Грэхэм Мастертон - Пария

Мистер Бедфорд положил мне руку на плечо - не так, будто хотел придать мне уверенности, а скорее так, будто сам должен был на что-то опереться.

- Миссис Бедфорд будет очень благодарна за ожерелье, - заявил он.

3

Перед ленчем я выбрался на одинокую прогулку по салемскому парку "Любимые девушки". Было холодно. Я поднял воротник плаща, а из моего рта вылетал пар. Голые деревья застыли в немом ужасе перед зимой, как ведьмы Салема, а трава была серебряной от росы. Я дошел до эстрады, покрытой полукруглым куполом, и сел на каменные ступени. Неподалеку на лужайке играли двое детей; они бегали, кувыркались, оставляя на траве зеленый запутанный след. Двое детей, которые могли бы быть нашими: Натаниэль, мальчик, умерший в лоне матери, - как же еще иначе назвать неродившегося сына? - и Джессика, девочка, которая так и не была зачата.

Я все еще сидел на ступенях, когда подошла пожилая женщина в потертом подпоясанном плаще и бесформенной вельветовой шляпке. Она несла раздутую сумку и красный зонтик, который по непонятным причинам раскрыла и поставила у ступеней. Она села примерно в паре футов от меня, хотя места было предостаточно.

- Ну, наконец, - проворковала она, раскрывая коричневый бумажный пакет и вынимая из него сандвич с колбасой.

Украдкой я присматривался к пожилой даме. Она, наверно, не была так стара, как мне вначале казалось, ей было самое большее пятьдесят, может быть пятьдесят пять. Но она была так бедно одета, а ее седые волосы настолько неухоженны, что я принял ее за семидесятилетнюю бабку. Она начала есть сэндвич так изысканно и с таким вкусом, что я не мог оторвать от нее глаз.

Мы так сидели почти двадцать минут на ступенях эстрады в Салеме в то холодное мартовское утро. Пожилая дама ела сэндвич, я наблюдал за ней краем глаза, а люди шли мимо нас, разбредаясь по расходящимся от эстрады веером тропинкам. Некоторые прогуливались, другие спешили куда-то по делам, но все мерзли, и всех сопровождали облачка пара, выходящего изо рта.

В 11:55 я решил, что пора идти. Но прежде чем уйти, я сунул руку в карман плаща, вытащил четыре монеты в четверть доллара и протянул их женщине.

- Пожалуйста, - сказал я. - Возьмите их, хорошо?

Она посмотрела на деньги, а затем подняла взгляд на меня.

- И вы не боитесь давать серебро ведьме? - улыбнулась она.

- А разве вы - ведьма? - спросил я не совсем серьезно.

- Разве я не похожа на ведьму?

- Сам не знаю, - с улыбкой ответил я. - Я еще никогда не встречал ведьм. По-моему, ведьмы должны летать на метле и носить на плече черного кота.

- О, обычные предрассудки, - ответила пожилая дама. - Ну что ж, принимаю ваши деньги, если вы не опасаетесь последствий.

- Каких последствий?

- Для человека в вашем положении всегда возможны последствия.

- В каком это положении?

Пожилая дама порылась в сумке, вытащила яблоко и вытерла его о полу плаща.

- Вы же одиноки, правда? - спросила она и откусила от яблока единственным зубом, как белочка из мультфильма Диснея. - Вы одиноки с недавнего времени, но все же одиноки.

- Возможно, - уклончиво ответил я. У меня появилось чувство, что этот разговор полон подтекста, словно мы встретились с ней в "Любимых девушках" с определенной целью, и что люди, проходящие мимо нас по тропинкам, напоминают шахматные фигуры. Анонимные, но передвигающиеся по строго определенным маршрутам.

- Что ж, вам лучше знать, - заявила женщина. Она откусила очередной кусок яблока. - Но мне кажется, что это так, а я редко ошибаюсь. Некоторые утверждают, что у меня есть мистический дар. Однако эти утверждения не мешают мне, - особенно здесь, в Салеме. Салем - хорошее место для ведьм, лучшее во всей стране. Хотя, может, и не лучшее для одиноких людей.

- Что вы хотите сказать? - спросил я.

Она посмотрела на меня. Глаза у нее были голубые и удивительно прозрачные, а на лбу - блестящий, слегка покрасневший шрам в виде стрелы или перевернутого вверх тормашками креста.

- Я хотела сказать, что каждый должен когда-то умереть, - ответила она. - Но важно не то, когда человек умирает; важно лишь где он умирает. Существуют определенные сферы влияний, и иногда люди умирают вне их, а иногда внутри.

- Извините, но я все еще не совсем вас понимаю.

- Предположим, вы умрете в Салеме, - она улыбнулась. - Салем - это сердце, голова, живот и внутренности. Салем - это ведьмин котел. Как вы думаете, почему именно здесь начались процессы над ведьмами? И почему они так неожиданно прекратились? Вы когда-нибудь видели, чтобы люди так быстро приходили в себя? А вот я - нет. Никогда. Появилось влияние, а потом исчезло, но бывают места, в которых, по-моему, оно не исчезало никогда. Как посмотреть.

- А от чего оно зависит? - Все это меня заинтересовало.

Она улыбнулась снова и подмигнула.

- От многих вещей. - Она подняла лицо к небу. На шее у нее было что-то вроде ожерелья из сплетенных волос, скрепленных кусочками серебра и бирюзы. - От погоды, от цен на гусиный жир. От многого.

Неожиданно я почувствовал себя типичным туристом. Я сидел здесь и позволял какой-то полусвихнувшаяся бабе кормить меня сказочками о ведьмах и о "сферах влияний" и вдобавок воспринимал это серьезно. Наверняка через секунду мне предложат погадать за соответствующую плату. В Салеме, где местная Торговая Палата заботливо эксплуатирует процессы ведьм 1692 года как главную приманку для туристов ("Делаем на заказ любые наговоры", уверяют плакаты), даже нищие используют колдовство в качестве средства для рекламы.

- Извините, - сказал я. - Желаю вам приятного дня.

- Вы уходите?

- Ухожу. Было приятно с вами поговорить. Все это очень интересно.

- Интересно, но не очень правдоподобно, так?

- О, я вам верю, - уверил я ее. - Все зависит от погоды и от цен на гусиный жир. Кстати, а почем нынче гусиный жир?

Она словно не услышала мой вопрос и встала, отряхивая крошки с поношенного плаща жилистой старческой ладонью.

- Вы думаете, я попрошайка? - резко спросила она. - Думаете, дело в этом? Вы думаете, что я - нищая попрошайка?

- Совсем нет. Просто мне уже пора.

Какой-то прохожий задержался рядом с нами, как будто чувствуя, что дело идет к ссоре. Потом остановились еще двое - мужчина и женщина, ее кудрявые волосы, освещенные зимним солнцем, создавали вокруг головы удивительный светящийся ореол.

- Я скажу вам две вещи, - заявило ископаемое дрожащим голосом. - Я не должна вам этого говорить, но я скажу. Вы сами решите, предупреждение ли это или просто обычный вздор. Никто не может вам помочь, поскольку на этом свете мы никогда не получаем помощи.

Я не ответил, а только недоверчиво посматривал на нее, пытаясь угадать, кто она: обычная сумасшедшая или необычная попрошайка.