Михаил Корчмарев - Третье поколение

Но о правой руке и отметине на левой я тем, кому следует, не сказал. Тут уж соображать надо, самого упрячут, куда следует. Сказал только, что да, мол, он, хотя и здорово изменился. Почему, спросили, он? Мне так кажется, сказал я. Надо было видеть лица тех, кому следует. Сейчас такое время, что нельзя, а раньше бы точно по шее наваляли. А теперь я только под этим «кажется» и расписался.

Этой же ночью мой знакомый из морга, не санитар, а который с отметиной, явился-таки ко мне. Очень какой-то весь возбужденный. Конечно, орал: «Отдай мои часы! Я передумал! Сам поваляйся в морге! Отдай отпущенные мне часы!». Ну и все такое прочее. За горло хватал, пугал до мурашек.

Но я предвидел все это, то есть, что он будет являться ко мне во сне. И кричать, и хватать за горло… И не в нем дело, а во мне. Такой уж я впечатлительный, знаю я это. Поэтому к визиту его я отнесся спокойно, бывает, подумаешь…

Но проснулся, какой уж там сон, достал часы и стал думать. С чего бы ему меняться так, а? С чего бы это трупу (если только он дурака не валяет) молодеть? Или он, действительно, ничей — и ничто над ним не властно? А может, все-таки, инопланетянин? Или наш? Наш, который просто дошел до чего-то не по подсказке, а своими мозгами. И то, до чего он дошел своими мозгами, ему крепко не понравилось. Он тогда, значит, быстренько свихнулся и решил вдобавок помирать, надеясь, что или все для него сначала начнется, или все навсегда и сразу кончится?

Вот такая хреновина в башку лезла.

И когда тоска простых смертных переборет нашу тоску, мы приходим к ним на помощь. Бывает и наоборот. Но это реже.

А потом я уснул. И проснулся уже от звонка в квартиру. Звонила та самая девица. Забыл рассказать. Вот память. Теперь дополняю. Ну та, что приставала ко мне у подъезда с расспросами. Когда я еще только входил в подъезд, в котором на площадке четвертого этажа наткнулся на этого (даже и не знаю, как его, смотрите начало).

Так вот, когда я еще только двинулся к подъезду, ко мне с той стороны улицы, от булочной, бросилась со всех ног девица. Довольно нахальная, если позволяет себе приставать к незнакомым мужчинам. И не с какими-нибудь там пустяковыми вопросами типа «Который час?», а с подмигиваниями и с подталкиваниями в бок, с шепотком: «Да не теряйся. Бери часики-то. А уж за мной дело не станет».

А я этого, признаться, не люблю, когда так беспричинно фамильярничают. Хотя девица была ничего себе, вполне миленькая. Миленькая… Вы хоть представляете, о чем я говорю? Вчера только в морге побывал, ночью кошмары приставали, а чуть глаза продрал — все нормально. Уже готов девиц оценивать. Сволочи мы иногда, как подумаешь. А иногда подумаешь — может, так и надо? Чтобы не свихнуться? Парень тот, из подъезда, как видно, воспринимал все как есть. Не тот… Не тот, что у батареи лежал. А напротив, из тех, кому следует. Когда они прибыли после моего звонка. Так вот, один из них, по званию майор, примерно, как я прикинул… Майор, представляете? А как увидел покойника у батареи — и чуть не в обморок! Я еще тогда подумал: «Ничего себе работнички у тех, кому следует!». Нет, серьезно, я думал, у них ребята покрепче. А тот, майор, тут же в подъезде чуть не лег рядом с «инопланетянином». Видать и среди них разные попадаются. Но это так, не очень существенное дополнение. Вот вернемся-ка к утреннему звонку в дверь.

Так вот, пришла девица. Вернее, еще не пришла. Только позвонила и стоит под дверью. Хотя я еще-это-го не знал. Я встал с постели, спрятал тут же часы. На всякий случай. Мало ли. Но так запрятал, что потом сам долго не мот найти. Потому что был в рассеянности и задумчивости, потому что девица пришла.

Я увидел ее в дверной глазок. Глазок у меня не от разных лихих людей. Просто мне нравится смотреть через него. Очень забавно люди смотрятся через глазок. Особенно, если подкрасться неслышно. Правда, ко мне редко приходят., Вот почему я с большим интересом разглядывал стоящую за дверью.

