Уильям Ламли - Дневник Алонсо Тайпера

29 апреля.

Ключ к двери найден. Наткнулся на него все в той же запертой комнате с портретом: под грудой хлама, скопившегося в одном из ящиков ветхого письменного стола. Как будто кто-то запоздало пытался спрятать его. Ключ завернут в полуистлевшую газету, датированную 31 октября 1872 года, однако внутри сохранилась еще одна обертка из высушенной кожи какой-то неизвестной науке рептилии, на которой тем же почерком, что и в дневнике, нацарапано несколько предложений на неправильной латыни. Как я и думал, замок и ключ значительно старше, чем вся остальная постройка. Старый Клаус Ван дер Хейл приберегал их для какой-то отдаленной цели, но насколько эти предметы могут быть старше ею, я не берусь судить. Содержание старинной латинской надписи заставило меня пережить новый прилив ужаса.

"Да не послужат мне раскаянием эти откровения о таинствах Древних, гласили неровные буквы свитка. - Их знания, сокрытые в глубинах Земли, родились до рождения человека, и ни один смертный не смеет обрести их иначе, чем в обмен на душевный покой и рассудок. Забытый и неприступный, переживший бессчетные зоны и вселенные, город Энго раскрыл передо мной свои стены. В земной плоти я вступил под его своды и вышел из-под них, унося обретенное знание, губительное для человеческого духа, но неотделимое теперь от меня. С радостью я расстался бы с ним, но это не в моих силах. Я познал бездну, которую не дано познать смертным, и за это мне предстоит поднять из подземных глубин Того, Кто Дремлет. Посланные за мной гарпии будут преследовать и терзать мою плоть до тех пор, пока я или кто-то из моих потомков не найдет и не исполнит того, что должно быть найдено и исполнено.

Разбуженное мной Существо отныне никогда не расстанется со мной. Так написано в "Книге запретных знаний". Его отвратительное тело цепко оплело меня змеиными кольцами: мне не освободиться от них, и пусть я умру, не выполнив обязательства, - бессмертная тварь не выпустит из своих объятий никого из моих потомков до тех пор, пока не исполнится предначертание. Не по собственной воле им предстоит узнать эту тайну, и не в их силах избегнуть ее ужасающего финала. В неведомые и пустынные земли да отправится ищущий, чтобы воздвигнуть стены для подземных хранителей.

Здесь покоится ключ, который открывает замок. По воле Древних, населяющих проклятый город Энго, моему роду предстоит запечатать этим ключом вход, который ведет в пещеру, где дремлет Тот, Кто Будет Разбужен. Да помогут лорды Иаддита тому, кто замкнет, и тому, кто распечатает этот замок".

Таким было послание, содержание которого показалось мне удивительно знакомым. Сейчас, когда я пишу эти строки, ключ лежит на столе передо мной. Со смешанным чувством страха и непонятного восторга я пытаюсь подобрать слова, чтобы описать его. Как и замок, он отлит из того же неизвестного металла зеленоватого цвета; оттенок его вернее всего сравнить с позеленевшей от времени медью. Чужеродный и непривычный вид бородки не оставляет сомнений относительно замка, который открывает этот ключ. Сама его форма определенно указывает на то, что его создавали не для человеческих рук. На ощупь металл кажется тепловатым; где-то внутри пульсирует странная, чуждая жизнь, однако биения эти слишком слабы, чтобы быть уверенным в их существовании.

На потемневшей поверхности выгравированы истершиеся от времени символы, изучению которых я посвятил последние дни. Отчетливо проглядывает лишь начало фразы: "Мое мщение таится..." Роковая необратимость чувствуется в легкости, с которой я обнаружил ключ. Завтрашней ночью наступает потусторонний Шаббат. Но странно, среди зловещих знамений, отмечающих его приближение, я все более терзаюсь догадками о происхождении имени Слейта. Чем вызван мой ужас перед его родством с проклятым родом Ван дер Хейлов?

Вальпургиева ночь, 30 апреля.

Час пробил. Проснувшись сегодня ночью, я заметил, что от ключа исходит зеленоватое свечение - столь же болезненного оттенка, что и прозелень в глазах и лицах здешних портретов. В воздухе носится чей-то скрипучий шепот, напоминающий шипящий посвист ветра среди каменных громад кромлеха. Пришедший из глубин космического эфира голос произносит: "Час пробил". Это знамение, и я прогоняю бесплодные страхи. Разве не в моей власти Молитвы Смерти и Семь Печатей Воплощений? Их мощь намного превосходит все, до сих пор порожденное эфиром. Я больше не колеблюсь.

Небо тяжелое, как перед надвигающейся грозой - более свирепой, чем та, что преследовала меня в день прибытия, почти две недели назад. Со стороны деревни, лежащей меньше чем в миле от дома, доносятся возбужденные голоса, выкрики. Все, как я и предполагал, несчастные идиоты посвящены в тайну и намерены служить Шаббат на холме.

Тени, скользящие по дому, уплотнились. В темноте небо испускает собственное зеленоватое мерцание. Я еще не заглядывал в подвал. Благоразумнее отложить его посещение, иначе шорохи и бормотание лишат меня присутствия духа, и я не решусь отомкнуть дверь.

Что таится за ней и что предстоит сделать - об этом можно только догадываться. Свершится ли предначертанное под сводами дома, или придется спускаться в туннель - к ночному сердцу нашей планеты? Многое до сих пор остается неясным: возможно, я просто не желаю понимать, почему эти жуткие стены кажутся мне такими знакомыми. Например, провал, уходящий вглубь, за панелью в запертой комнате. Мне кажется, что я знаю, почему северный флигель вытянут к холму.

6 часов вечера.

Через окна, выходящие на север, я наблюдаю группу местных жителей, столпившихся на вершине холма. Не обращая внимания на грозу, они копают возле валуна в центре кромлеха. Похоже, что они пытаются расширить отверстие, которое я принял за пересохший родник. Зачем? Сколько столетий эти несчастные помогают отправлять древний Шаббат? Ключ зловеще мерцает - это уже не плод моего воображения. Что произойдет, если я не воспользуюсь им?

Новое открытие сильно тревожит меня. Чтобы успокоиться, просматривал старинные фолианты на стеллажах библиотеки и наткнулся на полную форму имени, столь жестоко терзающего мой мозг: "Тринтия, жена Адриана Слейта". Имя Адриан подводит меня к самому краю воспоминаний.

Полночь.

Подземный ужас вырвался на свободу. За окнами бушует свирепая буря: в склон холма трижды ударяла молния, однако уродливые кретины, столпившиеся возле менгира кромлеха, не покидают вершину. Непрерывные вспышки отчетливо освещают их неподвижные фигуры. Огромные валуны угрожающе нацелились в темные тучи; мрачное зеленоватое свечение указывает их местоположение даже в отсутствие молний. Раскаты грома просто оглушающи, и каждому вторит ужасающий грохот, доносящийся из не поддающегося определению направления. Пока я пишу, фигурки на холме оживают: слышны завывания, пение и выкрики до неузнаваемости искаженного ритуала Древних. С неба потоками обрушивается ливень, однако они в дьявольском экстазе скачут между камней и вопят: