Уолтер Миллер - Да будет Человек (Fiat Homo) (Песнь для Лейбовица, Часть 1)

Очевидно, комната, в которую он спустился, была только вестибюлем. Но что бы ни находилось за "внутренним люком", оно было завалено несколькими тоннами камней. "Среда" действительно была "герметизирована", если только здесь не имелось другого выхода.

Спустившись с груды камней и удостоверившись, что в вестибюле не таилось никакой опасности, послушник осторожно обследовал металлическую дверь при свете факела. Под трафаретными буквами "Внутренний люк" виднелась покрытая ржавчиной надпись помельче: "Предупреждение. Не герметизировать люк до тех пор, пока весь личный состав не окажется внутри, а также пока не осуществлена полностью и в установленном порядке система мер безопасности, предусмотренная "Технической инструкцией СД-ВИ-83-А". После герметизации воздух внутри убежища будет сжат до уровня на 2,0 Па, превышающего барометрический уровень окружающей среды, чтобы минимизировать внутреннюю диффузию. После герметизации люк автоматически открывается сервомониторной системой лишь в случае наличия одного из следующих условий: 1) уровень радиоактивности внешней среды опустился ниже допустимого; 2) отказала система очистки воды и воздуха; 3) иссяк запас продовольствия; 4) отказал внутренний источник питания. Более подробные инструкции см. в СД-ВИ-83А".

Это "Предупреждение" немного смутило брата Френсиса, но он надеялся избежать опасности, вовсе не прикасаясь к двери. С таинственными изобретениями древних лучше было не шутить - это могли подтвердить своим последним вздохом многие незадачливые любители покопаться в развалинах.

Брат Френсис заметил, что обломки, пролежавшие несколько веков под землей, были темнее по цвету и грубее на ощупь, чем те, которые жарились на солнце и обдувались песчаными ветрами до сегодняшнего дня. При взгляде на камни было понятно, что "Внутренний люк" засыпан не сегодня - обвал произошел очень давно, даже раньше, чем построили монастырь Лейбовица.

Если в "герметичной среде" и таилась Радиация, то демон этот не открывал "внутреннего люка" со времен Огненного Потопа, еще до Опрощения. И если Радиация находилась за железной дверью так долго, то не было оснований, сказал себе Френсис, бояться, что она выскочит оттуда до Христова Воскресения.

Факел начал гаснуть. Френсис нашел отбитую ножку от стула и зажег ее от слабеющего пламени; потом собрал обломки разбитой мебели и соорудил из них основательный костер, не переставая размышлять, что могут означать эти древние слова - "радиационное убежище".

Врат Френсис прекрасно понимал, что его владение древним английским еще далеко от совершенства. Его самым слабым местом всегда было то, как в этом языке соотносятся определение и определяемое. И в латинском, как в большинстве простых местных наречий, и даже в английском словосочетание "молодой раб" было равно по значению словосочетанию "раб-юноша". Но на этом сходство кончалось. Послушник наконец усвоил, что "домашняя кошка" вовсе не означает "дом для кошки". Но что подразумевалось под словами "радиационное убежище" - "убежище для радиации"?

Брат Френсис потряс головой. В "Предупреждении" на "внутреннем люке" упоминалось о воде, пище и воздухе; а они, конечно же, не были самыми необходимыми вещами для демонов преисподней. Временами послушнику казалось, что древний английский сложнее, чем введение в ангелологию или даже теологические исчисления святого Лесли.

Он разложил костер на склоне каменной осыпи, откуда пламя ярко освещало все закоулки помещения. Потом юноша пошел посмотреть, не осталось ли чего-нибудь, не засыпанного обломками. Развалины наверху совершенно обезличились благодаря стараниям целых поколений мародеров; а к этим подземным руинам, казалось, не притрагивалась ни одна рука, кроме зловещей длани некоего безликого бедствия. Чудилось, что здесь остановилось время. В темном углу на камнях лежал череп, в его оскале оставался золотой зуб - бесспорное доказательство, что сюда не вторгались бродяги. Золотой резец мерцал в отсветах пламени.

Врат Френсис не раз наталкивался в пустыне возле какого-нибудь высохшего русла на небольшую кучку человеческих костей, тщательно обглоданных и выбеленных на солнце. Он не был особенно брезглив - ну кости и кости. Поэтому не испугался, когда заметил в углу череп. Но мерцание золота в этом оскале неумолимо притягивало его взгляд, когда юноша взламывал дверцы (запертые или заклиненные) ржавых шкафов и вытаскивал ящики (тоже заклиненные) из покореженного металлического стола. Этот стол мог оказаться бесценной находкой, если бы в нем обнаружились документы или одна-две книги, уцелевшие после гневных костров Эпохи Опрощения. Пока Френсис старался открыть ящики, костер почти потух; юноше почудилось, что череп начал светиться своим собственным сиянием. Подобное явление не было чем-то из ряда вон выходящим, но в этом мрачном подземелье оно действовало на нервы. Френсис бросил в костер побольше щепок и снова стал терзать ящики стола, стараясь не обращать внимания на скалящийся череп. Все еще слегка опасаясь подкрадывающейся в темноте Радиации, послушник уже достаточно пришел в себя от первого испуга, чтобы сообразить: это подземелье, а в особенности стол и шкафы, могли быть полны сокровищами той эпохи, о которой большая часть человечества постаралась забыть.

Это был благословенный дар провидения. Найти осколок прошлого, который избежал и огня и нашествия грабителей, было редкой удачей в эти дни. К этому, однако, всегда примешивалась доля риска. Бывало, монастырский землекоп, падкий до древних сокровищ, вылезет из дыры в земле, победно потрясая каким-нибудь странным цилиндрическим предметом, а потом, желая почистить или определить его назначение, нажмет не ту кнопку или повернет не ту ручку и таким образом окончит земной путь без последнего причастия.

Всего восемьдесят лет назад преподобный Бодуллус с нескрываемым восторгом написал настоятелю, что его небольшая экспедиция обнаружила остатки, по его собственным словам, "межконтинентальной пусковой площадки даже с несколькими потрясающими цистернами". Никто в аббатстве не понял, что имел в виду под "межконтинентальной пусковой площадкой" преподобный Бодуллус, но тогдашний отец настоятель строго-настрого повелел монастырским любителям древности под страхом отлучения отныне обходить стороной подобные "площадки". После того письма уже никто никогда не видел преподобного Бодуллуса, ни его отряд, ни его "пусковую площадку", ни деревушку, которая там находилась. Сейчас вместо той деревни ландшафт украшало живописное озеро, возникшее благодаря каким-то пастухам, которые изменили течение ручья и направили его в кратер. И в засуху их стада не страдали от жажды, а пили накопленную таким образом воду. Путешественник, пришедший из тех мест лет десять назад, рассказывал, что в том озере замечательная рыбалка, но тамошние пастухи считают рыб душами землекопов и крестьян из той деревни и отказываются удить рыбу, опасаясь "бодоллоса" гигантской зубатки, блуждающей на глубине.