Евгений Щукин - Тропинкой человека

Подъехала «скорая». Из машины выбрались несколько человек. Громко, на всю округу, хлопнули дверцами. Вошли в здание.

Пригнувшись, я пробежал вдоль металлического ограждения, отмечающего территорию больницы. Обогнул его и, вздохнув полной грудью, зашагал к остановке.

Из предосторожности я решил преодолеть некоторое расстояние пешком: стражи правопорядка наверняка спросят водителей маршруток, не садился ли кто-нибудь — «вот с такой внешностью» — возле больницы, что рядом со «Школой милиции».

Хо! Так я, получается, устроил ограбление под самым их носом!.. Рейды по больницам больше делать нельзя. В маршрутку, даже на «Поворотной», садиться опасно. Остается воспользоваться троллейбусом или автобусом. Там, правда, будет тесновато. Но ведь и я сыт.

…Троллейбус подошел к остановке раньше маршруток. Усмотрев в этом неординарном явлении указание судьбы, я с легким сердцем загрузился в салон и, примостив коробку на колени, повернулся к окну. Доеду до цирка, а там — пересяду.

Зашипело, потом створки дверей со скрежетом сошлись, троллейбус нервно дернулся и, набирая скорость, покатил дальше.

При каждом выдохе выбрасывая в пространство облачко пара, рядом опустился грузный мужчина; кряхтя, заерзал по скрипящему сиденью, утраиваясь поудобнее.

Потом — я кожей чувствовал его взгляд — покосился в мою сторону.

— Эй, парень, — плечо толкнула широкая ладонь, — ты живой там?

Я вопросительно взглянул на докучливого гражданина.

— Живой! — обрадовался тот. — А я гляжу: ты вроде как и не дышишь! Сидишь там, скукожился, живой — не живой — не понятно.

— Почему не живой?

— Так дыхания-то нет. Вот у меня — гляди, — он шумно выдохнул в мое лицо. — Видал?!

— Видал, — процедил я, отворачиваясь.

— Во-от. А у тебя, гляжу, пар изо рта не идет. Я и решил, что ты… того!

— Газировки холодной напился, — буркнул я, глядя в окно. — Вы сейчас выходите?

— Нет, а что? Ты выходить будешь? Жа-аль. А я-то решил: поболтаем…

Я встал, решительно протискиваясь к выходу.

Ну их в баню, таких попутчиков.

Глава 4

Домой я добрался только к одиннадцати.

— Где был? — поинтересовался отец.

— До Гарика ездил, — я поставил коробку на пол. — Лекции взял переписать. Ну, и поболтали немного.

— Лекции? — папа недовольно покосился на коробку. — Это сколько ж ты прогулял?

— Я вытащил три тетради.

— Вот. Все сегодняшние. Тут у меня кровь просто…

— Какая кровь?? — оторопел отец.

— Вот, — поднятый моей рукой, на свет появился один из пакетов. — Гарик передал для завтрашнего семинара.

— А откуда это у Гарика? — подозрительность отца не знала границ.

— Виктор Михайлович дал. Они сегодня не успели немного, Виктор Михайлович и раздал все до завтра. А Гарику неохота тащить обратно; он и спихнул коробку мне: у нас все равно завтра занятие по этой теме.

— Почему ваш преподаватель выдает образцы на руки? Он должен был забрать их с собой.

— А я знаю?

Батя поискал, к чему бы еще придраться — не нашел. Пошевелил скулами и, еще раз смерив коробку хмурым взглядом, пошел спать.

Как только утих скрип половиц, я начал разгружать коробку, перемещая ее содержимое в холодильник: кровь, как ни крути, надо хранить в прохладном месте. Осталось разобраться, куда именно. Если просто положить ее на полку — будет бросаться в глаза. Гораздо неприметней позиция у задней стенки морозильной камеры. Для этого нужно было вытащить оттуда полиэтиленовый мешочек с курицей.

Шурша намерзшими на мешочек льдинками, я извлек его из холодильника и… задумчиво почесал оной курицей затылок. Допустим, я положу на освободившееся место кровь. Она превратится в единый кусок льда…

Морозилка исключалась.

Пару пакетов я замаскировал в поддоне. Остальные — положил на нижнюю полку.

Теперь можно заняться тетрадями.

Свет в моей комнате горел долго. Переписывая лекции, тихо скрипя ручкой, я меланхолично размышлял, есть ли в этом смысл? Зачем корпеть над строчками, если посещать ВУЗ мне уже не удастся?

Опять же, почему не удастся? Начнем с того, что я не превратился в вурдалака, бегающего с высунутыми клыками по улице. Я, между прочим, вполне нормальный человек, с совершенно адекватными поступками: вон, до сих пор никто ничего не заподозрил. Может, и нет со мной ничего? Может, переболею так пару дней, потом все пройдет: сон нормализуется, есть буду не что попало, а то, что мама готовит?

Короче, я все переписал. Кроме того, принял решение пойти на дистант, и вообще — все сдавать в письменной форме. Товарищи по курсу помогут.

Внутреннее сомнение что-то пыталось жалобно возразить, но, спасовав перед альянсом воли и желания сохранить смысл жизни, отступило, забившись в самые дальние уголки сознания. Потом я выдавил его и оттуда.

Чтобы отвлечься, я решил посмотреть фотографии. Присел на корточки, открыл протестующе взвизгнувшую дверцу тумбочки. Вытащил серый бумажный пакет, откуда с шелестом вывалились на пол черно-белые фотографии. Задержавшись на них взглядом, я протянул руку за толстенным фотоальбомом с яркими цветами на обложке.

Снимков было много: старые фотографии сменялись цветными, иногда мелькали карточки «Палароида», — мне было все равно, что и в каком порядке смотреть.

На одной из фотокарточек мой взгляд задержался. Ничего особенного, просто маленький пикничок на природе: две семьи выехали на речку отдохнуть: позагорать, половить рыбки, ну и, как водится, угоститься шашлычком. Вторым с левого края сидел я и, вцепившись в Надькин шампур, весело скалился в объектив.

Другой снимок запечатлел меня у елки, рядом с Дедом Морозом, протягивающим конфету. Мне было, кажется, лет десять. Наверное, сладкий приз был наградой за рассказанный стишок. А, может, конфета — это поощрение за костюм ковбоя, в котором я пришел.

Перебирая фотографии, я исподволь, пытаясь обмануть сам себя, сравнивал себя теперешнего с тем, каким я был на снимках. Сравнивал — и раз за разом приходил к выводу: да нет, все нормально, не стоит тревожиться. Но тревога не уходила, грызла-тянула, тревога оставалась.

Потом, когда фотографии кончились, я включил телевизор. Ничего особенного: какая-то муть про третий глаз, карму и Юпитер. Телепророчица вещала с таким важным видом, что поневоле закрадывалось сомнение: может, она и впрямь соображает в том, про что говорит? Любой нормальный человек сам будет стремиться, чтобы его поняли другие люди, и чем больше их будет — тем лучше. Вон в Библии как просто сказано: «не убий», «не укради» и т. д. Одно плохо: забыли разъяснить: речь только про людей или эти правила относятся ко всему живому? Если я у Гарика дома зайду на кухню и возьму без спросу пряник, это — кража? А если сломаю ветку дерева, это — грех?