Надобно сказать, что через глазок она выглядела не так уж привлекательно. Щеки на уши лезут, а нос, наоборот — на щеки. Но я ее все равно узнал. Потому что она и сейчас, глядя прямо через дверной глазок в мой глаз, подмигнула. Надо же, услышала, как я подкрадывался. И подмигнула. И скорчила рожу, ой, я просто не могу, за животик схватишься. Особенно, когда через глазок все это видишь. То есть, по одной этой роже можно для себя сделать вывод, что человек с такой рожей — человек хороший. И я сделал такой вывод. Основанный, правда, на «черезглазковом» наблюдении. Но вот впускать я ее пока поопасался.

Тут вот в чем дело. Ко мне редко приходят. А уж женщины — как автомобиль в лотерею, вот до чего редко. Так, врач, скажем, или из домоуправления, или агитировать голосовать. Но они тогда на службе, и это не считается. А так не приходят. Я, правда, и сам не знаю, в чем тут дело. Ей-богу, не знаю. Ну нет у меня с ними контакта. Да никогда и не было. Вы вот не поверите, серьезно, но в меня даже в детстве, в детском саду или в школе никто не влюблялся. Хотя уж там-то. Сами знаете, все успевают друг в друга повлюбляться. Прямо эпидемии там разгуливают, как коклюш или свинка, а врачи и учителя напрочь ничего не замечают.,

Ворвался, как сумасшедший.

— Деньги, деньги, деньги… Кругом!

— Ну?

— Деньги, черт побери, деньги!

— Ну и…

— Ну и… И все. А чего еще-то?

— Вот то-то, а то ты какой-то, я не знаю.

Я спрашивал у сестры (у меня есть старшая сестра, а больше никого из родных), в чем тут дело? Почему ко мне не ходят женщины? На ее женский взгляд? Она обычно отвечает: «Да ты какой-то, я не знаю…» Вот что она говорит. Уж очень я ее раздражаю своим образом жизни. Она бы на моем месте жила не так. Совсем бы не так. Я чувствую это. Хоть она и не высказывается. Даже когда я рассказал ей историю с часами. Она, знаете, что сказала? Она сказала, цитирую дословно: «Да ты какой-то, я не знаю…» Правда, на часы посмотрела, в руках повертела, о чем-то продолжительно подумала. Я предполагаю, что о том, сколько бы они стоили. Но видно было, не определила. Это ее здорово уязвило. Поэтому ничего она мне не посоветовала. Она никогда мне, в общем-то, ничего не советует. А я ведь часто к ней обращаюсь — все-таки старшая сестра. Но она не хочет мне ничего навязывать. Я вот ей однажды рассказал такой случай. Со мной такой случай был. На юге я отдыхал. И вечером на пляже, представляете, гулял не один! Не поверите — с девушкой, мы вместе отдыхали, в одной гостинице жили. Она из другого города приехала отдыхать. И я ей тогда на пляже все-все изложил, что думаю о женщинах. Много я о них думал. Наверно потому, что мало знаю. И вот когда я ей все рассказал, всякие мои там теории, она подняла камешек и бросила его в воду. Недалеко бросила, небольшая такая девушка, и сказала: «Найдешь этот камушек, сразу же поцелую. Прямо тут. Или где захочешь». А темно уже было. Да и камешков кругом — полно. Иди ищи. И я еще представил себе, как буду там барахтаться, как последний кретин, а она будет только хохотать. Да если даже и найду, она запросто скажет, что это другой камешек, ничего не докажешь, они, женщины, на такие капризы мастерицы, честное слово! Поэтому я сказал, что вода холодная, а я недавно только после простуды. Черт с ним, подумал, с поцелуем, хоть и хотелось мне, чтобы она меня поцеловала. Я бы вот поцеловал ее без всяких там камешков. Тут уж она сказала: «Ладно, давай я тебя так поцелую». То есть, выходит за так? Я сразу насторожился. Я полагал, что они (женщины) за так ничего не делают. Это я сколько угодно видел в кино — и читал про это. И я сказал ей, что у меня еще вдобавок и насморк не прошел. Приятно ли, говорю, целоваться с сопливым? Я бы, говорю, не стал бы целоваться, если бы ты сопливая была. Она тогда еще сняла туфли (я чего-то подумал, что она шарахнет меня каблуком, по башке), отбежала во тьму и там заплескала ногами в воде. А потом оттуда, из тьмы, крикнула. Знаете что? «Ты какой-то…» Без обиды крикнула, не как иногда сестра, а как бы несколько озадаченная. И уж больше мы не гуляли.