Юрий Рытхэу - Анканау

Анкакымын заставил людей полюбить море, как родную мать, вскормившую и взрастившую человека, и завещал похоронить себя в морской глубине, в самом спокойном месте, где царят мрак и вечное безмолвие.

Но люди не исполнили завета морского охотника. Они схоронили Анкакымына на твёрдой земле, обложив камнями. Ещё не успело наступить утро, как тело охотника исчезло с места захоронения. Долго искали его люди по тундре — ведь не могли же его песцы сглодать вместе с костями за одну ночь! Долго искали и не нашли. Шаманы немало потрудились, разыскивая на всех небесах и потусторонних землях Анкакымына, и только весной, когда льды ушли отдыхать в далёкий северный океан и вода свободно заколыхалась у берегов Кэнинымныма, люди увидели гладкий камень, похожий на человеческую спину. Будто кто-то огромный согнулся в воде и смотрит в глубину, где машут длинные стебли морской травы. Тогда пришёл на берег шаман Енок и сказал, что это Анкакымын сошёл туда, где просил себя похоронить.

Бабка давно умерла, но в памяти девушки осталась жить легенда о сильном и красивом человеке, который любил море, как мать, вскормившую его. Эту легенду заслонили в сердцах людей другие дела и события, но Анканау всегда помнила слова бабки и её тихий неторопливый рассказ, журчащий подобно маленькому тундровому ручейку.

…Волны швыряли на берег клочковатую, как весенняя собачья шерсть, пену. Она стелилась у ног девушки, дрожала под ветром и медленно угасала.

Иногда ноги попадали на скользких медуз, давили морских звёзд, оплетались длинными стеблями водорослей.

Анканау нагибалась, рвала мыргот [Мыргот — морская капуста. ] и обрывки отправляла в рот. Обида давно растаяла, улетела вместе с ветром и теперь неслась куда-то вдоль косы Мээчкын на простор.

Девушка устала. Она отошла от прибойной черты и села на камень. Тучи неслись над ней, над огнями селения… Кого же винить в том, что не всегда сбывается задуманное?

Волна ударила где-то совсем рядом. Анканау не видела её в темноте, но ощутила упругий удар, и в лицо брызнула холодная водяная пыль. Огоньки селения заметно потускнели. Неужели она так далеко ушла? Пожалуй, пора поворачивать обратно.

Анканау выбралась на высокую галечную гряду и пошла обратно по ней. Подходя к первым домам, она вспомнила о часах. Отец сам их привёз в районный центр ещё весной, когда узнал, что дочка на круглые пятёрки закончила школу. В темноте невозможно было разглядеть крошечные стрелки, хотя, как уверяли знающие одноклассницы, они были из чистого золота. Анканау никогда не видела чистого золота и поверила на слово осведомлённым товарищам.

Возле клуба стояла непривычная тишина — радиола была выключена, но яркий свет продолжал струиться из широких окон. Анканау взглянула на стрелки при свете уличной лампочки на столбе и удивилась — было начало второго ночи.

Свет в селении выключали ровно в двенадцать ночи. Это правило нарушалось только в субботние и праздничные дни. Но что могло случиться сегодня, в обыкновенный осенний четверг? На улице никого, кроме собак, не было, и не у кого спросить.

Анканау ускорила шаги, направляясь к своему домику. Проходя мимо электростанции, она вспомнила, что сегодня здесь несёт первое дежурство Вася Гаймо.

Анканау открыла дверь и вошла в ярко освещённую комнату. Возле дизеля топтался Гаймо. Из-за шума двигателя он не слышал, как вошла девушка, и поэтому даже не оглянулся на неё. Анканау пришлось подойти к нему вплотную и тронуть за плечо.

Парень поднял на неё восторженные глаза.

— Что случилось? — спросила его в ухо Анканау.

— Посмотри на него. Как живой! — прокричал в ответ Гаймо, показывая на двигатель.

На мраморном распределительном щите дрожали стрелки. Анканау показалось, что они лукаво подмигивают ей. Сразу стало легко и весело. Обида совершенно растаяла, не оставив даже мутного осадка на сердце.

Вася Гаймо стоял перед ней как повелитель огня и с помощью жестов объяснял оборудование электростанции, кричал в ухо девушке:

— На одном валу с дизелем находится генератор электрического тока! А это распределительный щит. Вот этим рубильником я включаю клуб, а тем — уличное освещение.

Анканау подошла ближе к парню и показала ему циферблат своих часов. Гаймо вспыхнул и бросился выключать двигатель.

Медленно погасли нити электрических лампочек. Гаймо пошарил на столе и зажёг яркий аккумуляторный фонарик.

Тишина сначала нехотя пропустила шум морского прибоя, свист ветра в проводах и другие шумы ночного селения. Где-то лаяли собаки.

Послышались тяжёлые шаги. Кто-то медленно приближался к электростанции, хрустя мокрой галькой.

Анканау и Гаймо быстро переглянулись.

Распахнулась дверь. Вместе с ветром ворвался грохот волн, водяная солёная пыль. Человек громко зашуршал негнущейся плащ-палаткой, и острые сердитые глаза сверкнули из-под надвинутого на лоб капюшона. Это был председатель Василий Иванович Каанто.

— Что здесь происходит? — громко спросил он.

— Выключаем электростанцию, — ответил Гаймо.

— Вдвоём? Почему здесь посторонний?

— Василий Иванович, вы знаете меня, — сказала Анканау и выступила вперёд, на освещённый электрическим фонарём круг, — помните?

— В данную минуту вы посторонняя! — твёрдо сказал Каанто и сделал рукой движение, как будто поставил печать на важную бумагу.

— А тебе, парень, — повернулся он к Гаймо, — на первое время выговор. Электростанция — это не игрушка, которую дают подержать капризной девочке. Током может и ударить и убить!

— Я сдавал технику безопасности, — возразил Гаймо.

Не надо было ему говорить таких слов.

— Вот как! — вдруг разгневался Каанто и скинул капюшон. Он сразу стал меньше ростом, брезентовый плащ висел на нём мешком. — За возражение начальству снимаю тебя с электростанции! Техника безопасности!

Губы у парня задрожали, он не мог вымолвить ни слова, боясь тут же расплакаться. Он молча вытирал руки куском ветоши и топтался рядом с дизелем, от которого ещё дышало теплом.

— Вы не имеете права! — заступилась за парня Анканау. — Разве можно так разговаривать с человеком?

— Кто тут говорит о человеке? — удивлённо поднял редкие брови Каанто. — Эта девочка? Опять она здесь? Марш домой!

— А вот не пойду!

— Ну, ну, — промычал председатель и миролюбиво предложил: — Давай помиримся. Идите по домам, а правление разберётся. А всё же скажу вам: электростанция не игрушка, а горючее стоит больших денег.

В темноте Анканау бежала домой, не разбирая дороги. Какая-то собака сорвалась за ней и гналась, пока не наткнулась на другую собаку и не ввязалась в драку. Разбуженные собаки подняли отчаянный вой. Они заглушали шум ветра. Иногда их голоса затихали, но вдруг, будто опомнившись, какая-нибудь затягивала протяжный, полный безысходной тоски вой и тянула его, пока на подмогу не поднимался мощный хор всех упряжек Кэнинымныма.