Владимир Михановский - Зашвырнуть ключи

На последних кругах кони мчатся, как вихрь. Таким образом дрессировщик, он же физик, решил свою задачу.

– Значит, таким манером можно разогнать частицу до каких угодно скоростей? – спросил Артур.

– Любых, лишь бы они не превосходили скорость света в вакууме. Ничто в природе не может двигаться быстрее, чем свет: закон Эйнштейна, – пояснил Гуго Ленц.

– Понятно, понятно, – пробормотал Барк. Ему было почему-то стыдно перед сидящим рядом доктором Ленцем, хотя до сих пор скудость физических познаний никогда не тяготила Артура.

– Если помните, ускоритель я сравнил с пушкой, – сказал Ленц. – Наши снаряды – элементарные частицы, разгоняемые до субсветовых скоростей. Только, в отличие от обычной пушки, ускоритель, как вы уже знаете, имеет форму круга.

– Снаряды есть. В кого ими стрелять?

– В кварки. Как бы вам объяснить, что такое кварки? – задумался Гуго Ленц, теребя бородку.

– Я знаю о кварках из письма, – сказал Барк.

– Какого письма?

– С красной гвоздикой.

– А-а… В самом деле. Тем лучше, мне не надо долго объяснять вам, – сказал Ленц.

– Кварки – кирпичики вселенной, – процитировал Барк.

– Вот именно, – кивнул Ленц. – Говоря проще – мельчайшие микрочастицы, известные в настоящее время физике. Кварки, группируясь, в свою очередь, составляют элементарные частицы – электрон, протон, нейтрон и так далее.

– Скажите, доктор Ленц, а для чего их, собственно, бомбардировать, эти самые кварки? – спросил Барк.

– Чтобы исследовать их. Бомбардируя кварки, мы изучаем взаимодействие частиц, а это позволяет понять их структуру. Средневековая анатомия топталась на месте, пока врачи не изучили человеческое тело, препарируя трупы.

– А в самом деле опасно это – бомбардировать кварки? – спросил Барк. – Автор письма пишет, что…

– Я прекрасно помню текст письма, – перебил его доктор Ленц.

– Получается страшная штука, – сказал Артур. – Что, если в самом деле вся земля превратится в труп? Если наша планета рассыплется в пыль в результате неуправляемой реакции, толчок которой дали ваши опыты?

– Верно, такая опасность есть, – медленно сказал Гуго Ленц. – А что же можете предложить вы, молодой человек?

– Я? – растерялся Артур.

– Вы. Именно вы!

– Но я же не физик.

– Это не ответ. Решать этот вопрос должен каждый, поскольку судьбы мира касаются всех.

Барк замялся, обдумывая ответ.

– Видите ли, тут замешаны особые обстоятельства… – начал он. – Вам угрожают смертью, если вы не прекратите опыты.

– При решении вопроса, который я перед вами поставил, моя жизнь не имеет никакого значения. Она слишком ничтожна, – чтобы в данном случае принимать ее в расчет, – сказал Гуго Ленц.

Артур интуитивно почувствовал, что разговор принял серьезный оборот и что ответ его, Артура Барка, неизвестно по какой причине живо волнует Ленца.

– Я помогу вам, – сказал Ленц, глядя на собеседника. – Предположим, что моей жизни ничто бы не угрожало. Что бы вы ответили мне в таком случае? Проводить бомбардировку кварков или не проводить?

– Пожалуй, я все равно запретил бы опыты, – задумчиво сказал Барк. Он ожидал встретить сочувствие, но лицо Гуго Ленца оставалось непроницаемым.

– Все ли вы обдумали, Артур Барк, прежде чем запрещать опыты? – сказал Ленц. – Речь ведь идет не о том, чтобы закрыть какие-то там второстепенные эксперименты. Дело идет о кардинальном направлении науки, которая стремится постичь самые сокровенные тайны материи.

– Но если опыты опасны для всего человечества? – настаивал на своем Артур.

– Опасность, – усмехнулся Ленц. – А что вообще не опасно для жизни? Разве не опасен для ребенка уже первый шаг, который он делает самостоятельно, без помощи матери? Разве не опасен был полет авиатора, первым поднявшегося в небо? Однако, что бы мы делали теперь, если б он тогда испугался? Очевидно, небо осталось бы для людей навеки несбыточной мечтой. И так во всем. Без риска нет победы, нет движения вперед.

– С первым авиатором, насколько я понимаю, дело обстояло несколько иначе, чем с бомбардировкой кварка, – сказал Артур, заражаясь волнением Ленца. – Не будь Можайского, не будь братьев Райт, – нашлись бы другие.

– Вы так думаете?

– Непременно нашлись бы. Для завоевания воздушного океана человечество созрело, потому его ничто не могло остановить. Когда гибнет один, – на его место становится второй, гибнет второй – на линию огня выходит третий.

– Почему же вы думаете, что человечество не созрело для расщепления кварков? – спросил Ленц.

Артуру хотелось прервать разговор, превратить его в шутку, ссылаясь на свою некомпетентность, но он не представлял себе, как это сделать.

Ленц угрюмо смотрел на него, ожидая ответа.

– Дело не в зрелости человечества, – сказал Барк, – а в том, что опыты по расщеплению кварков, насколько я понял, угрожают жизни человечества.

– Нет, дело именно в зрелости человечества, – возразил резко Гуго Ленц. – Если результаты наших экспериментов попадут в руки недобросовестных людей… Земля сможет рассыпаться, растаять, как сахар в горячем кофе.

– Тогда не отдавайте свои результаты в плохие руки, – посоветовал Барк.

– Несерьезное предложение, Артур Барк, – сердито махнул рукой Гуго. – Нашим государством, к сожалению, управляют не ученые, а политики.

– Но с политиками можно договориться.

– Не со всякими. Природа власти такова, что до нее добираются только те, кто коварней всех, честолюбивей всех, кто наиболее неразборчив в средствах. Что вы так смотрите на меня? Думаете, спятил старик? Не знаю почему, но ваше лицо внушает мне доверие. Да и потом, когда человеку остается три месяца жизни, он может наконец позволить себе роскошь говорить то, что думает. – Бородка Ленца начала дрожать от возбуждения.

– Предположим, я собственной властью прекращу опыты, – продолжал он. – Где гарантия, что через короткое время другой физик не наткнется на идею этих опытов?

– Надо так зашвырнуть ключ, чтобы отыскать его было нелегко, – сказал Артур. – А за время поисков что-то, возможно, переменится.

– А как это сделать? – эхом откликнулся Гуго Ленц.

Они были знакомы лишь несколько часов, но Артуру казалось, что он знает доктора Ленца давно, много лет. Чем-то Барку был симпатичен этот человек с острой бородкой и пронзительными, беспокойными глазами.

Правда, взгляды Ленца несколько, пардон, вольны, но это, в конце концов, не по его, Барка, ведомству.

Гуго Ленцу грозит смерть, а он рассуждает о судьбах мира. А может, все наоборот? Может, обычная боязнь сделала его таким словоохотливым?

– Можете спуститься вниз, посмотреть ускоритель в натуре, – уже другим, обычным тоном сказал Ленд.