Игорь Росоховатский - Стрелки часов

*

Я увидел Артура Кондратьевича в последний раз через полтора года. Мне не очень хотелось выполнять мою миссию. Лучше бы это сделал Степ Степаныч. Я вспоминал тех, кто будет участвовать в опыте в качестве помощников и наблюдателей,- их лица, ставшие похожими одно на другое, улыбку Майи, вылепленную из тревоги и желания успокоить меня. А меня и Степ Степаныча не надо было уговаривать, что все будет в порядке,- мы почти не сомневались в этом. - Да, я знаю, вы всё взвесили. И кому-то действительно нужно на это пойти,- сказал Артур Кондратьевич и слабо пошевелился на ложе, вмонтированном в КД.- Но опасность слишком велика. - Опасность?- Я вздернул брови и придал лицу недоуменное выражение. - А вы подумали о том, годится ли организм человека для усовершенствования, есть ли основа? У меня мелькнула подлая мысль, что он говорит так потому, что с его организмом уже все покопчено. Но не превращаться же всем людям в таких вот КД, но оставлять же человечеству продолжать свои дела кибернетическим механизмам! - Неиспользованные возможности,- сказал я,- миллиарды незадействованных нервных клеток, резервы мышц, неизвестные сигнальные системы. Да и мало ли чего еще... - Я говорю об основе, о принципах,-напомнил он,- Может ли дождевой червь выйти в космос, жить в космосе? А ведь человеческий организм построен на тех же принципах, что и организм дождевого червя. Получение энергии, переработка информации... Он поморщился, видимо, от боли и умолк, - Если я снова начну доказывать вам...- сказал вместо Артура Кондратьевича КД. - То я приведу новые контрдоводы,- засмеялся я. - Но, по крайней мере, начиная опыт на себе и своих товарищах, оставьте пути для отступления,- продолжал КД. - Хорошо, я оставлю. Но отступления не будет. - Вы слишком молоды для руководителя института,- проговорил Артур Кондратьевич.- Никогда не нужно говорить о будущем так категорически. Будущее нельзя подогнать под мерку нашей сегодняшней уверенности. Я молчал, думал о том, что уже все сказано. Он понял. - Прощайте,- сказал Артур Кондратьевич. Он поднял руку ко лбу тем неопределенным жестом, который означает: то, о чем надо вспомнить, совсем близко, не подходах к станции. И его поднятая рука превратилась в подобие семафора, открывающего путь.-Впрочем, до свидания. Мы ведь еще не раз встретимся.- Он заметил растерянность на моем лице и засмеялся. В его горле булькало.- Нет, это будет не машина, а я. Сохранится главное - образ мышления. Какая разница, из чего я состою: только ли из белков или из белков, пластмассы и металла! Ведь и сейчас во мне почти вся периодическая таблица, в том числе и металлы. Зато когда мое тело будет проще и надежней устроено, мозг станет во много раз мощнее. Он внимательно посмотрел мне в глаза, словно читая в них упрямое неверие и жалость к нему - к человеку, которому понадобилось утешать себя таким образом. - А в доказательство моих слов мы с вами тогда продолжим разговор о том, каким путем должен идти человек к бессмертию. К тому времени у меня накопится, к сожалению, достаточно доказательств, чтобы убедить вас. Он сказал "к сожалению", давая еще один повод не верить ему.

