Юрий Нестеренко - Самая долгая ночь в году

Андрей попытался ползти к противоположной обочине. Асфальт ободрал ему локоть через дыру в пиджаке и рубашке. Головная боль охватила уже лоб и затылок, откуда-то изнутри волнами накатывала дурнота. Сулакшин закрыл глаза и повалился на асфальт.

«Эй, эй! Разлегся! Ты покамест не в Силикатах. Поднимайся и ползи вперед.»

«Не могу», — ответил Андрей, не открывая глаз.

«Можешь. Просто не хочешь.»

«Сил совсем нет. У меня, наверное, температура.»

«Если не будешь шевелиться, у тебя скоро будет температура минус десять. Ползи.»

«Дай мне немного отдохнуть.»

«Знаем мы эти отмазки. Ты сейчас уснешь и уже не проснешься. Ползи. Ну? Ни за что не поверю, что ты не можешь просто передвинуть вперед левую руку. Это пустяковое усилие. Вот так. А теперь напряги бицепс. Помогай себе правой рукой, отталкивайся! Вот видишь, а говоришь — не можешь. Теперь правую руку вперед…»

Кое-как, продирая новые дыры в одежде и ссадины на коже, Андрей добрался до обочины.

«Все, теперь ты уже не на асфальте. Теперь будет легче. Не останавливайся. Отдыхать будешь потом.»

Теперь эпизодическими были уже не моменты забытья, а моменты прояснения сознания. Несколько раз Андрей приходил в себя, обнаружив, что сползает в канаву или, напротив, вновь обдирает локти об асфальт. В ушах монотонно пищало, словно кто-то забыл выключить телевизор, когда кончились передачи. Перед глазами плавали пятна преимущественно темно-красных оттенков. Этюд в багровых тонах… штанах… малиновые штаны — два раза «Ку!»… Элементарно, Ватсон! Ватсон, Ватсон, ты могуч, ты гоняешь стаи туч… Есть ли у вас план, мистер Фикс? Пошел отсюда, наркоман проклятый… Почему так холодно? Кажется, ему снится, что он ползет по снегу… «Не снится! Нельзя спать!» — прорвалось откуда-то издалека, из другого мира. А почему нельзя? Почему, собственно, благородному дону… Бум!

Он ударился лбом. Даже не ударился, просто ткнулся — слишком маленькой была его скорость. Какая-то железная хреновина торчит из снега. Высокая и тонкая железная хреновина. Какой идиот поставил ее на дороге. Наверное, это лыжная палка. Он где-то оставил свои лыжи, ему было лень ехать с ними в транспорте, и он оставил их в углу прихожей напротив трех женских шуб. Надо вернуться… вернуться за лыжами, потому что теперь у него есть палка…

«Ты очнешься или нет?! — наконец, докричался до него Юрий. — Какие, к черту, лыжи, какая палка?! Это не палка, это дорожный знак!»

А… Ну знак так знак. Знак-знак. Знак-так-так. Он пополз мимо.

«Посмотри на него!»

Зачем?

«Посмотри!»

Он попытался поднять голову. Нет, слишком высоко.

«Отползи подальше и посмотри!»

Вот привязался. Ну ладно. Леее…ввв…ой… Прааа…ввв…ой… Шея совсем задеревенела, а приходится задирать голову… Что-то написано. (Буквы плавали и двоились в слезящихся глазах, и вокруг кружились черные мошки.) Си-ли-ка-ты.

Силикаты!

Сознание вновь вернулось к нему. Он добрался, он дополз! Теперь остались считанные метры. От шоссе идет совсем короткая дорога, переходящая в главную улицу поселка. Вот, вот видны впереди ворота…

Ворота? А как он их откроет?

Андрея охватили ужас и злость одновременно. Неужели ему суждено погибнуть в нескольких метрах от спасения только потому, что он не может встать на ноги и отодвинуть засов?!

