Андрей Дмитрук - Хозяева ночи

Богдан постарался сократиться. Когда после встречи с чердачным жителем вся компания, чуть не переломав себе ноги, посыпалась по лестнице в хату — а было уже часа четыре утра, — хозяйка Горпина как ни в чем не бывало вышла к ним и стала укладывать кого на полу, кого на кровати. На все охи и ахи ею были сказано одно: «Д о м о в и к это, дети, домовик; живет там с незапамятных времен; мы его не обижаем, и он нас не тревожит»[Случай, описанный в главе I настоящей повести и здесь, был буквально в таких подробностях рассказан автору киевлянкой Ниной Г., участницей этого события.]. Буднично так это сообщила женщина, простенько, словно приблудилась к дому обычнейшая куница или дикая утка свила себе гнездо на сеновале…

Зоологией Нестеренко увлекался еще в младших классах. Услышав о «Домовике», решил, что у диковинного создания, конечно же, есть плоть и кровь… только оно еще не описано учеными, как, например, снежный человек или живые динозавры, которых кто-то видел в болотах Африки. Стал осторожно расспрашивать людей. Из кучи выдумок, вранья и явного бреда психопатов постепенно отобрал с десяток свидетельств, мало-мальски заслуживающих доверия. «Домовики» встречались и в глуши таежной, и в столичных городах. Кое-кто мельком видел их; чаще — по косвенным признакам распознавали присутствие чудовищно ловких и скрытных тварей. Картина постепенно складывалась. К тому же Нестеренко усердно штудировал литературу — как сказочно-мифологическую, так и сугубо научную…

— В домовых верят по всей Земле и везде описывают их почти одинаково. Как правило, домовой ведет ночной образ жизни; он мал ростом, волосат, у него большие светящиеся глаза. Правда, кое-где в Европе его изображают человеком, чаще всего старичком низенького роста; но это, наверное, просто путаница, отголоски другого цикла легенд — о гномах, эльфах… — Яков Матвеевич слушал, порою ободряюще кивая; Богдан невольно увлекался все больше и больше.

— Есть очень интересные славянские предания. Вот, например… — Он выудил из внутреннего кармана записную книжку, распухшую от вложенных клочков бумаги и перетянутую резиновым колечком. — Карел Яромир Эрбен. «Баллады, стихи, сказки». Это замечательный чешский поэт, собиратель фольклора… Здесь есть большая сказка, которая так и называется «Домовые». Там, конечно, масса всякой мистики, но попадаются вещи очень даже несказочные. Можно, я прочту кое-что? Я вас не задерживаю?..

— Читай, голубь! — промурлыкал директор, подпирая рукой щеку. — Хоть отвлекусь ненадолго от бумаг своих треклятых… Давай!

У лаборанта снова заныло сердце — был, был в этом потакании здоровенный подвох! Но Богдан все же откашлялся и начал читать:

— «В Либеницах, в овчарне, тоже жил домовой, здесь его звали Шетек. На вид это был маленький мальчишка, только на руках и ногах у него коготки. О нем рассказывали много забавных историй. Шетек любил дразнить собак, кошек и индюков, любил насолить пастухам и батрачкам». И дальше. Одна девушка обварила домового кипятком, так он ей отомстил: «Однажды она лезла по стремянке на чердак, а Шетек взял да и запутал ее в стремянке так, что ей пришлось звать на помощь, чтобы ее выпростали». Затем Шетек, тоже в порядке мести, вплел сено в волосы одного пастуха, и тот был вынужден остричься наголо; разорвал туфли служанки, и все в подобном роде. Наконец хозяйка решила выгнать домового и позвала человека, который умел это делать. «Человек пришел, велел всюду насыпать муки и начал заговаривать домового. Шетек вопил так, что слушать было страшно; не хотелось ему уходить, но пришлось. На муке были видны следы, словно собачьи лапы…» Вы еще не замечаете во всем этом… ничего знакомого?

— Занятно, — сказал Яков Матвеевич, раздавил окурок в пепельнице и поскреб пятерней седую макушку. — Обезьяньи повадки, что ли? Ну да, точно, обезьяна. Зловредная такая, пакостная!..

— Вот именно, обезьяна… или что-то очень на нее похожее, предельно реальное! Хотя этот Шетек у Эрбена еще и разговаривает и делает всякие волшебные вещи, можно легко отделить правду от украшений, обычных для фольклора… Если позволите, еще пару отрывков. Вот… Действие происходит в средневековой Литве. — Богдан торопливо перелистал записную книжку. «Повелел князь креститься, я и окрестился, повелел Христу бить поклоны, я и бью, но чего же мне старой нечисти творожку жалеть, не кинуть ей печеной репы, пены не плеснуть с пива? Не сделаешь этого, лошади падут или коровы опаршивеют, молоко станут с кровью давать, а то и урожай пропадет… В старину этой нечисти лучше жилось… А нынче леса повырублены, есть нечего, по городам в колокола звонят, вот вся нечисть и зарылась в самых дремучих борах да и воет там с тоски. Пойдет литвин в лес, так там его то один, то другой божок за полу кожуха дергает: „Дай!“, говорит…» Это — из «Крестоносцев» Генриха Сенкевича. Ну чем не экологическая картина? Антропогенное[Антропогенное — исходящее от человека] воздействие на природу, вид в экстремальных условиях… И еще маленький фрагментик. Из книги «Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири», составил фольклорист Валерий Зиновьев. Это быличка — «свидетельское показание», основанное на народном веровании. Об одной крестьянке: «Однажды она опять осталась одна. Видит, кто-то вышел мохнатый… Зыбку качает с ребенком. И хохочет, и хохочет! Лицо белое-белое, а сам весь чернущий. Вот так покачает зыбку и исчезнет…» Рассказывает другая сибирячка: «А наутро-то в баню пошла, светло уж, все на работу идут, а я, говорит, баню открыла, а он — в дверях. Он меня в баню не пущат, стоит, а морда о б е з ь я н ь я».

— Лихо, брат! — восхитился директор — пожалуй, слишком шумно, чтобы казаться искренним. — Ну и что же это, по-твоему, за обезьяны такие, что при человеке кормятся? Может, ты уже и вид определил. Карл Линней?..[Карл Линней — великий шведский ученый XVIII столетия, создатель классификации животных и растений.]

— Нет, вид пока не определил, — смущенно сказал Богдан. — Но семейство, пожалуй, знаю.

— Да ну?! Кто ж такие?

— Вы почти угадали с обезьяной, Яков Матвеевич. Подотряд полуобезьян, семейство лемурообразных, подсемейство… ну, наверное, лемуровых, точнее сказать не могу. Да, именно л е м у р ы! Мне это пришло в голову еще классе в пятом-шестом, когда я впервые прочел о мадагаскарских лемурах и понял, какое у них великолепное сходство с нашими домовиками! У мальгашей[Мальгаши (малагасийцы) — коренное население острова Мадагаскар.] лемуры окружены суеверным страхом и почти религиозным поклонением. Они якобы могут превращаться в людей. Духи малагасийской мифологии выглядят так же, как лемуры. Это карлики, сплошь покрытые волосами, являющиеся ночью в дома: злые — калануру и добрые — вазимба; тем и другим надо жертвовать еду… совершенно как нашим домовикам!..