2 Контрольный механизм предупредил меня во второй раз, что я веду тоноплан слишком рискованно. Я раздраженно щелкнул выключателем, и экран контроля погас. Далеко внизу зажигал огни вечерний город. Мимо меня сверкающими искрами проносились другие машины. Я включил вертикальный винт, настроил автопилот на волну видеофона и нажал кнопку вызова. На экране возникло лицо Майи. Я пытался отыскать на нем то, из-за чего меня вызвал профессор Пирин,- следы опасной болезни, но с боязливой радостью не находил их. Возможно, профессор ошибся? Если бы так!.. Последовал легкий толчок: "ЭР-5" сел на крышу моего дома. Я спустился по лестнице на круговую тропинку, быстро шел, почти бежал, стараясь сдержать свой шаг. Нажал кнопку предупредительного звонка и отвел пластмассовый занавес. Я увидел двух женщин, похожих на сестер-близнецов: жену и дочь. Но Альта выглядела старше своей матери, хотя ей исполнилось двадцать три, на два года меньше, чем было Майе, когда та получила бессмертие. (Я упорно не употреблял более осторожных слов, вроде "долголетие", "равновесие процессов" и т. д., которыми пользовались другие.) Альта унаследовала от матери не только внешность, по и движения, и походку - 1 к счастью, бьющейся стеклянной посуды теперь было совсем мало. А вот характер у нее иной, чем у матери,- его мягкость напоминала о мягкости кошачьей лапы, а упрямство было непробиваемым. В минуты ссор Майя утверждала, что у дочери мой характер. Во взгляде Альты, устремленном на меня, я уловил беспокойство и скрытый упрек. Но почему упрек? - Профессор сейчас прилетит,- сказала Альта. Я сел на постель Майи, рассказал о событиях дня, о том, что начали новую серию опытов по классификации памяти. Иногда переводил взгляд со спокойного лица жены на напряженное лицо Альты. Ее гибкие пальцы выстукивали какой-то ритм. Прошло двадцать пять лет с начала нашего опыта бессмертия, а академия все еще не разрешает проводить массовые испытания на людях. Больше того, она не разрешила мне пока включить в число подопытных собственную дочь. Но не может же Альта стариться на глазах у нестареющих родителей, знающих, что они могут отвести от нее это проклятие природы! Я чувствовал, что во мне просыпается раздражение. Услышав легкий шум моторов, поспешил навстречу профессору - наконец-то хоть одна неизвестность закончится. - Давно вас не видел. Выглядите неплохо!-приветствовал он меня. Я молча вопросительно смотрел на него. Он отвел взгляд и сказал: - К сожалению, это очень серьезно. У нее начиналась ангина. Чтобы прекратить болезнь, я омыл миндалины. Боюсь, что это послужило толчком... Он говорил слишком медленно, с резиновыми паузами. Я резко спросил. - Толчком к чему? Он съежился, голова ушла в плечи. - Видите ли, когда вы выводили линии связи наружу, к прибору "С", то вызывали мутацию ткани...-Он шумно прочистил горло.- Поймите меня правильно. Я не ставлю это в прямую зависимость. Больше всех виноват я: предварительно не посоветовался с вами. Ведь не было бы толчка, примени я не радиактивный раствор... Он был невыносимо медлителен. Догадка созрела. Очевидно, мои губы шевелились в лад мыслям, и профессору ничего иного не оставалось, как подтвердить: - Да, перерождение... Никогда не видел такого бурного... Теперь я все понял. - И переродились именно те участки ткани, где мы вызвали мутацию? - Началось с них. - Захватывает весь организм? Он в ответ наклонил I олову, так и не сумев взять часть моей вины не себя, и от этого ноша показалась ему еще тяжелея. Я почувствовал благодарность к нему. Мы вошли в дом. Теперь я понимал, почему Альта смотрела на меня с упреком. Ведь я мнил себя победителем природы. Кретин, не сумевший предвидеть даже первые последствия опыта! Экспериментировал несколько лет на морских свинках, на обезьянах - и решил, что все сделано. Единственное оправдание в том, что опасность нависла и надо мной. Но я же выбирал ее добровольно, был готов к ней, а Майя верила мне почти как богу... Я посмотрел на бледное лицо жены с легкими синими тенями под глазами и подумал, что раз природа создала ото существо, то должна была создавать навечно. В моей голове мелькали разные мысли и воспоминания. Я вспомнил название старой книги "Мертвые остаются молодыми" и по аналогии подумал, что я хотел перешагнуть это правило. Я хотел, чтобы и живые оставались молодыми. Ведь природа вначале и создала жизнь бесконечной. Простейшие организмы бессмертны: они передают по наследству всю свою сущность. Бессмертные споры микробов путешествуют в айсбергах и даже в метеоритах. И только наиболее сложные создания, такие, как человек, не вмещают свою великую разнообразную сущность ни в какие гены, никакой химический язык не в силах передать всю личность. Именно поэтому они смертны больше всех остальных. А быть может, личность не имеет для природы никакого значения и важно лишь то, что остается в генах? Абсурд! Со дна моей памяти, моего существа поднялась ненависть к судьбе, безмолвно завещанная предками. Я подумал о людях, о моих братьях по несчастью. В какую тьму мы ввергнуты матерью-природой с самого дня рождения! И только одну свечу - разум - она дала нам в странствиях по лабиринту: то ли сжалившись, то ли потому, что не могла не дать. И он служит нам и слабым огоньком и компасом в стране, где север и юг условны и где путь из тьмы не обязательно является путем к свету. А мною ли природа дала другим своим созданиям - животным, кроме бессмертной муки? Мне страшно захотелось погладить лошадь с выпирающим каркасом ребер, впряженную в тяжелую телегу. Такую конягу я видел когда-то на картинке. Так я утешал себя, отвлекался, юродствовал - лишь бы не думать о своей личной вине. Ведь это я, а не природа, вовлек Майю и других людей в опыт, который не был достаточно подготовлен. И я должен нести за это ответственность. Опять юродствую - ответственность. Прикрываюсь красивыми словами, когда надо действовать, искать выход, подавить в себе боль, отчаянье, страх и вспомнить цифры, схемы реакций... Вот так сквозь весь хаос путаных мыслей пробилась и оформилась одна, очень простая и четкая; надо взять себя в руки. Ока приходила ко мне всегда как спасение. Может быть, именно поэтому я и слыл волевым человеком. Я выбросил из головы все ненужные сейчас воспоминания: название книги, картинку, слепую ненависть. Насильно, как воду по трубам, смывая накипь, погнал по нервам приказ спокойствия. И стал иным человеком - не таким, каким знал себя сам, а каким знали меня другие. И каким, возможно, я и был на самом деле. Я взял у профессора показания электронного диагноста и отвез их в институт. Оттуда позвонил в Объединенный центр космической биологии, которым руководил Степ Степаныч. Мне ответили, что директор сейчас в Лунном филиале, и посоветовали, как с ним связаться. Затем я вызвал по видеофону Юру и попросил его поскорее прибыть. Теперь каждая минута моего времени была рассчитана и предназначена для действия или для обдумывания его. Через несколько дней перерождение захватит настолько большие участки, что будет уже поздно спасать организм. Это оставшееся время сверкало в моей памяти, как светящееся табло на спортивных соревнованиях. Пока прибыл Юра, я успел задать программу вычислителям. Я вытеснил из своего мозга боль и растерянность, и все же их место не было заполнено. Оставалась сосущая пустота. Дело в том, что у меня не было уверенности, а обманывать себя я не умел. Вычислители рассчитали развитие болезни на ближайшие двадцать шесть часов. Теперь я видел врага в лицо. - Я вызову Первый медицинский,- деловито предложил Юра, выслушав сообщение. В его прозрачных глазах блестело все, что он хотел бы скрыть.У них сильны биофизики. Потом моя лаборатория начнет поиски среди нуклеопрепаратов. Ты возьмешь на себя остальное, идет? Я внимательно посмотрел на него. Он уже успел по-настоящему успокоиться так же как и я. То, что случилось с Майей, угрожало нам всем, и это придавало спокойствие в борьбе. Ничего другого нам не оставалось.