюю можно было добраться коротким путем, но все дружно выбрали обходный маршрут через Ливонию, славившуюся своим самогоном.

Тот, кто не желает подхватить крупозное воспаление легких, не станет попусту болтать на морозе, поэтому Пряжкин успел обменяться с Наташей всего парой фраз, в основном тогда, когда заставлял ее ради сохранения тепла пробежаться несколько сотен шагов рядом с нартами.

Внезапно старый комолый олень, шедший в упряжке коренным, вскинул морду и тревожно всхрапнул. Слева и справа от каравана из темноты вылетели две стаи лохматых приземистых хищников. Внешне звери напоминали крупных собак, но все их повадки были чисто волчьими. Молча, без шума и лишней суеты, они тугой петлей охватывали караван, лишь изредка посверкивая на людей холодными, беспощадными глазами.

Это был один из заградительных отрядов, охранявших рубежи государства от нарушений как извне, так и изнутри. Одичавшие, скрестившиеся с волками псы постоянно крутились вокруг человеческого жилья. Изредка получая на корм туши павших оленей, мародерствуя на свалках и кладбищах и беспощадно расправляясь со всеми, кто в одиночку или небольшой группой (то есть без ведома властей) пытался покинуть город. Иногда в голодные зимние месяцы собаки уходили в глубь тундры, но всегда возвращались обратно.

Намерения псов были очевидны, но нападать в открытую они не решались — уж очень многочисленной была экспедиция. Вожаки сдерживали стаю, выжидая удобный момент. Погонщики, продолжая понукать перепуганных оленей, разбирали оружие. Тут только Пряжкин вспомнил, что его алебарда осталась в Пашкиных санях.

— Держи шест, — он передал Наташе хорей. — И не смей слазить с нарт. Я мигом вернусь.

Обгоняя одну упряжку за другой, он побежал в голову колонны. И в тот же момент псы бросились в атаку. Тактика стаи была проста — зарезать или ранить как можно больше оленей и, когда караван, бросив их, уйдет вперед, без помех нажраться теплого мяса. Люди рассматривались как второстепенная добыча.

Будь во главе экспедиции многоопытный Сила Гораздович Попов, он, несомненно, подал бы команду остановиться и организовать круговую оборону. Министр распределения, знакомый с волкособаками только через шубы и малахаи, производимые из их шкур, продолжал гнать вперед. Псов лупили хореями, рубили топорами, кололи пиками, однако и караван нес потери. Поливая снег кровью из разорванного горла, рухнул олень. Придавив погонщика, перевернулись нарты. Две упряжки столкнулись и, запутавшись сбруей, встали поперек тропы.

— Не сворачивать! — крикнул Пряжкин. — Держаться всем вместе!

Но было уже поздно — караван развалился, рассыпался по тундре во все стороны, и псы могли без помех выбирать самую удобную добычу. Вырвав у кого-то из рук секиру, Пряжкин бросился назад.

Кто-то рванул его сзади за ногу, чуть повыше коленного сгиба. Обернувшись, Пряжкин увидел, что на нем повисла худая черная псина, вся покрытая грязной ледяной коростой. Голод понуждал ее немедленно вырвать из человека кусок вожделенной плоти, но прокусить толстые ватные штаны было не так-то просто. Рубить назад было весьма неудобно, но с третьего раза Пряжкин все же достал собачью голову лезвием секиры. Два пса, уже собравшиеся было наброситься на замешкавшегося человека, мигом изменили планы и вцепились в еще трепыхающееся тело своего товарища. Вылетевшая из темноты упряжка без погонщика тут же сбила Пряжкина с ног.

Пробыл он без сознания минут пять, не больше, однако успел вмерзнуть в лужу крови, оставшуюся от собак. Рядом никого не было. Где-то слева орали люди и рычали псы. Нашарив секиру, Пряжкин вскочил и оглянулся.

"Где Наташа, — подумал он. — Ведь пропадет же одна! Никогда себе этого не прощу!"

Пригнувшись, чтобы лучше видеть следы на снегу, он побежал в сторону противоположную той, откуда слышались голоса людей и псов. Отпечатки человеческих ног, собачьих лап и оленьих копыт уходили во всех направлениях. Дважды он натыкался на агонизирующие тела псов, а однажды налетел на то, что осталось от ездового оленя — полуобглоданная голова, пара копыт, клочья шерсти и раздробленные хребтовые кости.

— Наташа! — рискуя застудить легкие, орал он через каждые десять шагов. — Наташа!

Следов становилось все меньше и меньше, и Пряжкину, чтобы охватить поиском как можно большую территорию, приходилось бежать зигзагами. Он уже перестал надеяться на удачу, когда наткнулся наконец на отпечаток узкой остроносой подошвы с глубоко вдавленным каблуком. Этот след мог принадлежать только Наташе. Вот она бежала, вот шла, вот присела отдохнуть, вот снова побежала, вот ее путь пересекла цепочка крупных собачьих следов. Впереди что-то вспыхнуло несколько раз, словно человек пытался закурить на ветру, затем донесся приглушенный короткий треск, сразу же перешедший в дикий всхлипывающий визг умирающего зверя.