Свежевыработанный адреналин придал ему сил. Расстояние до ворот он преодолел на удивление быстро — с точки зрения его нынешнего способа передвижения, конечно. Его усилия были вознаграждены — в воротах, запертых для автотранспорта, была незапертая калитка для пешеходов. Андрей оттянул за низ железную дверцу и прополз внутрь.

Он лежал на главной улице поселка. Цель была достигнута. И только тут он обратил внимание на то обстоятельство, что ни в одном из домов нет света.

«Конечно, ведь уже, наверное, почти утро, — подумал Андрей. — Даже те, кто праздновал, легли спать.»

— Помогите! — попытался крикнуть он. Голос прозвучал слабо и хрипло, и тут же его скрутил затяжной и мучительный приступ кашля, раздиравшего горло и грудь. Когда кашель, наконец, отпустил его, Андрей снова пополз вперед, вновь и вновь напрягая саднящее горло. Но нигде не зажглось окно, не отодвинулась занавеска, не скрипнула дверь.

Андрей оглядывался по сторонам, отыскивая признаки жизни. Улица была расчищена, однако по сторонам ее лежал снег. Ровный снег, тронутый разве что птичьими следами — но ни одного отпечатка человеческих ног не вело к запертым калиткам. Точно так же не было и следов шин у широких ворот, предназначенных для автомобилей. Андрей заглядывал на участки сквозь проволочную сетку и между досками оград. Снег, повсюду глубокий нетронутый снег, закрытые ставни, тяжелые висячие замки на дверях сараев…

Он прополз Силикаты из конца в конец. Поселок был пуст.

«Что ж, этого можно было ожидать, — спокойно сказал Юрий. — Силикаты — дачный поселок. На дачах обычно живут летом.»

«И ты знал об этом с самого начала!»

«Конечно, знал.»

«Почему же не сказал?!»

«Потому что тогда бы ты пополз на станцию и замерз в лесу. Это без вариантов, ты и сюда-то чудом добрался, а там пришлось бы все время ползти по заснеженной тропе. А здесь все-таки был шанс. Есть любители праздновать Новый год за городом, кому как ни тебе это знать. Кроме того, здесь мог быть сторож — по нынешним временам небезопасно оставлять дачи на зиму без присмотра.»

И сторож действительно был! Более того, в эту ночь он честно исполнил свою обязанность, в половине двенадцатого обойдя с фонарем и ружьем вверенный ему поселок. Заходить на участки ему не было надобности — как и Андрей, он видел по нетронутому снегу, что никакие неподобающие личности не забрались отмечать Новый год на чужой даче. После чего сторож вернулся в свою сторожку за водонапорной башней (куда Андрей в темноте не догадался заглянуть) и, приняв на грудь положенное по случаю праздника число грамм и посмотрев некоторое время телевизор, завалился спать почти до полудня. Криков Андрея он, разумеется, не слышал.

«И что теперь?» — поинтересовался Сулакшин с равнодушием обреченного.

«В общем-то, положение весьма скверное. Здесь все дома заперты. До станции пять с лишним километров — больше, чем то расстояние, которое ты уже прополз. Твой последний шанс — что какая-нибудь машина все же подберет тебя на шоссе. Шанс, как ты мог убедиться, невелик, но это все, что у тебя есть.»

Андрей приподнял голову и вновь уронил ее на руки. В черепе словно плескалось густое горячее варево, тяжело бившееся о стенки. Боль пульсировала в висках, лбу, глазах, затылке, наполняла мышцы, ломала и вытягивала кости и суставы, жгла ободранную и обмороженную кожу… Вместе с тем с ощущением тяжести соседствовало дурманящее ощущение легкости и пустоты, характерное для высокой температуры. Отступившая было багровая пелена забытья возвращалась, делая все проблемы внешнего мира далекими и нереальными. Реальной оставалась только боль, но Андрей чувствовал, что и она скоро утихнет, и тянулся навстречу забытью.