Тимур Литовченко - До комунизма оставалось лет пятнадцать-двадцать

— Между прочим, Миша. А тебя кажется Чубиком зовут? Так вот, Чубик, я знаю место, где этих баянов больше, чем кукурузы на полях. По крайней мере один точно был в нашем корпусе психушки. Гитара оттуда же. Хорош инструмент? У нас врач мечтал сколотить музкружок из чокнутых, потому как сам был слегка помешан на музыке. Кстати, покажи своего фраера, я его обрадую: пианино у нас тоже было.

Матрос по достоинству оценил своевременное вмешательство гитариста, хитро подмигнул ему, хлопнул по плечу, гаркнул: “Полный вперед! Айда!” — и скоро уже в отдалении послышалось задушевное пение дуэтом:

— Рыбачка Соня как-то в мае...

Девушка улыбнулась.

— Чубик хороший. А задирается оттого, что без малого двадцать лет вокруг меня вертелся, а я даже за руку его ни разу не держала, как тебя вот держу. Обидно ему...

Соня неожиданно умолкла, словно боялась сказать лишнее.

— Почему ты его не держала? Может, он обидел тебя...

Юра ощутил, как моментально напряглась рука девушки. Ее ледяные маленькие пальчики неожиданно сильно сдавили его кисть и казались теперь маленькими тисочками.

— Потом... так уж повелось, а раньше...

Соня отвернулась и задрожала. Юра почувствовал большую беду. То ли он чем-либо обидел девушку, то ли беда все это время жила в ней, скрытая, тщательно подавляемая, и своими словами юноша заставил ее вспомнить нечто ужасное из земной жизни, оборвавшейся в начале войны. Юра шагнул к девушке, но был остановлен хриплым от напряжения голосом:

— Когда немцы гнали нас по Мельникова сюда, гнали как стадо... Они отбирали вещи... Все вещи. Заставляли раздеваться, а потом... Всякое случалось...

Юра сжал зубы, поняв, что именно случилось с девушкой. Он неумело обнял Соню за плечи и слушал, как натужно роняла она слово за словом:

— Они не видели в нас людей. Мы были... Жидами! Которых надо раздавить... Всех до единого. Но они отнюдь... не брезговали. Я чуть с ума не сошла... Это было так... гадко... Меня расстреляли через день, а я думала... неделя прошла... Потом я была... дикая, пряталась от всех... на озере...

— Перестань, — взмолился Юра. Но тут их окружили невесть откуда взявшиеся ребятишки. Они весело галдели, тянулись к Юре, трогали его и просили:

— Дяденька, погладь меня!

— Ты такой горячий! И меня погладь!

— И меня! И меня!

— Нет, я раньше. Меня.

— Потрогай, дяденька!

Юра чувствовал, что начинает мерзнуть, но тем не менее не мог отказать и касался рукой маленьких головок и протянутых к нему ручонок, отдавая детям последние капли тепла. Как бы издалека донесся Сонин голос:

— Эти гады всех убивали: и больший, и маленьких...

— Мама! Мамочка!

Света соскочила с кроватки и натыкаясь в темноте на мебель бросилась в комнату родителей. Она не чувствовала, что пижамка прилипла к ее вспотевшей спине, не думала, что ночью нельзя громко кричать и топать по полу — пережитый во сне ужас гнал девочку под защиту матери.

Из темноты протянулись и подхватили ее заботливые руки.

— Светик, Светик мой, что случилось?

— Мамочка! Мне такое снилось, такое!..

— Что? Что тебя напугало?

Но девочка не могла вымолвить больше ни слова. Свернувшись клубочком на коленях у матери, она ревела в три ручья, намотав на палец локон длинных маминых волос, уткнувшись носом ей в шею и постепенно забывая непонятный, но оттого не менее мучительный кошмар.

СОН ВТОРОЙ

Советы умных людей

— Так, хорошо. Теперь посиди тихонько.

Невропатолог махнул молоточком с блестящей никелированной рукояткой в сторону белой клеенчатой кушетки и принялся быстро писать. Света послушно села, сложила руки на коленях и принялась рассматривать цветные пластмассовые игрушки, расставленные за стеклянными дверцами шкафчика у противоположной стены. Такой же точно петушок был когда-то у нее. И лошадка похожая. А вот пирамидка была не в виде жирафа, а обыкновенная, деревянная, с шишечкой сверху. И кубики были деревянные, четырех цветов, в деревянной же тележке. Интересно, кто играется этими игрушками? Ведь не доктор...

Свете стало смешно. Она улыбнулась, однако не засмеялась, потому что была воспитанной и послушной девочкой. А раз доктор занят и велел посидеть тихонько, нельзя ему мешать глупым хихиканьем!

— Света, скажи мне вот что, — обратился к ней врач. — Тут у тебя в карточке записано, что тебя водили к невропатологу в шестьдесят девятом году. А он выписал направление в городскую больницу. Я тогда у вас еще не работал. Скажи, что с тобой было?

— Да-а-а... ерунда, — Света пожала плечами и несмотря на всю свою примерность принялась болтать ногами. — Приснилось что-то. Я тогда совсем маленькой была, а мама напугалась и потащила в поликлинику.

— Ну и что тебе приснилось? — продолжал расспрашивать врач, изучая старую запись и сетуя в душе на излишние родительские волнения.

— А я помню! — девочка беззаботно махнула рукой. — Ерунда какая-то. Хотя очень страшная. Как кто-то утонул, а там... под землей... — она неизвестно почему перестала болтать ногами и после паузы тихо докончила: — ...все живые были.

— Хм-м-м... М-да-а-а... — врач поджал губы, исподлобья взглянул на Свету и спросил: — А на диспансерный учет тебя ставили?

— Не-а, — Света поежилась, потому что слово “диспансер” всегда представлялось ей в виде огромного стального дикобраза на толстенных бегемотских ногах. — Так, спрашивали всякое, потом маму поспрашивали, потом папу, и все.

Врач пробормотал что-то насчет сюрпризов во время школьных медосмотров и снова принялся писать. Света начала изучать лежавшие у него на столе стопки карточек. Ее всегда интересовало, почему у них такие разноцветные корешки. Мама объясняла, что так легче найти карточку на полке, потому что цвет корешка свой для каждого участка. Но вот на карточке Светы корешок был желтый с зеленым, а на карточках Марины и Оли, которые жили по соседству — красные с двумя белыми полосками. Нет, что-то мама перепутала!

Тут Света решила почитать надписи на карточках. У ее новой подружки Ирки был старший брат. Когда в первом классе он готовил уроки, то садился прямо напротив сестренки. Получалось, что каждый раз книжка лежала перед Иркой вверх ногами, поэтому незаметно для себя она выучилась вверх ногами читать и до сих пор преуспевала в этом. Света позавчера поспорила с ней на лимонное пирожное, что научится читать вверх ногами за три дня. Завтра ей предстояло либо купить пирожное, либо бесплатно получить его (пятнадцать копеек были на всякий случай отложены, но Света все же надеялась на выигрыш). Потренироваться лишний раз никогда не мешало, а карточки лежали так, как надо.