Абрам Палей - Себе навстречу

Неужели перелом?

В покое нога не болит. Однако чуть малейшее движение...

Узел с вещами сильно мешал в таком неудобном положении. Пришлось опять отвязать его и положить рядом.

Какое нелепое, беспомощное состояние!

Преодолеть боль, подняться. Но ведь идти он не сможет.

В такой невольной неподвижности пролежал весь день.

Ночь почти не спал: тревожила мысль, как же быть дальше?

Рассвет, солнце, щебет наполнили бодростью. Боль? Пока лежал, она молчала. Двинулся - остро резнула. Так что же!

Надо преодолеть.

Попробовал.

Нет, невозможно!

Что делать?

Так он лежал, прикованный к земле не ощущаемой, но подстерегающей, готовой мгновенно разразиться болью.

Непроизвольное легкое движение. Отчаянная боль! Идти невозможно.

Эта мука одиночества! Никто его не слышит, никто не знает, что с ним, некому помочь!

Отвлекли голод и жажда. В первую очередь - жажда.

Страшась малейшего движения, стал дотягиваться руками до листьев травы, слизывать обильную росу. Спешил: не то солнце раньше выпьет.

Потом жевал сочные листья. Жевал и выплевывал мякоть.

Кажется, жажда утолена. По крайней мере частично. Тем сильнее почувствовался голод.

Тут ему повезло. Птицы подходили к нему, садились на него. Он выбрал более крупную. На этот раз был крайне осторожен: если ускользнет, плохо будет.

Удалось. Не двигаясь с места ощипал, выпотрошил. Так невкусно, неаппетитно - и в то же время непроходящее ощущение голода. Другие птицы сперва с любопытством смотрели, не понимая, что происходит. Потом в ужасе разлетелись, тревожно хлопая крыльями.

Раньше он считал свое положение ужасным. А теперь оно, оказывается, много хуже.

На третий день лежания ему показалось, что нога при движении болит меньше. Еще через день с трудом сел, это было уже большое достижение. Осторожно подтянул ногу, стал ощупывать и осматривать колено. Преодолевая боль (теперь это было легче), попробовал сгибать. Нет, невозможно. Но похоже перелома нет. Громадный сине-багровый кровоподтек, значит, внутреннее кровоизлияние. И вероятно, ушиб надкостницы. Остатки птицы доел мелкими кусочками.

На шестой день, увязав свби вещи, он двинулся дальше, хромая и садясь отдохнуть, когда становилось невмоготу. Все же это было движение вперед, хотя и очень замедленное.

А сколько вообще придется идти?

Не думать об этом! Взять себя в руки! Идти!

Это мы считаем сутки, а Мил уже начал терять счет. Да и к чему? И они стали сливаться в неопределенное целое. Уже возник какой-то новый быт в его неведомо куда направленном походе, на очень низком уровне быт. Ходьба, отдых, сон. Охота, собирание ягод, кореньев, листьев. Он уж как-то наловчился в этом, хотя не без опаски, как бы не напасть на ядовитые.

И наверно, все-таки напал: раза два случилось сильное расстройство желудка, боли, рвота. Пришлось делать длительные остановки. С водой было легче, часто попадались ручейки, маленькие озерца. В них он порой и умывался.

Отстал от упражнений: мешала больная нога, а потом стал беречь силы для ходьбы, здесь ведь ничего нет против усталости. Ужасно и то, что невозможно менять одежду белье Ъоль в ноге постепенно ослабевала и наконец стала чувствоваться только при сильном надавливании или при переутомлении. Продвижение ускорилось.

Вдруг он остановился, пораженный.

Странное существо стояло шагах в двадцати от него Немного оно походило на человека, хотя рост заметно превышал обычный человеческий. Но не в этом была его поражающая необыкновенность.

А в чем же?

Подошел поближе.

Нет, это совсем не человек!

Существо было розоватого цвета, и трудно было понять - голое оно или это одежда на нем такая: голова очень велика непропорционально даже к крупной фигуре. Череп безволосый, шарообразный. Телескопические глаза на выдвинутых держалках. Шесть рук, непомерно длинных, с тремя пальцами на каждой, А ноги - нормальные, человеческие.

В общем можно было подумать, что существо скомпоновано из элементов человека, глубоководной рыбы и статуи Будды, что ли. Но Мил не подумал: не до того ему было.

Он сделал несколько шагов по направлению к странному существу-и отшатнулся: оно повернуло голову и уставилось на него вдруг засветившимися зрачками выпуклых глаз. Так стояли они довольно долго, разглядывая друг друга. Затем Мил, расхрабрившись, подошел еще ближе. Существо все глядело на него блестящим, неподвижным, мертвенным взором, не то безучастным, не то пристально-внимательным.

Мил подошел вплотную, инстинктивно отклоняясь от всех длинных вытянутых рук чудовища. Но оно не шевелило ими И ногами тоже. И тупой, мертвенный, хотя и яркий взгляд не менялся.

Мил притронулся к чудовищу с опаской. Но оно никак не реагировало на прикосновение. И, осязая его, Мил ощутил под рукой твердую, упругую пластмассу, а вовсе не живое тело.

Он зашел сзади, и тотчас же голова чудища повернулась, видно, на шарнирах, неотступно глядя на него блестящими телескопическими глазами. Однако туловище его оставалось неподвижным.

Итак, это отнюдь не живое существо, а имитация его. Глаза же снабжены фотоэлементом.

Так что же это - робот? Но зачем ему придана внешность живого существа, как делалось во времена первоначального увлечения роботами? Тот обычай давно ведь оставлен.

Однако робот должен иметь какое-то назначение, что-то делать. А здесь он, видимо, только следит за появлением живых существ, пристально глядит на них, и только? В общем что-то вроде чучела, какие в давние времена ставили на огородах. Но чучела хоть руками от ветра взмахивали, а это только голову поворачивает.

Так в чем же дело?

Может быть, это какой-то памятный знак, нечто вроде монумента какому-нибудь человеку или событию? Но почему он имеет такой странный вид?

Пошел дальше. Пройдя немного, оглянулся. Фигура частично была уже скрыта переплетением ветвей, но продолжала следить за ним выпуклыми сияющими глазами. Вдруг глаза потускнели: фотоэлемент перестал реагировать на отдалившегося.

На который-то день ходьбы, в самый разгар яркого и теплого полудня вдруг все резко изменилось. В чем дело? Да, стало заметно холоднее, подул знобящий ветер, зашумели, качаясь, вершины деревьев, умолкли, исчезли птицы. Подняв голову, увидел вместо чистой лазури в просветах листвы густую, почти черную тяжелую тучу.

Собиралась гроза.

Живо представил себе что произойдет: хлынут мощные потоки. Стоять или сидеть под их хлещущими ударами - совсем небольшое удовольствие. А потом, пока еще стекут ручьи, пока почва впитает влагу!

Когда же начнется гроза? Может быть, и через час (в лучшем случае), а может быть, и через минуты. Тогда он, конечно, ничего предпринять не успеет. "И все же,- сказал самому себе,- ждать пассивно не буду. Надо бороться в самых безвыходных обстоятельствах". Это было необычайно ново для него, но удивляться себе ему было некогда.